Он казался неподвижным и вялым, но лицо его при этом было таким же живым и выразительным, как и ночью. Огромные темные глаза казались черными провалами на белой коже, нос был длинным и тонким, а рот по-прежнему изогнут в шутовской улыбке. Походящие на клыки зубы касались бесцветных губ, а росшая над высоким лбом густая и блестящая масса темных, тронутых сединой волос спускалась ниже плеч.

Мне кажется, что в тот момент он смеялся.

А меня охватил столь невообразимый ужас, что я не в силах был даже вскрикнуть.

Я выронил из рук бутылку с вином, и она покатилась по каменному полу. Едва я попытался собраться с силами и встать, заставить тело двигаться и перестать быть бесформенной, напитавшейся вином массой, как его тело тоже пришло в движение.

Он приблизился ко мне.

Я даже не крикнул. От ярости и одновременно ужаса я издал какое-то тихое рычание, вскочил с постели и, опрокинув столик, бросился бежать от него со всех ног.

Но он тут же схватил меня, и пальцы его были такими же сильными и ледяными, как и прошлой ночью.

– Пусти меня! Будь ты проклят! Проклят! Проклят!!! – Я вдруг замолк. Разум подсказывал мне, что я должен просить, умолять его, и я заговорил снова, но уже совсем другим тоном: – Пожалуйста, позвольте мне уйти! Выпустите меня отсюда! Вы должны это сделать! Отпустите меня!

Мрачное лицо неясно вырисовывалось перед моими глазами, когда он буквально навис надо мной, и вдруг губы его растянулись, почти слившись с бледными щеками, и он расхохотался. Казалось, этот жуткий рокочущий смех не затихнет никогда. Я вырывался, отталкивал его от себя, но все мои усилия были тщетны; я снова и снова умолял отпустить меня, бормотал какие-то извинения и пытался что-то объяснить… Бесполезно… Наконец, совсем отчаявшись, я воскликнул:

– Боже! Помоги мне, Боже!

И в ту же секунду он крепко зажал мне рот рукой.

– Никогда больше не произноси ничего подобного в моем присутствии, Убийца Волков! Или я скормлю тебя волкам самого дьявола в аду! – насмешливо произнес он. – Ну? Ты понял меня? Отвечай!

Я молча кивнул, и он опустил руку.

Его голос произвел на меня странным образом успокаивающий эффект. По звуку голоса можно было сказать, что его обладатель – человек опытный и искушенный в жизни, способный рассуждать вполне здраво.

Я весь сжался от страха, но он вдруг поднял руки и погладил меня по голове.

– Солнце в волосах, – прошептал он, – и вечное отражение голубого неба в твоих глазах.

В этот момент он казался задумчивым и даже несколько отстраненным. Я обратил внимание, что дыхание его было чистым и что от тела не исходил никакой запах. Тленом пахло лишь от его одежды.

Он уже не держал меня, но я по-прежнему не смел пошевелиться. Я внимательно рассматривал его одежду.

Полуистлевший шелковый камзол с пышными рукавами и сборками у ворота, изношенные рейтузы и рваные короткие панталоны.

В целом он был одет так, как одевались наши предки много веков назад. Я видел такие наряды на гобеленах, висевших на стенах отцовского замка, на картинах Караваджо и Латура, украшавших комнату матери.

– Мой Лелио, мой Убийца Волков! – воскликнул он. – Ты само совершенство! – Рот его вновь растянулся в улыбке, открывая белые клыки.

Меня охватила дрожь, и я почувствовал, что падаю на пол.

Однако он с легкостью подхватил меня одной рукой и осторожно положил на кровать.

Не в силах отвести взгляд от его лица, я продолжал мысленно возносить истовые молитвы к Господу нашему и Пресвятой Богородице, умоляя спасти меня.

Кого же я видел сейчас перед собой? Что пришлось увидеть и пережить мне прошлой ночью? Видение из прошлого? Существо, отмеченное печатью времени и в то же время словно законсервированное, чье лицо казалось таким же жестким и крепким, как и руки?.. Его нельзя было назвать живым существом. Это было какое-то чудовище. Вампир! Покойник, выходящий из могилы, чтобы напиться человеческой крови, и при этом наделенный разумом!

