Сорок первая ночь

Когда же настала сорок первая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что когда Ганим ибн Айюб достиг с сундуком своего дома, он открыл его и вынул из него девушку, и она посмотрела и увидала, что это прекрасное помещение, устланное коврами радующих цветов, и увидела также материи, увязанные в тюки, и узлы, и прочее. И она поняла, что Ганим большой купец и имеет много денег, и открыла лицо, и посмотрела на него, и вдруг видит – это красивый юноша. И, увидав его, девушка его полюбила и сказала ему: «О господин, подай нам чего-нибудь поесть». И Ганим отвечал ей: «На голове и на глазах!»^[8] А потом он пошел на рынок и купил жареного ягненка и блюдо сладостей и захватил с собой сухих плодов, на закуску, и свечей, и прихватил еще вина и то, что было необходимо из сосудов для напитков, и цветов и пришел домой со всеми этими покупками.

И когда девушка увидела его, она засмеялась и поцеловала его и обняла и принялась его ласкать, и его любовь увеличилась и обвилась вокруг его сердца. А потом они ели и пили, пока не подошла ночь.

И каждый из них полюбил другого, так как они были одних лет и одинаковой красоты. А когда наступила ночь, Ганим ибн Айюб, влюбленный, похищенный любовью, поднялся и зажег свечи и светильники, и помещение осветилось. И он принес сосуды с вином и расставил зелень и сел с ней и стал наливать и поить ее, а она наливала и поила его. И оба они играли и смеялись и произносили стихи, и радость их увеличилась, и любовь друг к другу прикасалась к ним – да будет превознесен тот, кто соединяет сердца! И они поступали так, пока не приблизилось утро. И сон победил их, и каждый из них спал в своем месте, пока не настало утро. И тогда Ганим ибн Айюб встал и вышел на рынок и купил все нужное: еду, питье, зелень, мясо и вино и прочее – и принес это в дом и сел с нею есть.

И они ели, пока не насытились, а после этого он принес вино, и они пили и играли друг с другом, пока их щеки не покраснели, а глаза не почернели. И в душе Ганима ибн Айюба появилось желание поцеловать девушку и проспать с нею, и он сказал ей: «О госпожа, разреши мне один поцелуй с твоих уст, – может быть, он охладит огонь моего сердца». – «О Ганим, – сказала она, – потерпи, пока я напьюсь и исчезну из мира, и возьми от меня поцелуй тайно, чтобы я не узнала, что ты поцеловал меня». И она поднялась на ноги и сняла часть своей одежды и осталась сидеть в тонкой рубашке и шелковом платке, и тогда страсть Ганима зашевелилась, и он спросил: «О госпожа, не разрешишь ли ты мне то, о чем я тебя просил?» – «Клянусь Аллахом, – отвечала она, – тебе это не годится, так как на перевязи моей одежды написаны тяжелые слова». И сердце Ганима ибн Айюба разбилось, и его страсть усилилась, когда желаемое стало трудно достижимым, и он произнес:

 
«Просил я ту, по ком болел,
Одним лобзаньем боль унять.
«Нет, нет, – сказала, – никогда!»
Но я ответил ей: «Да, да!»
Она: «Охотою возьми,
Законным правом и смеясь».
«Насильно?» – я спросил, она ж
Сказала: «Нет, как щедрый дар».
Не спрашивай, что было, ты!
Аллах простит тебе, и все.
О нас что хочешь думай ты, –
Любовь от мыслей злых нежней,
И нету дела мне потом,
Открыл ли это враг, иль скрыл».
 

И после этого его любовь увеличилась, и огни вспыхнули в его сердце. Вот! А она защищалась от него и говорила: «Нет тебе ко мне доступа!» И они проводили время в любви и застольной беседе, и Ганим ибн Айюб потонул в море любовного безумия, она же стала еще сильнее упорствовать и чиниться, пока не пришла ночь с ее мраком и не опустила на них полы сна.

