Глава 2

Мужчина стоит с женщиной на руках около края бассейна. Он старается держать вырывающееся тело сумасшедшей дальше от лица.

Он медлит.

Всё же в нём есть что-то, кроме жажды убийства той, что превратилась в непонятную кровожадную тварь.

– Мы делаем это ради тех, кто всё ещё жив. Такие же остались? «Мы же нормальные», – говорит скорее не мне, а себе. Пытается оправдаться. В экстремальных ситуациях люди всегда действуют наперекор своим чувствам и страхам.

Он отпускает женщину.

Она касается воды и уходит ниже и ниже, пока не достигает дна.

На поверхности, где она недавно дёргалась, пытаясь удержаться, начинает проступать полупрозрачный дымок. Шипящий звук, большие пузыри – вода вскипятилась, но мигом и остыла.

Мужчина ещё долго вглядывается в воду, где женщины перестала шевелиться.

Я стою поодаль, смотрю на затылок мужчины. Его плечи дрожат.

Что мы наделали?..

Обнимаю себя руками – меня тоже трясёт, но это внутренняя дрожь, от неё никуда не деться.

Место, где тонуло тело, окрасилось красным.

Тихий вскрик, а хочется кричать громче, завывать, скулить, реветь – но я словила ступор.

– Так надо сделать со всеми, да? – мужчина подаёт голос, отрываясь от рассматривания потонувшего тела, – она точно не одна. Я чувствую. Моя интуиция всегда хорошо работала.

– Вы хотите отлавливать их и кидать в бассейн? – я бы не поверила тому, что услышала, но здесь происходит необъяснимое – так почему его слова должны удивить.

– Сначала попробуем открыть дверь на выход.

– Двигаться придётся проворно, мы не знаем, сколько их ещё.

– В холле была одна.

Он поворачивается ко мне. Проходит мимо, подзывает рукой следовать за ним. Но стоит ли участвовать в его безумном плане?

Мы убили женщину, вместо того, чтобы оставить её связанной и пойти проверять выход. Убили, вместо того, чтобы вернуться в комнаты и проверить телефонную связь.

Мы так и не бросили ей спасательный круг.

Мы начали не с того, а прошло всего минут тридцать сначала этого помешательства. Что дальше?

Будем вести себя хуже сумасшедших, и, если она не единственная, начнём убивать всех без разбора?

Мы убили её.

Потопили.

Лишили духа.

Это нужно принять или обезумить. Пока не получается ни того, ни другого.

Всё туманно. Настоящее, прошлое и будущее.

Тороплюсь за мужчиной. Он не замедляется, он быстрее и быстрее. Ему страшно. Обходит мальчика со сломанной шеей. Я смотрю прямо перед собой, но труп попадает в поле зрения: попадает, попадает, и ещё раз.

Ему лет восемь, его ручки сложены в маленькие кулачки, футболка задрана до пупка.

Он не спит. Он мёртв.

Я плачу, слизываю солёные капли с губ.

Он мёртв.

Ребёнок мёртв.

У него сломана шея. Безжизненные глаза смотрят на выход.

Он ещё так мал.

Сжимаю зубы, но слёзы всё равно просачиваются к языку. Громко сглатываю.

Поодаль еще труп. Мужчина. Кожа шеи в складах, глаза закрыты. Один шлёпанец слетел с ноги и валяется, как одинокий питомец.

Такое бывает где угодно: в фильмах, книгах, воображение, но не на самом деле.

В мысли врывается голос мужчины, он чертыхается, матерится, дёргая ручку входной двери.

Заперто.

За окнами, которые невозможно разбить, и открыть без специальной карточки, светит солнце, ветер колышет листья деревьев, и ни одного человека, чтобы позвать на помощь.

Скамейки, расположенные по узкой тропе, пусты. Магазин с дорогущими продуктами закрыт. Фонтан не работает, и только рябь на воде в чаше, напоминает, что совсем недавно струйки бились об воду, а теперь лишь ветер создаёт эффект перемещения жидкости.

