Цитаты из книги «Ночь в Лиссабоне»

безрассудна и упряма. Она ничего не знает. Не знает даже того, что мещанское прозябание – это понятие, связанное с моралью, а совсем не с географией.

ельзя иметь крова над головой, когда все время мчишься дальше. Существование эмигранта. Бытие индийского дервиша. Бытие современного человека. И знаешь, эмигрантов гораздо больше, чем думают. К их числу принадлежат иног

крайней мере лучше, чем мещанская неподвижность. Я кивнул.

исколько. Но разве ты не знаешь, что предельная неуверенность, если она не кончается смертью, может привести в конце концов к спокойствию, которое уже ничем не поколеблешь?

Чисто французский жест Елены отнюдь не свидетельствовал о том, что любовь ее стала меньше, это говорило лишь о ее женской предусмотрительности. Однажды она уже разочаровалась во мне; почему же теперь она сразу должна была поверить? Я, со своей стороны, недаром прожил во Франции несколько лет: я не стал спрашивать. Да и о чем? И какое у меня было на это право?

Мы миримся с высокопарными словами в политике, но только не в области чувства.

– Она не выбросила и не разорвала ее, а положила в ящик и могла бы опять достать и поставить, если бы захотела. Не знаю почему, но этот жест здравого смысла очаровал меня. Пять лет тому назад я бы не понял ее и устроил бы скандал.

И если перед этим я был полон спасительного чувства смерти, то теперь мне предстояло мучительное издыхание под тяжестью морали; не смерть и воскрешение, но полное и окончательное уничтожение. Женщинам ничего не нужно объяснять, с ними всегда надо действовать.

Ведь если эта, теперь даже привлекательная, идея духовного самоубийства имеет какой-то смысл, подумал я, она должна быть полной и абсолютной, должна охватить не только годы эмиграции, но и всю предшествующую жизнь – иначе вновь появилась бы угроза все той же гангрены, даже еще более застарелой.

Ночи на ничейной полосе; тоскливый ужас бытия, в котором приходилось вести отчаянную борьбу ради куска хлеба и пары часов сна; жизнь крота под землей – все это вдруг исчезло без следа на пороге моего прежнего жилища. Я потерял все – я это чувствовал, но у меня, во всяком случае, не было долгов перед прошлым. Я был свободен. Мое прежнее «я» минувших пяти лет убило себя, едва я перешел границу.