И Ганим встал и зажег светильники и засветил свечи и обновил трапезу и зелень и, взяв ноги девушки, стал целовать их и нашел, что они подобны свежему сливочному маслу. И он потерся о них лицом и сказал: «О госпожа моя, сжалься над пленником твоей любви, убитым твоими глазами! Мое сердце было бы невредимо, если бы не ты!» После этого он немного поплакал, и она сказала ему: «О господин мой и свет моих глаз, клянусь Аллахом, я люблю тебя и доверяю тебе, но я знаю, что ты меня не достигнешь». – «А в чем же препятствие?» – спросил он, и она сказала: «Сегодня ночью я расскажу тебе мою историю, и ты примешь мои извинения».

Потом она бросилась к нему и обвила его шею и поцеловала его и стала его уговаривать и обещала ему единение. И они до тех пор играли и смеялись, пока любовь друг к другу не овладела ими. И они продолжали пребывать в таком положении и каждую ночь спали на одной постели, но всякий раз, как Ганим требовал от нее единения, она сопротивлялась ему в течение целого месяца.

И сердцем каждого из них овладела любовь к другому, и у них не осталось терпения быть друг без друга, и когда наступила некая ночь из ночей, Ганим спал вместе с нею, и оба были опьянены. Он протянул руку к ее телу и погладил его, а затем он провел рукой по ее животу и спустился до пупка, и тогда она пробудилась, и села прямо, и осмотрела свои одежды, и, увидев, что они завязаны, снова заснула. И Ганим погладил ее рукой и спустился к ее шальварам и перевязи и потянул ее, и тогда девушка проснулась и села прямо, и Ганим сел рядом с ней, и она спросила его: «Чего это ты хочешь?» – «Я хочу с тобой поспать и чтобы мы насладились», – отвечал Ганим, и она сказала ему: «Теперь я объясню тебе мое дело, чтобы ты знал мой сан и тебе открылась моя тайна и стали явными мои оправдания». – «Хорошо», – отвечал Ганим. И тогда она разорвала подол своей рубашки и, протянув руку к перевязи, стягивавшей ее одежду, сказала ему: «О господин, прочитай, что написано по краям этой перевязи». И Ганим взял перевязь в руку и взглянул на нее и увидел, что на ней вышито золотом: «Я твоя, а ты мой, о потомок дяди пророка!»^[9] И, прочтя это, он опустил руку и сказал девушке: «Открой мне твое дело!» И она отвечала: «Хорошо! Знай, что я наложница повелителя правоверных и мое имя Кут-аль-Кулуб. Повелитель правоверных воспитал меня в своем дворце, и я выросла, и халиф увидал мои качества, и красоту, и прелесть, которую даровал мне Господь, и полюбил меня сильной любовью.

И он взял меня и поселил в отдельном помещении и назначил десять невольниц прислуживать мне, и подарил мне эти украшения, которые ты видишь на мне. И в один из дней халиф отправился в какую-то страну, и Ситт-Зубейда^[10] пришла к одной из невольниц, служивших мне, и сказала: «До тебя есть нужда». – «А какая, о госпожа?» – спросила девушка, и Ситт-Зубейда сказала: «Когда твоя госпожа Кут-аль-Кулуб заснет, положи этот кусок банджа ей в ноздри или в ее питье и тебе будет от меня достаточно денег».

И невольница отвечала ей: «С любовью и охотой!» – и взяла от нее бандж, радуясь обещанным деньгам. Она была сначала невольницей Ситт-Зубейды, а затем пришла ко мне и положила бандж в мое питье. И когда настала ночь, я выпила его, и, как только бандж утвердился во мне, я упала на землю, и моя голова оказалась у моих ног, и я не успела опомниться, как уже оказалась в другом мире. А Ситт-Зубейда, когда удалась ее хитрость, положила меня в этот сундук и, тайно призвав негров, подкупила их так же, как и привратников, и отослала негров со мною в ту ночь, когда ты спал на пальме. И они сделали со мною то, что ты видел, и мое спасение пришло от тебя. Ты принес меня в это место и оказал мне крайнюю милость. Вот моя повесть и мой рассказ, и я не знаю, что произошло с халифом в мое отсутствие. Знай же мой сан и не объявляй о моем деле».