Мужчина бьёт по стеклу кулаками.

Хватает вазу, стоявшую на пьедестале, и пытается разбить её окно, но не добивается ничего, кроме как осколков вокруг себя.

Вазу не жалко – их здесь так много, что не сосчитать. Разных форм и размеров.

Жаль, что мы заперты.

Жаль, что этот мужчина перестал держать себя в руках.

– Успокойтесь, пожалуйста, это не поможет, – я начинаю бояться его. Отхожу назад, вместо того, чтобы подойти, и, может, обнять в знак понимания.

– Теперь нет выбора, – горланит он, – я утоплю здесь каждого, кто покажется мне сумасшедшим!

Утопи себя, – хочется сказать мне. Ты сам спятил.

Он подбегает к креслу и пытается его поднять. Ничего не выходит, и он пинает его неистово, словно от этого зависит жизнь. Но всё наоборот – громкими звуками он может привлечь тварей.

Нас заперли специально: двери всегда были нараспашку, а на входе стоял дворецкий.

Что значит – эта женщина не единственная. И интуиция мужчины действительно работает правильно.

Двое, бок о бок, с ранами на щеках, бегут сюда стремительно. Я замечаю их случайно: пятясь от мужчины, что смог поднять кресло с одного угла, мой взгляд цепляется за движения.

Четыре вытянутой руки направляются к моей шеи. И всё, что приходит в голову – это присесть на корточки, и сразу сделать кувырок, как шар от боулинга сбить сумасшедших с ног. Но сбить не получается, только замедлить.

Вскакиваю на ноги. Мчусь к лестнице. Нужно вспомнить, где мой номер, попробовать позвонить в службу спасения.

На ходу кричу предупреждение мужчине. Оборачиваюсь и вижу, что он уже заметил новых тварей. Бежит в сторону раздевалок, где бассейн.

Хочет утопить и их.

Глава 3

На лестнице люди. Кто-то уже труп, кто-то ревёт, перепрыгивая несколько ступенек вверх. Я за ними. Но они выше, а я сворачиваю в коридор на третьем этаже.

Надо мной вопят и замолкают. На четвёртый этаж лучше не подниматься.

Длинные коридоры. Белые стены. Панорамные окна. Двери без цифрового обозначения.

Электричества нет.

Я бегу, ноги подгибаются. Адреналин толкает вперёд, позволяет не чувствовать усталость.

Не могу вспомнить, за какой именно дверью номер, в который меня пересилили утром.

Повсюду звуки предсмертных криков, падений мёртвых тел, рычания.

Не осознаю, что происходит в этом чёртовом теле. Мозг пытается спасти от панической атаки, что, кажется, всё-таки вот-вот накроет.

Все живые, что встречались на пути, уже, скорее всего, мертвы – и даже тот мужчина из бассейна. И я не хочу оказаться в их числе.

Медлить нельзя, поддаваться страху тоже, но все двери одинаковые. Электронный ключ не подходит ни к одному магнитному замку.

Если нет электричества, замок работает благодаря встроенным батарейкам.

Впереди показывается медленно идущий человек ко мне спиной. Его руки болтаются вдоль тела, словно в них нет ни костей, ни крови, а только кожа.

Но я видела, как эти самые руки сворачивали шеи людей, пока те не становились похожи на тряпичных куклах.

Делаю шаг вправо неторопливо, почти бесшумно. Прижимаюсь к стене.

Я собиралась отметить выпускной в «умном» отеле, а не пытаться выжить. Пальцы правой руки сжимают браслет – подарок от мамы, мой оберег… поможет ли он теперь?

Окна передо мной как издевательство. Там, за ними, кипит жизнь, но мне не дозваться, не достучаться до людей. Шагаю вправо, подальше от сумасшедшего, пока не врезаюсь в дверную ручку.