Почему своим видом он приводит меня в такой ужас? Внешне он был похож на человека, но двигался при этом совсем не как обыкновенный человек. Казалось, для него не имеет ровным счетом никакого значения, идет он или ползет, наклоняется или стоит на коленях. Я испытывал по отношению к нему непреодолимое отвращение. И в то же время он чем-то привлекал меня. Да, должен признаться, я испытывал к нему интерес, однако опасность была слишком велика, и я не мог позволить себе уделять внимание столь странному в моем положении чувству.

Широко расставив ноги, он склонился надо мной, провел рукой по моей щеке и рассмеялся низким, звучным смехом.

– Да-а-а-а… ты прекрасен, и я не устаю любоваться тобой, – шепотом и чуть задыхаясь, протяжно произнес он. – В момент своего перерождения я был уже стар. А ты поистине совершенен, мой Лелио, мой голубоглазый мальчик. Ты выглядишь еще лучше, чем на сцене.

Длинные белые пальцы играли моими волосами, одну за другой поднимая пряди и позволяя им свободно падать. Он вздохнул.

– Не плачь, Убийца Волков, – обратился он ко мне. – Ты избран, и, прежде чем закончится эта ночь, твой шумный успех на подмостках театра превратится в ничто и перестанет иметь значение.

И снова я услышал ужасный хриплый смех.

В душе моей не осталось никаких сомнений в том, что он послан самим дьяволом, что Бог и дьявол существуют на самом деле, что за пределами того одиночества, которое я испытывал совсем недавно, находится обширное царство темных сил и теперь я каким-то образом попал в него, потому что им удалось воплотить свои подлые и низкие намерения.

Мне стало вдруг совершенно ясно, что это должно послужить мне наказанием за мою жизнь, хотя я отчетливо сознавал абсурдность таких мыслей. Миллионы людей по всему миру думали, рассуждали и верили точно так же, как и я. Так почему, черт возьми, это должно было случиться именно со мной?! В голове моей возникло и стало крепнуть страшное предположение: мир в наши дни так же бессмыслен, как и прежде. От этой мысли я пришел в еще больший ужас…

– Во имя Господа Бога нашего, уйдите! – воскликнул я.

Я должен был в тот момент верить в Бога! Обязан был сохранить веру, ибо в ней, и только в ней была для меня надежда. Я поднял руку, чтобы осенить себя крестом.

Какое-то время он пристально смотрел на меня полными ярости глазами, но не сделал ни единого движения.

Он только наблюдал, как я творю крестные знамения, и слушал, как снова и снова призываю я на помощь Бога.

На лице его застыла улыбка, и оно превратилось в неподвижную маску из итальянской комедии, глядящую на меня с просцениума.

Я не выдержал и разрыдался как ребенок.

– Так, значит, на Небесах правит дьявол, а сами Небеса не что иное, как ад?! – восклицал я сквозь слезы. – Господи, не покидай меня, Господи!..

Я призывал на помощь всех святых, каких только знал и любил когда-то.

Он с силой ударил меня по щеке. Я рухнул на бок и едва не скатился с кровати. Комната закружилась перед глазами, а во рту появился резкий привкус вина.

И в ту же секунду я почувствовал, что его руки снова крепко сжали мне горло.

– Борись, борись, Убийца Волков! – произнес он. – Не отправляйся в ад без боя. Посмейся над Богом!

– Я не смеюсь над Богом! – возразил я.

Он вновь притянул меня к себе.

Я сопротивлялся, боролся с ним так, как никогда и ни с кем в своей жизни не боролся, даже с волками. Я отталкивал его, бил кулаками, вцеплялся ему в волосы. Однако с таким же успехом я мог драться с ожившими горгульями в соборе, настолько он был силен и могуществен.

Он только улыбался в ответ.

И вдруг лицо его потеряло всякое выражение. Мне показалось, что оно безмерно вытянулось. Щеки ввалились, глаза широко распахнулись и приняли странно удивленное выражение, рот приоткрылся, нижняя губа при этом сжалась, и я увидел его клыки…

– Будь ты проклят, проклят, проклят! – буквально ревел я.