И когда Ганим ибн Айюб услышал слова Кут-аль-Кулуб и убедился, что она наложница повелителя правоверных, он отодвинулся от нее, и его охватило почтение к сану халифа, и он сидел один, упрекая себя и раздумывая о своем деле и призывая свое сердце к терпению. И он пребывал в растерянности, влюбленный в ту, до кого ему не было доступа, и плакал от сильной страсти, сетуя на пристрастие судьбы и ее враждебность. (Да будет превознесен тот, кто занял сердце мыслью о любви и любимой!) И он произнес:

 
«Знай – сердце влюбленного бранят за любимых,
И ум похищен его их прелестью дивной.
Спросили меня: «Каков вкус страсти?» – и молвил я:
«Сладка хоть любовь, но в ней таится мученье».
 

И тогда Кут-аль-Кулуб поднялась к нему и обняла его и поцеловала, и любовь к нему овладела ее сердцем, и она открыла ему свою тайну, какова ее любовь к нему и обвила руками шею Ганима и целовала его, но он защищался от нее, боясь халифа. И они поговорили некоторое время, утопая в море любви друг к другу, а когда взошел день, Ганим поднялся и надел свои одежды и вышел, как обычно, на рынок. И он взял все, что было нужно, и вернулся домой и нашел Кут-аль-Кулуб плачущей, но, увидев его, она перестала плакать, и улыбнулась, и сказала: «Ты заставил меня тосковать, о возлюбленный моего сердца! Клянусь Аллахом, этот час, когда ты отсутствовал, был точно год из-за разлуки с тобой! Вот я изъяснила тебе, каково мое состояние от сильной любви к тебе; подойди же теперь ко мне, оставь то, что было, и удовлетвори свое желание со мной». – «Прибегаю к защите Аллаха! – воскликнул Ганим, – этого не будет! Как сидеть собаке на месте льва! То, что принадлежит господину, для раба запретно!»

И он вырвался от нее и сел подальше, на циновку, а она еще больше полюбила его из-за его сопротивления. А потом она села с ним рядом и стала пить и играть с ним, и он опьянел, и девушка обезумела от желания принадлежать ему. И она запела и произнесла:

 
«Душа того, кто пленен любовью, терзается,
Так доколе будешь вдали держаться, доколе же?
О ты, кто лик отвращаешь свой, хоть невинна я,
Ведь газель посмотрит всегда назад, убегая вдаль.
Отдаление и всегда разлука и вечно даль –
Ведь снести все это не может сразу юноша».
 

И Ганим ибн Айюб заплакал, и она заплакала из-за его плача, и они не переставали пить до ночи, а потом Ганим поднялся и постелил две постели, каждую в отдельном месте.

И Кут-аль-Кулуб спросила его: «Для кого эта вторая постель?» И он отвечал ей: «Эта – для меня, а другая – для тебя. С сегодняшней ночи мы будем спать только таким образом, ибо то, что принадлежит господину, для раба запретно». – «О господин, – сказала она, – избавь нас от этого; все течет по решению и предопределению». Но Ганим отказался, и огонь вспыхнул в сердце Кут-аль-Кулуб, и ее страсть увеличилась, и она уцепилась за него и воскликнула: «Клянусь Аллахом, мы будем спать только вместе!» Но он отвечал: «Сохрани Аллах!» И одержал над ней верх и проспал один до утра, а Кут-аль-Кулуб испытывала великую любовь, и ее страсть, влечение и влюбленность усилились.

И так они провели три долгих месяца, и всякий раз, как она приближалась к нему, он сопротивлялся ей и говорил: «То, что принадлежит господину, для раба запретно!» Так продолжались для нее эти отсрочки с Ганимом, влюбленным, похищенным любовью, и ее горести и печали увеличились, она произнесла, утомленная думою, такие стихи:

 
«Надолго ль, чудо прелести, жестокость?
Кто побудил тебя лик отвратить свой?
Все свойства прелести в себе собрал ты
И все виды красот себе присвоил.
Направил страсть ко всякому ты сердцу,
Но веки ты вручил ночному бденью.
Я знаю, плод с ветвей срывали прежде,
Но вижу, ветвь арака^[11] не сорвешь ты.
Ловил обычно я газелей юных,
Но вижу, сам ты щитоносцев ловишь.
Всего страннее, – о, тебе скажу я, –
Что очарован я, а ты не знаешь.
Не будь же щедр на близость: я ревную
Тебя к тебе же, а к себе – тем паче.
И не скажу, покуда жив, тебе я:
«Надолго ль, чудо прелести, жестокость?»
 

