Цитаты из книги «ГУЛАГ»

Людей заставляли выполнять бессмысленные приказы: перекидывать с места на место снег или прыгать в воду с моста по команде надзирателя: “Дельфин!”

Едва он лег, на него набросились клопы, которые ползли по стойкам нар “сплошными вереницами, как муравьи”. Он не мог спать и вышел на улицу – но “тут другой враг: тучи комаров. <…> С тоской глядел я на мирно спящих, покрытых клопами людей, завидовал им и… и не мог решиться лечь!”

Впрочем, это решение устраивало власти недолго: советская система не терпела исключений.

Лишь наша способность обращаться с людьми не как с людьми, унижать их и убивать будет проявляться снова и снова. Если мы будем по-прежнему представлять себе наших соседей “врагами”, наших оппонентов – “сорняками”, относиться к жертвам как к зловредным существам низшего порядка, заслуживающим только лишения свободы, изгнания или смерти. Чем ясней мы видим, как люди в различных обществах превращали соседей и сограждан в “объекты”, чем точней знаем специфические обстоятельства, которые привели к каждому из периодов массовых пыток и убийств, тем лучше мы будем понимать темную сторону нашей человеческой натуры. Эта книга написана не для того, “чтобы такое больше не повторилось”, если воспользоваться расхожим выражением. Эта книга написана потому, что такое почти наверняка повторится. Тоталитарные идеи были и будут чрезвычайно привлекательны для многих миллионов людей. Уничтожение “объективных врагов”, о которых писала Ханна Арендт, остается целью многих диктаторских режимов. Мы должны знать почему – и каждый рассказ, каждые мемуары, каждый документ, относящийся к истории ГУЛАГа, – это часть объяснения, деталь головоломки. Иначе мы проснемся однажды утром и увидим, что не знаем, кто мы такие.

для них понятия “социалист”, “анархист” мало что значили, – социалисты протестовали, иной раз яростно. Согласно одному документу, группа заключенных Холмогорского лагеря пришла к выводу, что необходимо бороться за самое элементарное, в частности за то, чтобы социалистам и анархистам были предоставлены обычные права политзаключенных

Другим знаменитым политическим заключенным был Федор Достоевский, приговоренный в 1849 году к четырем годам каторги. Возвратившись, он опубликовал “Записки из Мертвого дома” – самое известное описание жизни каторжников в царской России.

Штангль ответил: “Чтобы привести в нужное состояние надзирателей. Чтобы они могли делать свое дело”[50]. В книге “Организованный террор: концентрационный лагерь” немецкий социолог Вольфганг Софски показал, с какой методичностью дегуманизация заключенных внедрялась во все стороны жизни в нацистских лагерях, от одинаковой рваной одежды до невозможности уединиться, тяжкой регламентации и постоянного ожидания смерти.

. ГУЛАГ означает “Главное управление лагерей”,

этом нет ничего удивительного. К тому времени Горький превратился в полноценного и преданного члена сталинской иерархии. После триумфального плавания Сталина по только что оконченному каналу в августе 1933 года Горький возглавил такое же путешествие ста двадцати советских писателей. Писатели (по крайней мере по их словам) были настолько воодушевлены, что едва могли держать в руках блокноты – дрожали пальцы[282]. Те, кто решил участвовать в написании книги о канале, получили и неплохое материальное вознаграждение, включавшее в себя “невероятный обед в банкетном зале ленинградского ресторана «Астория»”[283]

вас! Со светлым Христовым воскресеньем!»[1707] Подобное почти религиозное воодушевление испытывал не он один. В других воспоминаниях читаем: “Был легкий морозец