Не пора ли нам, братья, пересказать «Одиссею»?

Не растекаясь мыслью по древу. Соблюдая известный порядок. Избегая, если удастся, сумбура. Собственного воображения ничуть не страшась.

Представляя, как было.

Своими словами.

Для начала по примеру Гомера поприветствуем Музу. Но, конечно, по-своему (Муза-то наша):

– Муза, Муза! Будь снисходительна к нам, неумехам, невеждам. Мы тебе доверяем. Веди!

И – вперёд!

Вернее, назад – в глубь веков, тысячелетий; время, впрочем, обозначится точно: десять лет после падения Трои.

А что Трою десять лет осаждали, это мы помним, конечно.

Часть первая Телемах: поиск

Гость Телемаха

Остров Итака. Но не царствует здесь уже Одиссей. Одиссей не вернулся с Троянской войны. Годы идут, но нет Одиссея. И нет вестей от него. Никто не знает, погиб он или живой.

Пенелопа, уставшая ждать, назвать себя вдовой ещё не готова. Со страхом глядит на обнаглевших людей, называющих себя её женихами. Они приходят к ней в дом, как к себе (это в дом Одиссея!), сдвигают столы, шумно в кости играют, забивают без спроса быков, режут свиней, пьют без спроса вино, насыщаются мясом без меры, громко кричат, веселятся, хохочут, пляшут, поют, хвастовству предаются, нагло спорят, кто станет мужем её – каждый мнит себя с нею на супружеском ложе.

Тяжело это видеть сыну её Телемаху. А ведь он, Телемах, – сын Одиссея (так мать ему говорила, но, по правде сказать, в этом он – на сегодняшний день – пока не сильно уверен).

Шумные пиры здесь длятся до самой ночи. Вот и теперь, лишь когда тьма опустилась на землю и море, разбрелись по домам утомившиеся женихи. Отоспаться – а завтра снова на пир.

Телемах, всех проводив, идёт через двор в свои покои. Дорогу ему освещает старая верная Евриклея. Эта женщина вырастила Телемаха, никто не способен так сильно любить его, как любит она. Для неё Телемах всегда будет ребёнком. Сейчас он свою дорогую тунику ей передаст, бережно расправит её Евриклея и повесит, как всегда, напротив ложа. И поспешно уйдёт.

Евриклея чувствует сердцем: что-то сегодня произошло с Телемахом. Был он дерзок, когда говорил с женихами. Отнюдь не будущий пасынок чей-то, тихий, послушный, что в сторонке сидит незаметно, но как будто действительно дома хозяин – такие вдруг резкие речи стал им говорить. Ох, тревожно за него Евриклее.

Да и с матерью тоже. Вон ведь Фемий-сказитель пел о битве, пел о героях, победивших неприступную Трою, об их возвращении и гибели многих в пути, – Пенелопа, услышав печальную песнь, вышла к гостям, попросила исполнить другую. «Нет», – сказал Телемах.

А всё после встречи с тем чужестранцем…

После встречи с тем чужестранцем Телемах нагрубил Антиною, сыну Евпифа, самому дерзкому из женихов. А уж тому не занимать наглости. Мнит себя уже хозяином дома.

Телемаху не спится. Цикады. Где-то птица ночная кричит. С моря веет прохладой.

Телемах на своём деревянном резном роскошном ложе изворочался весь. Вот и мысли его о том чужестранце.

Он назвался Ментесом, сыном тафийского царя Анхиала.

Появился на пороге с копьём, когда здесь готовились к пиру: женихи Пенелопы предвкушали веселье, толпясь во дворе; слуги в доме накрывали столы. Телемах его не сразу заметил, но всё же первым увидел, – поспешно к нему подошёл, учтиво принял копьё, пригласил сразу в зал, к столу своему – в стороне, не со всеми. Копьё с наконечником медным поместил у колонны в оружейном держателе, прежде служившем царю Одиссею.

Где-то за морем, на большом берегу, есть город Темес, рядом медные копи. Будто бы туда и направлялся со своим кораблем этот Ментес – за медью. Оказалось, он знал Одиссея – ещё до троянских событий. В прежние годы часто встречались. Да и отцы их часто посещали друг друга. Потому он и здесь: он хотел повидать Одиссея. Не знал, что ещё не вернулся в родную Итаку царь её с Троянской войны. Ничего не поделаешь. Если нет его, значит, боги велели ему в пути задержаться. Мало ли бывает на свете несчастий. Всё во власти богов.

Телемах не сумел скрыть внезапную радость, когда угадал в нём пришелец сына отца; тот спросил: «Ты, я вижу, и есть сын Одиссея?.. Похож!»

И тогда Телемах что-то мямлить стал про отцовство, смущаясь, мол, сынам убеждённости в этом нет никакой… но в тот же миг убедился в противном – чей он сын. И грудь ему жаром обдало.

Между тем (вспоминает) женихи в этой зале, по-хозяйски распоряжаясь, начинали буянить, пируя, – Телемаху стыдно было за них перед гостем. Чужестранец смотрел на них с изумлением. Кто такие они? Что им надо? Что здесь происходит? Разве это их дом? Телемах поделился своею бедой, и тогда благородный Ментес… нет, не так: и тогда человек, назвавшийся Ментесом, дал советы ему – один лучше другого.