Замираю.

Монстр тоже, но в ту же секунду он разворачивается ко мне лицом, и от медленных движений ничего не остаётся – он побежал.

Мне надо бежать еще быстрее, не обращая внимания на боль в груди и ногах. Несмотря на хрипы из горла. Задыхаюсь, но бегу. Спотыкаюсь, но виляю в разные стороны, чтобы длинные руки не схватились за горло.

Замечаю на полу свой электронный ключ – белая карточка с выбитым на ней названием отеля. Я не заметила, как потеряла её.

Я сделала круг. Я вернулась туда, откуда пришла.

Рычание позади звучит громче. Резко останавливаюсь, а твари пробегает вперёд. Хватаюсь за шанс, и, принуждая ноги двигаться резвее, устремляюсь к лестнице.

На второй этаж, к старому номеру. Плевать на телефон, нужно просто спрятаться.

Ступенька за ступенькой. Едва не валяюсь на уставших ногах.

Сумасшедший приостанавливается – он не может бежать по лестнице, но и не становится таким же медлительным, как был при нашей встрече.

Я слышу, как он топает, ступая с одной ступени на другую. Лестничный проём казался мне меньше, пока не начался весь этот зомби-апокалипсис.

Сколько бы я ни прыгала через ступеньки, тварь не отставала, и постоянно попадалась на глаза.

Поспешно останавливаюсь перед дверным проёмом на второй этаж, позволяя двум монстрам в коридоре передо мной уйти подальше. Но, пока уходят они, тот, что за мной, приближается, словно уже дышит мне в шею, которую намеревается сломать.

Влетаю в коридор, оказываюсь за теми, кто отслеживает этот этаж на незараженных непонятной… болезнью? Не знаю, как назвать это всё, но это и не поможет их избежать.

Сумасшедший с лестницы переходит на бег, ведь препятствие в виде ступенек осталось позади.

В коридоре сразу трое монстров. Двое, заслышав моего преследователя, тоже начинают бежать. Получается какой-то паровозик – я от них, они друг за другом.

Я совсем выдыхаюсь, ноют даже колени, а сумасшедшие не хотят отставать, и мчатся они настолько быстро, что глаза не поспевают за их движениями.

Отлынивать от близкой встречи помогают мои манёвры – резкие остановки, или виляния из стороны в сторону, внезапные рывки вперёд.

Я вижу свой номер – запомнила его из-за окна напротив, единственного со шторкой.

Рывок влево, избегаю вытянутых рук, совершавших круговые движения, будто воздух – моя шея.

Топот ног похож на звук лошадиных копыт по асфальту. Кажется, я начиная глохнуть и слепнуть – усталость берёт своё.

– Ты не сможешь открыть дверь, не успеешь! – кричит кто-то впереди, но я вижу только рыжие волосы. Она от меня номеров семь вперёд. Её тело спрятано за открытой дверью, вижу только голову, и руку, готовую втаскивать меня в номер.

Добегу. Добегу. Добегу.

Рывок вправо, влево. Бедро ударяется о ручку двери, электронная карточка скользит по пальцам и падает на пол.

Прямиком к рыжей, но сначала внезапная остановка, разворот, удар по грудной клетке сумасшедшего, чтобы тот затормозил остальных.

Мою шею зажимают две сильных руки. Мой удар по груди оказался слабым, и, вместо того, чтобы отвадить их от себя, я оказываюсь в цепких лапах почти всех сразу. Толкаю монстров локтями, бью по сгибу рук прямой ладонью. Я ещё дышу из-за знания их действий: те, кто был убит, не ожидали, а я, наоборот, готова.

От рук монстра голова и шея теряет чувствительность, а сил на борьбу не остаётся.

Больно. Дышать нечем. Душат. Окружают. Сжимают.

Мои руки производят удары на автомате. Инстинкт самосохранения трудится безостановочно.