И они провели некоторое время в таком положении, и страх удерживал Ганима от девушки, и вот что было с Ганимом ибн Айюбом, влюбленным, похищенным любовью.

Что же касается Ситт-Зубейды, то она, сделав с Кут-аль-Кулуб в отсутствие халифа такое дело, впала в смущение и стала говорить: «Что я скажу халифу, когда он приедет и спросит о ней, и каков будет мой ответ ему?» И она позвала старуху, бывшую у нее, и посвятила ее в свою тайну и спросила ее: «Что мне делать, раз с Кут-аль-Кулуб была допущена крайность?» И старуха, поняв положение, ответила ей: «Знай, о госпожа, что приезд халифа близок, но пошли за плотником и вели ему сделать для тебя изображение мертвой из дерева, и мы выроем могилу посреди дворца и похороним ее. А ты построй над могилой часовню, где мы зажжем свечи и светильники, и прикажем всем, кто есть во дворце, одеться в черное. И вели твоим невольницам и евнухам, чтобы они, когда узнают, что халиф вернулся из путешествия, разостлали в проходах солому, а когда халиф войдет и спросит, в чем дело, ему скажут: «Кут-аль-Кулуб умерла, – да увеличит Аллах воздаяние тебе за нее, – и она так дорога ее госпоже, что та похоронила ее в своем дворце». И, услышав это, халиф заплачет, и ему станет тяжело, и он устроит по ней чтения и будет не спать ночей у ее могилы, а если он подумает: «Дочь моего дяди, Зубейда, из ревности постаралась сгубить Кут-аль-Кулуб», или им овладеет страсть, и он велит вынуть ее из могилы, не пугайся этого: когда могилу разроют и обнаружат это изображение, подобное человеку, халиф увидит ее, завернутую в роскошные пелены, но если он захочет снять с нее эти пелены, чтобы посмотреть на нее – удержи его от этого, и другие тоже будут его удерживать и скажут: «Видеть ее срамоту запретно!» И тогда халиф поверит, что она умерла, и положит ее обратно, и отблагодарит тебя за твой поступок, и ты освободишься, если захочет Аллах великий, из этой западни».

И, услышав слова старухи, Ситт-Зубейда нашла их правильными и наградила старуху одеждой и велела ей так и сделать, дав ей сначала много денег. И старуха тотчас же принялась за дело и велела плотнику изготовить такое изображение, как мы упомянули. И когда изображение было готово, она принесла его Ситт-Зубейде, и та завернула его в саван и похоронила и зажгла свечи и светильники и разостлала ковры вокруг могилы и оделась в черное и приказала рабыням также надеть черные одежды, и во дворце распространилась весть, что Кут-аль-Кулуб умерла.

А через некоторое время халиф вернулся и вошел во дворец, и ему ни до чего не было дела, кроме Кут-аль-Кулуб. И он увидал, что слуги, евнухи и невольницы одеты в черное, и сердце халифа задрожало. А войдя во дворец, к Ситт-Зубейде, он увидел, что и она одета в черное, и тогда халиф спросил, в чем дело, и ему рассказали о смерти Кут-аль-Кулуб, и он упал, потеряв сознание. А очнувшись, он спросил, где ее могила, и Ситт-Зубейда сказала ему: «Знай, повелитель правоверных, она была мне так дорога, что я похоронила ее во дворце». И тогда халиф, в дорожной одежде, пошел к могиле Кут-аль-Кулуб, чтобы навестить ее, и увидал, что разостланы ковры и горят свечи и светильники. И, увидев это, он поблагодарил Ситт-Зубейду за ее поступок, но не знал, что думать об этом деле, и то верил, то не верил. А когда беспокойство овладело им, он приказал раскопать могилу и извлек оттуда погребенную. И, увидав саван, он хотел его развернуть, чтобы посмотреть на нее, но побоялся Аллаха великого, и старуха сказала: «Положите ее на место!» И после этого халиф сейчас же велел привести законоведов и чтецов и устроил над ее могилой чтения и сидел подле могилы плача, пока не лишился чувств. И он сидел у ее могилы целый месяц…

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.