Но он притягивал меня к себе все ближе и ближе, пока наконец его зубы не вонзились в мое тело.

«Нет, только не сейчас, – яростно и неистово уговаривал я себя, – только не сейчас. Я не почувствую это. Буду сопротивляться и устою. На этот раз я буду бороться за свою душу».

Однако это стало происходить со мной снова.

Приятное, сладостное ощущение… кажется, весь мир отодвинулся от меня очень далеко, а этот человек, отвратительный и гадкий, как будто находится где-то вне меня, словно спрятанное под стеклом насекомое, которое не вызывает у нас отвращения, потому что мы понимаем, что оно не может прикоснуться к нам… удары гонга… неповторимое удовольствие… и наконец я исчезаю… растворяюсь… Я перестаю ощущать свое тело и испытываю поистине неземное наслаждение. Оно охватывает меня целиком… И я проваливаюсь в царство волшебных снов…

Я увидел подземелье, отвратительное и зловонное место. Из узкой и глубокой могилы поднимается белая фигура вампира, закованного в цепи. Над ним склоняется похитившее меня чудовище… Во сне я знаю, что его имя Магнус и пока еще он обыкновенный смертный, великий алхимик. Мне известно также, что в этот решающий для его эксперимента час, как раз перед наступлением сумерек, он сам откопал и связал спящего вампира.

И вот теперь, когда свет на небесах угас, Магнус пил волшебную и проклятую кровь своего беспомощного бессмертного пленника. Эта кровь сделает его одним из вечно живых мертвецов. Он вероломно похищал бессмертие, словно Прометей мрачного и темного мира, крадущий сияющий огонь. Эхом отражаясь от каменных стен, в темном подземелье слышится смех, и кажется, что это эхо проносится через века. Воздух наполнен могильным запахом. Состояние неизмеримого, безграничного экстаза постепенно ослабевает, сходит на нет.

Я лежал на соломе и плакал.

– Пожалуйста, пусть это длится вечно, – шептал я.

Я снова обрел собственное дыхание, руки Магнуса уже не сжимали меня, сны рассеялись… Я падал все ниже и ниже, черное звездное небо удалялось, постепенно превращаясь в усыпанную красноватыми блестками вуаль. Надо же, подумал я, а мне показалось, что небо… настоящее.

В комнате повеяло зимним холодом. Я чувствовал слезы на своем лице. Меня мучила страшная жажда.

Откуда-то издалека, сверху, спокойно опустив руки, на меня смотрел Магнус.

Я попытался шевельнуться. Я умирал от жажды, и мне казалось, что все тело мое иссохло.

– Ты умираешь, Убийца Волков, – сказал мне Магнус. – В твоих прекрасных голубых глазах гаснет свет – так бывает, когда заканчивается летний день…

– Нет, прошу вас…

Жажда стала невыносимой. Выгнувшись, я жадно хватал воздух открытым ртом. Вот он… наконец… предсмертный ужас… вот какова она – смерть…

– Моли об этом, дитя, – ответил он, и лицо его перестало быть похожим на усмехающуюся маску, напротив, на нем было написано искреннее сострадание. В тот миг он казался почти нормальным человеком, состарившимся самым естественным образом. – Моли – и ты все получишь.

– Помогите… пожалуйста… – молил я, а перед глазами стояли потоки воды, стекающие с гор, все горные реки, которые я видел в детстве.

– Я дам тебе самую лучшую воду из всех существующих на свете вод, – прошептал он мне в самое ухо, и я вдруг заметил, что его лицо утратило неестественную белизну.

Он был просто стариком с нормальной человеческой внешностью, который с печальным видом сидел возле меня.

Но едва я снова увидел его улыбку, его заинтересованный взгляд из-под седых бровей, я понял, что это не так. В нем не было ничего человеческого. Передо мной сидело все то же древнее чудовище, только напившееся моей крови!

– Самое лучшее в мире вино… – едва слышно произнес он. – Это моя Плоть и моя Кровь!

При этих словах руки его снова обвились вокруг моего тела. Он прижал меня к себе, и я ощутил исходящее от него горячее тепло, – казалось, он был полон не моей крови, а любви ко мне.