Какой-то предмет падает к моим ногам. Он расплывается перед глазами, но я чувствую, что должна его поднять. Что он поможет отогнать сумасшедших, пока я не сдалась, и не отдала им свою жизнь.

Бью тому, что впереди, по коленям: их физиология осталась прежней, после бью и того, что рядом с упавшим предметом.

Оба подгибаются, мешая другим двум подобраться ближе.

Хватаю рамку для фото с разбитым стеклом, бью одну тварь уголком в глаз. Она рычит как лев, потом громче, щёки начинают кровоточить. Поступаю со второй так же. Рычания множатся, заполняя коридор жутким эхом.

Вырываюсь и опять бегу. Постоянно бегу, боюсь, не замечаю, как плачу.

Перепрыгиваю порог номера рыжей и падаю на кровать под звук захлопывающейся двери.

Я дышу, не могу надышаться. Боль в горле, в солнечном сплетении, в мышцах. Ни слова не выдавить. От слёз одеяло незнакомки мокнет. Мои волосы слиплись, на них кровь сумасшедших. Противно, но нет сил шевелиться.

Приходит осознание, что у монстров необычный запах – грибов, болото, леса.

Но от этого запашка нет погружения в воспоминания о походах, тишине и звёздах.

Только отвращение. Ужас. Шок.

– Тебе легче? – рыжая садится на край кровати, – кладёт ладонь мне на спину и неторопливо поглаживает.

Я не привыкла, чтобы меня касались. С родителями я не обнимаюсь с детских лет. Парня нет уже три года.

Но чужие ласковые поглаживания успокаивают, и всё равно, что я вообще не знаю эту рыжую.

– Спасибо, – шепчу я всхлипывая. Я не хочу плакать вновь, но сдерживаться трудно.

Видеть смерти, спасаться, бежать без остановки, быть убийцей – всё это заплетается в клубок. Но вместо очередных слёз вырывается истерический смех, от которой рука на моей спине передвигается к пояснице.

Я смеюсь так громко, что вздрагиваю. Смеюсь так, что плачу от смеха.

Всё пережитое кажется бредом.

– Один раз я упала с велосипеда, – в мой смех врывается голос рыжей, – я разодрала кожу на ногах, а потом весь вечер ржала от боли.

Познавательно. Ясно, что она имеет ввиду, и от этого смех затихает. И слёзы перестают лить, только вышедшие капли оставляют влагу на пододеяльнике.

– Я, Кайра, – приподнимаюсь на локтях. Упираюсь подбородком в ладони, – если тебе захочется назвать меня "Кар", знай, ты не будешь оригинальной.

– Кар? Как каркают вороны?

Рыжая ложится рядом.

Прям пижамная вечеринка, мешают только окровавленные волосы, лезущие в глаза.

До поры до времени мы обычные девчонки. А потом снова переступим порог и окажемся в коридоре. Где полно сумасшедших и их жертв.

Рыжая улыбается. Я осмеливаюсь её рассмотреть. Волосы длинные, наверное, если будет стоять, дотянуться до ягодиц.

Крыло носа проколото, золотое колечко выглядит стильно.

Куча веснушек.

– Да, да, как каркают вороны… Один мой знакомый постоянно говорил: "Эй, Кар, привет!", "Эй, Кар, как здоровье".

– Он любитель эйкать, – смешок, и я улыбаюсь вместе с ней.

Нет, я не забываю, что там за стенами.

Не забываю, что из отеля нет выхода, и мы заперты. Я ничего не забываю, но так надоело болезненное чувство в области груди. Я даю психике перезагрузиться, а затем снова в путь, искать решение, искать, как связаться с МЧС, полицией, скорой, совершенно неважно с кем.

Мы в месте, где рушится привычная жизнь. Где останутся наши воспоминания. Где останемся мы, даже если окажемся далёко-далёко отсюда.

– И это так бесит.

