Цитаты из книг автора «Эрих Мария Ремарк»

им существом, всем, на что я способен, и единственное, что причиняло боль и пронизывало банальную, тупую муку утраты, была неспособность обладать ею полнее и глубже, чем позволяла природа. Мне хотелось покровом раскинуться над нею, хотелось иметь тысячи губ и рук, сделаться идеальным футляром, повторяющим ее форму, чтобы чувствовать ее повсюду, без каких-либо зазоров, прильнуть кожей к коже, испытывая, несмотря ни на что, первозданную боль, что можно лишь прижаться кожей к коже, а не излиться кровью в кровь, что это не единение, а только близость.

– Чтобы размышлять над смыслом жизни. Есть еще вопросы?– Есть. Почему, вдоволь поразмыслив и в конце концов набравшись ума, он тут же умирает?

Я знал одного человека, который постоянно дрожал за свою жизнь. Зато лет в восемьдесят он стал очень веселым. Эту перемену старик объяснял тем, что теперь ему придется дрожать уже недолго – ведь он болен артериосклерозом и у него уже был инфаркт. Совсем другое дело раньше, тогда ему приходилось загадывать лет на двадцать – тридцать, а то и сорок вперед, и это внушало ему такой страх, что жизнь была ему не в жизнь.

– это желание передать дальше то, чего не можешь удержать.

– Если от чего-нибудь отказываешься, то не надо это терять совсем, – говорит Георг. – Так поступают только идиоты

Но я не продам его! Я дождусь следующей! – Чего именно? – Следующей инфляции. – Ладно, – говорит Георг. – Выпьем за это. Кнопф хватает бутылку. – Держим пари? – спрашивает он. – Какое? – Что я по вкусу узнаю, откуда эта бутылка. Он вытаскивает пробку и нюхает. – Не отгадаете, это исключено, – заявляю я. – Когда водка из бочонка – может быть; известно, что вы лучший знаток во всей округе, но не когда водка бутылочная. – А на сколько мы будем держать пари? На стоимость памятника? – Мы внезапно обеднели, – отвечает Георг. – Но тремя марками рискнуть готовы. Это и в ваших интересах. – Хорошо. Дайте мне стакан. Кнопф нюхает и пробует. Потом требует, чтобы ему налили второй полный стакан,

Георг, – говорю я, – пусть дамы немного отстанут. Похоже, что те затеют с нами ссору. – Ладно. Мы уже возле Нового рынка. – Если заметишь, что они берут верх, сейчас же беги в кафе Мац, – инструктирует Лизу Георг, – спросишь там Бодо Леддерхозе и скажешь, что он нам нужен. – Затем повертывается к Ризенфельду: – Лучше сделайте вид, что не имеете никакого отношения к нам. – А ты, Рене, удирай, – наставляет Вилли свою даму. – Держись подальше, если начнется драка! Второе шествие подошло к нам вплотную. Его участники в сапогах – это же великая мечта немецкого патриота, – и все они, кроме двух, не старше восемнадцати – двадцати лет. Зато их вдвое больше, чем нас. Мы минуем друг друга. – А этого красного пса мы знаем! – вдруг кричит кто-то. Шевелюр

Он раздавал открытки кому попало; и если даже его сопровождал наблюдатель из числа патриотов пивной бочки, следя затем, чтобы оскорбительные письма попадали по адресу, и прямо указывая Роту соответствующие дома, а потом прятался, то и в этом случае время от времени все же бывали ошибки, и Рот умудрился перепутать несколько писем. Так, письмо, предназначенное Лизе, попало к викарию Бодендику. Ей предлагалось явиться в час ночи в кусты позади церкви Святой Марии, дабы вступить там в половую связь за вознаграждение в десять миллионов марок. Бодендик выследил

– Странный сегодня день, – сказал он, помедлив. – Вот уж не ожидал встретить такого, как ты. Желаю тебе успеха в жизни, сын мой. Ты меня поразил.– А вы меня нет. Вы ведь гонщик, правда?– Откуда ты знаешь?Губерт Геринг показал на почти стертый номер, который виднелся из-под грязи на радиаторе.– А ты, оказывается, еще и мыслитель! – Клерфэ сел в машину. – Может, тебя лучше заблаговременно упрятать в тюрьму, чтобы избавить человечество от нового несчастья? Когда ты станешь премьер-министром, будет уже поздно.

Я повертываюсь к Эдуарду, чтобы облить надменного повара, стряпающего сонеты, соусом моих сарказм