– Попроси это у меня, Убийца Волков, и ты будешь жить вечно, – шепнул он, но голос его звучал устало и странно безжизненно, а взгляд был горестным и каким-то отстраненным.

Собственное тело казалось мне очень тяжелым и непослушным, но я почувствовал, что голова моя слегка повернулась. Нет, я не стану просить. Умру, но не попрошу ни о чем. Меня охватило отчаяние, ибо впереди меня ждет именно то, чего я больше всего боялся, – пустота смерти… И все же я сказал: «Нет». Несмотря на переполнявший меня ужас, я ответил: «Нет». Я не склонюсь ни перед хаосом, ни перед ужасом. И снова я сказал: «Нет».

– Жизнь, которая будет продолжаться вечно… – услышал я его шепот.

Голова моя упала ему на плечо.

– Упрямый Убийца Волков! – Мягкими теплыми губами он коснулся моей шеи.

– Нет, не упрямый, – прошептал я очень тихо, не зная даже, слышит ли он меня. – Смелый, но не упрямый.

Все слова казались теперь бессмысленными. Что толку было в моем тщеславии? Что вообще имело сейчас значение? Но слово «упрямый» показалось мне таким тривиальным, таким грубым…

Приподняв мою голову и удерживая ее правой рукой, острыми ногтями левой он расцарапал себе горло.

Я съежился от ужаса, но он прижал мое лицо к ране и приказал:

– Пей!

Я услышал собственный крик, но он замер где-то внутри меня. И в то же мгновение сочившаяся из раны кровь коснулась моих пересохших полуоткрытых губ.

Мучительная жажда достигла предела… я коснулся языком кровавой полоски… и буквально утонул в море восхитительных ощущений. Рот мой сам собой открылся шире, и губы сомкнулись на ране. Я с силой втягивал в себя фонтанирующий поток и сознавал, что получил сейчас возможность утолить жажду так полно, как мне не приходилось утолять ее никогда в жизни.

Кровь все текла и текла, и уходило и растворялось не только ощущение жгучей жажды, находили удовлетворение все мои желания и стремления, исчезали ощущение голода и сознание собственной ничтожности, все горестные мысли, когда-либо мучившие меня.

Я прижался к нему еще крепче. Я чувствовал, как струится в горло кровь. Я ощущал нежное прикосновение его головы и крепость его объятий.

Я приник к нему с такой силой, что чувствовал каждый изгиб его тела, каждый сосуд, каждую кость и каждое сухожилие. Я знал его всего целиком. Меня охватывало приятное оцепенение, сквозь которое прорывались восхитительные ощущения, вызывавшие покалывание и звон в ушах, усиливавшие мой восторг до такой степени, что я почти воочию видел то, что чувствовал.

И все же наивысшее наслаждение доставляла мне наполнявшая постепенно всего меня сладкая, ароматная кровь, которую я не переставая пил, пил, пил…

«Еще… Еще…» – только и думал я, если я вообще способен был думать. Алый поток был столь восхитителен, столь ослепительно прекрасен, что, несмотря на густоту, проникал в меня с легкостью струящегося света и тысячекратно удовлетворял все мои отчаянные желания.

Однако я чувствовал, что его тело, источник, к которому я так жадно приник, постепенно слабеет. Дыхание стало едва слышным и хриплым. И тем не менее он не делал попыток меня остановить.

«Люблю тебя, Магнус, – хотелось сказать мне, – ты мой неземной повелитель, ты страшное, ужасное существо, и все же я люблю тебя, люблю, люблю… именно этого всегда мне хотелось, я мечтал об этом, но никак не мог получить… а ты подарил мне…»

Мне казалось, что, если это продлится еще хоть немного, я умру. Но наслаждение продолжалось, а я не умирал.

Неожиданно я почувствовал, как нежные любящие руки гладят меня по плечам, а потом они с силой отодвинули меня.

В моем долгом горестном вопле было столько отчаяния, что оно встревожило и испугало меня самого. Но Магнус уже поставил меня на ноги, ни на секунду при этом не разжимая объятий.

Он подвел меня к окну, и я, упершись руками в края, выглянул наружу. Кровь с силой пульсировала в моих венах, меня трясло как в лихорадке, и я прислонился лбом к холодному железу решетки.