Молчу, что он влюблён в меня несчитанное количество лет. Это его секрет, который он раскрыл мне раз, и больше никогда не признавался. Отказала. Разбила его. Но Рем не изменил своего отношения ко мне. Не изменился сам.

– Вы друзья, или реально просто знакомые?

Интересно, сколько ещё мы будем делать вид, что всё нормально?

Это так фальшиво.

– Знакомые, скорее всего… ну, может, немного друзья.

Виделись по дороге домой из колледжей – у него колледж недалеко от моего – перекидывались фразами. Виделись в магазине около наших домов. Шли по разным сторонам тропинок – я ловила его взгляды, он моё безразличие.

Сейчас это кажется полным отстоем. Он помогал мне доносить тяжёлые пакеты до дома. Один раз сидели на лавочке перед прудом. Молчали.

Стоит извиниться перед ним.

Замечаю на стуле фиолетовую шапочку и вскрикиваю, поднимаясь.

– Так ты, фиолетовая шапочка!

– Я тебе "Кар" не называла, а ты чего обзываешься?

Она встаёт вслед за мной и закидывает шапочку подальше, будто это что-то зазорное.

– Я запомнила тебя… мы с мужчиной, – не говорю, что оценила её слежку за ним, – вышли почти одновременно и тогда поняли, что все мы в огромной заднице… но тебя я не видела.

Она смотрит в окно. В номерах они не настолько большие, как в коридорах.

– Я спряталась в женской раздевалке… – её признание не вызывает у меня эмоций, но теперь её веснушки разбросаны по красным щекам. – Когда шум стих, побежала к себе в номер.

– Ты молодец.

Похвала звучит саркастично. Лицо рыжей кривится в недовольной гримасе.

– Да, да, конечно… Вы побежали, а я осталась как трусиха!

– Ты осталась, как здравомыслящий человек. Мы кинулись с ним на непонятные звуки, даже не включив голову. Я вообще думала грабители, и, если увижу их, побегу обратно, чтобы найти укромное место, – я грустно смеюсь, – а в таком случае лучше спрятаться сразу, и не высовываться. Ну да, у меня ещё был вариант войны, – смеюсь ещё громче, но также наигранно, – ты сделала всё как надо. И спасла мне жизнь, между прочим.

Выражение лица рыжей меняется на удовлетворительное. Кажется, я смогла её убедить.

– Ну, я Эмбер, а фиолетовой шапочкой меня не называй!

– Я запомнила тебя в бассейне. Я хотела к тебе подойти.

Смущение переходит с Эмбер на меня. Но я никогда не краснею, не выдаю своего волнения.

– Зачем?

Неудобный вопрос, с неудобным ответом.

– Попробовать научить тебя плавать.

– Боже, – она закрывает лицо руками, – это такой позор.

Я подхожу к выброшенной в дальний угол шапочке. В зеркале замечаю своё отражение и замираю, не в силах поверить, что выгляжу… так плохо: волосы до плеч спутаны, пряди прилипли друг к другу из-за чужой крови. Кончики смотрятся безжизненно. На шее синяки, ссадины, покраснения. Мешки под глазами, на смуглой коже, как будто покусали пчёлы. Влажные дорожки от слёз постепенно высыхают. А губы в трещинах.

Я выгляжу болезненно.

И чувствую себя так же.

Отхожу от зеркала, стараясь не запечатлеть, что увидела, а сразу забыть.

Подхожу к Эмбер – она уже убрала руки от лица – и кладу на её ладонь шапочку.

– Пусть это будет наш флаг.

Я смотрю рыжей в глаза. Мне с ней уютно, словно мы знакомы намного дольше, чем минут десять.

Апокалипсис сближает.

– Что за флаг?

Она не опускает глаза, не прерывает наш зрительный контакт.

– Объявление войны!

В серых глазах загорается огонь.

Рыжая, конопатая, с белой кожей – она похожа на огненную воительницу.