Цитаты из книги «Психоанализ и религия»

Мы обнаруживаем, что, согласно одной концепции, целью психоаналитического лечения является приспособление. Под ним подразумевается способность человека действовать подобно большинству людей, которые относятся к той же самой культуре. Согласно этой позиции, наличные схемы поведения, одобряемые культурой и обществом, являются критериями умственного здоровья. Эти критерии не подвергаются критической оценке, которая велась бы с точки зрения универсальных человеческих норм, – они скорее выражают социальный релятивизм, который принимает их «правильность» в качестве само собой разумеющейся и считает поведение, отклоняющееся от них, неправильным и, следовательно, нездоровым. Терапия, направленная только на социальное приспособление, может лишь сгладить невыносимые страдания невротика, понизив их до среднего уровня страданий, внутренне присущих самой практике выполнения культурных схем поведения. Согласно второй позиции, цель терапии – не столько приспособление, сколько оптимальное развитие человеческих потенций и реализация индивидуальности человека. В таком случае психоаналитик – не «советник по приспособлению», а, если использовать выражение Платона, «врачеватель души». Эта позиция основывается на той посылке, что существуют неизменные законы человеческой природы и человеческого функционирования, которые действуют в любой культуре. Эти законы нельзя нарушить, не нанеся серьезного урона личности. Если человек нарушает свою нравственную и интеллектуальную целостность, он ослабляет или даже парализует всю свою личность в целом. Он несчастлив и страдает. Если его образ жизни одобряется культурой, страдание может не быть осознанным или же человеку может казаться, будто оно обусловлено совсем иными вещами, совершенно отличными от его реальной проблемы. Но, что бы он ни думал, проблему умственного здоровья нельзя отделить от базовой человеческой проблемы, проблемы достижения целей человеческой жизни – независимости, целостности, способности любить.

Но поскольку он существо, наделенное не только разумом, но и телом, ему приходится реагировать на дихотомию своего существования не только мыслью, но и ходом самой жизни, чувствами и действиями. Он должен стремиться к опыту единства и целостности во всех сферах бытия, чтобы найти новое равновесие. Поэтому любая удовлетворительная система ориентации предполагает не только интеллектуальные составляющие, но и элементы чувств и ощущений, которые должны выполняться в действиях, относящихся ко всем областям человеческой активности. Преданность определенной цели, идее или трансцендентной человеку силе (например, Богу) является выражением этой потребности в полноте жизни.

Человек должен воспитать самого себя так, чтобы он мог принимать реальность. Если он знает, что ему не на что положиться, кроме как на свои собственные силы, он будет учиться правильно использовать их. Только свободный человек, осво

учений основателей всех великих религий Запада и Востока, состоит в том, что высшей целью жизни является забота о душе человека и раскрытие его сил любви и разума.

Наше бессознательное – то есть та часть нашей самости, которая исключена из организованного Эго, с которым мы отождествляем самих себя, содержит в себе одновременно самое низкое и самое высокое, худшее и лучшее.

Нет нужды говорить, что, если следовать логике рассуждения Юнга, следовало бы назвать безумие главным религиозным феноменом.

Только при одном условии вы могли бы на законных основаниях назвать голос своим собственным, а именно, если вы считаете свою сознательную личность частью целого, так сказать, меньшим кругом, входящим в больший. Мелкий банковский клерк, который водит друга по городу и показывает ему на здание банка со словами: «А вот мой банк», – пользуется той же привилегией»[14].

Разве мы не видели, что миллионы, движимые иррациональными страстями, могут верить в идеи, которые носят столь же галлюцинаторный и иррациональный характер, что и мысли одного единственног

Психологическое же существование субъективно лишь до тех пор, пока та или иная идея овладевает только одним индивидом, эта же идея становится объективной, когда принимается обществом путем consensus gentium[7]»[8].

При столкновении с опасными, непонятными и неподвластными ему силами внутри и вне его самого он возвращается к своему детскому опыту и вспоминает, как это было, когда он чувствовал, что его защищает отец, которого он считал наделенным высшей мудростью и силой и чью любовь и защиту он мог заслужить, подчиняясь его приказам и избегая нарушения его запретов.