Прежде всего, надо завтра же, пока не поздно ещё, собрать мужей Итаки на площадь. Честно рассказать им, что творится в дому Одиссея. Пусть постановят они прогнать женихов, прекратить разорение дома.

А чтобы узнать, жив Одиссей или нет, необходимо Телемаху покинуть Итаку. Прежде всего посетить надо Пилос – может быть, что-нибудь Нестор сумеет ему рассказать, мудрый царь и герой Троянской войны.

Менелай правит Лакедемоном (иначе, Спартой). Он последний, кто вернулся из Трои. Надо добраться до Лакедемона, Менелай многое знает.

Телемах, ты взрослый уже, ты наследник, в тебе кровь Одиссея, тебе предстоит самому разобраться с этой сворой громил, наглецов, горлопанов. Вспомни Ореста – твой ровесник, он вырос и отомстил за отца: убил убийцу.

(Повторяет в темноте Телемах, что сказал ему гость.)

Телемах, будь решителен подобно Оресту!

И тогда – вспоминает: и тогда в стороне от пирующих – чудо случилось. И никто другой не заметил его.

Телемах только взгляд на мгновение отвёл, посмотреть на женихов матери, – глядь на странника, а того уже нет. Только птица взлетела – и прочь.

Понял тогда Телемах, что не смертный был перед ним, но один из богов.

И почувствовал он, как сердце его наполнили твёрдость, уверенность, храбрость.

А кто из богов, он не знал.

А была то Афина Паллада. Самолично она обернулась тафийским царём, будто странником, неожиданным гостем Итаки.

Как у них, у богов (у богинь!), получается так, смертным нам понять не дано.

Спал бы Телемах этой ночью, может, боги ему бы раскрыли во сне, что нельзя наяву смертным увидеть. Собирались они (но не знал того Телемах) на Олимпе в чертогах у Зевса – обсудить, как им быть с Одиссеем…

Совет богов

Афина неспроста явилась Телемаху. Состоялся совет богов на Олимпе. Решали, как быть с Одиссеем.

Возвращение его домой затянулось, а сказать точнее – прекратилось: семь лет томится он на острове Огигии у нимфы Калипсо. Не нравится это Афине Палладе: какая-то нимфа, нечаянная спасительница Одиссея, рада тому, что к острову не пристают корабли, думает, выпало ей бессрочное счастье, она уже и бессмертие ему предложила, а он истосковался по родным берегам. Пора прекратить мучения человека.

Остальные боги не возражали. Был бы против Посейдон, не простивший Одиссею ослепление его одноглазого сына – циклопа Полифема, но морской бог в это время гостил в стране эфиопов. Собственно, потому и смог собраться совет богов, что Посейдон отсутствовал. Чем и воспользовалась Афина, всегда благоволившая Одиссею.

Афина, всем известно, может быть и доброй, и жестокой, она способна и помогать, и наказывать.

В Троянской войне была на стороне греков, но, когда Аякс Малый в побеждённой Трое прямо в храме, посвящённом Афине, перед её статуей овладел Кассандрой, которая искала защиты у дочери Зевса, гнев богини обрушился на победителей. В греческом войске начался раздор. Одна половина поспешила отправиться в обратный путь, другая, во главе с Агамемноном, напротив, осталась вымаливать прощение и приносить жертвы.

Что до Аякса, покарать его Афине помогли и Зевс, и Посейдон.

Семь лет назад от Зевса досталось и Одиссею: его корабль разнесло молнией в щепки – даже без участия Посейдона. А не надо было спутникам Одиссея покушаться на священные стада Гелиоса. Ведь предупреждали же! Ан нет – не послушались. Одиссей не смог удержать их от святотатства (мяса им захотелось, голодным!..). В живых он остался один. Другие ко дну пошли. Вынесенного волной на берег, спасла его нимфа Калипсо. И вот уже семь лет он пленник её обольщающих чар. Вынужден с нею жить, тоскуя о доме родном, об Итаке…

Афина считает, пора прекращать несуразности эти. Вновь готова она помогать Одиссею – как прежде. Пусть он вернётся домой и пусть жестоко отомстит женихам за разорение дома. Афина желает увидеть это – как будет он мстить.

Зевс не против; раз того хочется его совоокой дочери, почему бы и нет? Надо сейчас же отправить Гермеса на остров к нимфе Калипсо, он передаст волю Зевса: освободить Одиссея!

Гермес тяжело вздыхает. А надо ли?

Однажды он уже спас Одиссея, когда другая женщина, волшебница Кирка, хотела его превратить в девятигодовалую свинью. Вот тогда было дело. Вмешиваться сейчас в отношения двух островитян-любовников как-то ему не с руки. По правде сказать, страдания Одиссея он считает преувеличенными – ну немного, немного… Он не спешит.

А вот Афина действует стремительно. Прямо с Олимпа она переместилась в Итаку, с ходу приняв облик Ментеса, заморского гостя… Задача: сердцу Телемаха внушить уверенность; отправить Телемаха к уцелевшим вождям – Нестору и Менелаю. Нечего дома сидеть сложа руки. Повзрослел. Пусть хоть что-нибудь узнает о своём пропавшем отце. Жив или нет хотя бы.

Народное собрание