Цитаты из книг автора «Энн Тайлер»

Он невозможен. Надеяться им обоим не на что. Она навсегда связала свою жизнь с человеком, которого не переносит.

Ему вообще не верится, говорил он, что в мире хоть когда-нибудь существовало нечто, способное сделать ее по-настоящему счастливой. Ну разве что ей удастся переоборудовать всю Солнечную систему на свой лад и чтоб ни одна планета не смела ее ослушаться. Она ожидает, что этим он и займется? – спрашивал Леон. Эмили молчала.

И это его тринадцатилетняя дочь. Раньше он мог и обидеться, но постепенно привык. Лет около одиннадцати-двенадцати они, похоже, полностью изменяются. Малышками он их любил. Поначалу они были такими маленькими, простыми, полнощекими, кудрявыми и уравновешенными, преданно ковыляли повсюду за Морганом, а потом вдруг садились на жесткие диеты, становились худыми и раздражительными, вытягивались выше матери. Распрямляли волосы, пока те не начинали свисать на лица, точно вуали. Заменяли платья выцветшими джинсами и узкими, короткими футболками. А их вкусы по части мальчиков были жуткими, попросту жуткими. Он глазам своим не верил, глядя на некоторых существ, которых они приводили домой. И вдобавок ко всему они переставали считать Моргана таким уж замечательным. Заявляли, что стыдятся его. Он не мог бы сбрить бороду? Постричься? Вести себя, как положено в его возрасте? Одеваться, как другие отцы? Почему он курит сигареты без фильтра и снимает с языка табачные крошки?

«Вот! Передают мою любимую песню!» – усмехался он, когда Сара выключала радио.)

Но я подумал, что, возможно, в данном случае наши воспоминания – не самое главное. Гораздо важнее воспоминания ушедших, то, что они уносят с собой. Вдруг небеса – это некий единый вселенский разум, в который вливается сознание покойных? И задача умерших – рассказать обо всем, что случилось с ними при жизни на земле? О хозяйственном магазине отца, где на мешке с газонными семенами спала кошка. О подруге, с которой хохотали до слез. О субботах, когда сидели с внуками и склеивали палочки от мороженого. О том, как весенним утром ты просыпалась под неумолчный щебет тысяч птиц, и как летним полднем пляжные полотенца сушились на перилах веранды, и в октябре воздух пах дымом и яблочным сидром, а снежными вечерами тебе светили теплом желтые окна твоего дома. «Вот что я запомнил», – говорят умершие, и их рассказ добавляется к другим рассказам. Еще одна уникальная история о том, каково это – жить на земле. Что это за ощущение – жизнь.

Но потом вы слышите, как жалко это звучит, и слова ваши повисают в воздухе, и сердце ваше разбивается на куски

Понимание не бывает чрезмерным.

Надеюсь, ты понимаешь, во что превратится твоя жизнь. – Сара вылезла из постели. В ночной сорочке она встала перед Мэйконом, обхватив себя за голые плечи. – Вы будете несуразной парой, которую никто не пригласит в гости. Тебя никто не поймет. Люди станут гадать: господи, что он в ней нашел? Где у него глаза-то были? Уму непостижимо, как он с ней живет? А ее друзья то же самое скажут о тебе. – Наверное, так и будет, – сказал Мэйкон. В нем даже проснулся легкий интерес, ибо теперь он понял, как возникают подобные пары. Вовсе не из-за нелепой обоюдной слепоты, а по совершенно иным причинам, которые другим никогда не постичь.

Глядя в окно, он вдруг вспомнил новорожденного Итана. Тот плакал, если был запеленут не туго. Педиатр объяснил, что младенцы боятся развалиться на части. Тогда Мэйкон не мог этого понять, но сейчас понимал вполне. Он легко представил, как разваливается на части и голова его на бешеной скорости уносится в невероятную зелень здешних просторов.

Мэйкон слушал рассеянно, поглаживая Эдварда, вздыхавшего у его ног. Он вдруг увидел свою жизнь во всей ее удивительной полноте и богатстве. Хотелось кому-нибудь ее показать. Раскрыть ладонь и спросить: видали? Нет, показать не кому-нибудь, а Саре.