Герр Маккет закурил, а фрау Анна взяла с рабочего столика свое вязание. Пастор встал и в глубоком раздумье стал ходить взад и вперед по комнате. Наконец он подошел к хозяину дома:

– Ничего не поделаешь, друг мой, пора мне высказать свое мнение. Нам не справиться с девочкой – она нас переросла!

– Что вы имеете виду? – изумился герр Маккет. – Я вас не понимаю.

– По моему мнению, ее нужно отдать в школу-пансион.

– Ильзу – в пансион?! Но она же не сделала ничего плохого!

– Плохого? – повторил пастор. – Конечно, она не сделала ничего плохого! Разве девочке нужно быть в чем-то виноватой, чтобы ее отправили в пансион? Разве подобное учебное заведение – исправительная тюрьма? Ну, выслушайте меня, – продолжал он мягко, видя, что герр Маккет готов вспылить, и положил руку ему на плечо. – Вы знаете, что я привязан к Ильзе и желаю ей только добра. Но после долгих размышлений я пришел к выводу, что вы, ваша супруга и я не сумеем ее воспитать. Ильза никого из нас не слушается. Что же может из этого выйти? Только что она показала блестящий пример своего упрямства.

Герр Маккет стал барабанить пальцами по столу:

– Это была неуместная шалость, за которую я строго накажу дочь. Но, по правде говоря, я не нахожу тут ничего дурного! Боже мой, Ильза молода, почти ребенок, надо же ей порезвиться! К чему заключать озорную девочку в оковы? И что такого, если она иногда чересчур расшалится! Со временем образумится. Что ты на это скажешь, Анна? – обратился он к жене. – Ты думаешь, как и я, не правда ли?

– Я думала, как ты, – возразила фрау Анна, – я думала так год тому назад, когда вошла в твой дом. Теперь же я сужу иначе и присоединяюсь к мнению пастора. Ильзу трудно воспитать, несмотря на ее сердечную доброту. Я, право, не знаю, как взяться за нее: все мои старания переломить ее упрямство тщетны! Она все делает наперекор моему желанию. Когда я прошу ее сесть за уроки, она либо сделает вид, что не слышит, либо хватает свои книги, бросает перед собой, усаживается за стол и начинает заниматься пустяками. Смотрю через несколько минут – она опять ухитрилась улизнуть! И ничего не помогает – ни строгость, ни кротость! Спроси пастора Воллерта, он тебе скажет, как поверхностны ее познания. Она ведь до сих пор еще делает орфографические ошибки!

– Ну, что же в этом страшного! – возразил герр Маккет. – Не быть же ей ученой! Для девушки вполне достаточно, если она умеет написать письмо и знает таблицу умножения.

Пастор улыбнулся.

– Ну, уж это, друг мой, вы шутите! Разве вам не будет обидно слышать, что ваша дочь глупа и необразованна? А ведь у Ильзы необычайно хорошие способности, только ей не хватает усидчивости и любви к занятиям. Я уверен, что все это изменится, когда она окажется в среде подруг. В школе-пансионе проснется ее честолюбие, и она не захочет отстать в чем-либо от других учениц.

Герр Маккет был в целом согласен с соображениями пастора, но привязанность к девочке мешала ему сознаться в этом вслух. Мысль о расставании с Ильзой на год, а быть может, даже на два, казалась ему ужасной. Не видеть каждый день дочурки, не слышать ее веселого голоса и смеха? Это просто немыслимо!

Фрау Анна понимала, что происходит в душе мужа. Она подошла к нему и ласково взяла его руку в свои.

– Не думай, Рихард, что я слишком строга, раз поддерживаю предложение нашего друга! Ильзе исполнилось пятнадцать лет, но она совсем дитя. Еще можно наверстать упущенное, исправить ее пылкий, необузданный нрав. Но скоро будет поздно пытаться что-то изменить. Вряд ли тебе понравится, когда посторонние скажут, что твоя дочь – необузданная и невоспитанная дикарка, в которой нет ни капли женственности. Кроме того, когда она станет старше, ее нигде не будут принимать…

Герр Маккет почти не слушал.

– Вы хотите держать ее взаперти, как лесную пташку в клетке, но она этого не выдержит, вот увидите! Дайте ей еще хоть один годочек пожить на воле. Когда она станет старше, тогда…

Но пастор и фрау Анна стояли на своем: тут следует действовать не откладывая.

– В N. есть заведение, которое я мог бы порекомендовать для Ильзы, – заметил Воллерт. – Я хорошо знаю его начальницу. Лет десять тому назад она открыла школу и при ней основала пансион. Ильза познакомилась бы там со школьной жизнью, получила бы прекрасное образование и воспитание, дышала бы свежим, чистым воздухом, ведь этот живописный городок окаймляют горы…

– Да, да! Я все прекрасно понимаю, – прервал его герр Маккет. – Но дайте мне все обдумать. Нельзя же так сразу брать быка за рога! Мне нужно время, чтобы все взвесить…

Однако решение созрело скорее, чем он мог предположить.

На следующий день, рано утром, герр Маккет встретил свою дочь верхом на лошади, запряженной в телегу. Она отправлялась на луг собирать сено.

– Здравствуй, папочка! – крикнула она ему еще издалека. – Мы едем на луг. Управляющий говорит, что к обеду будет гроза, и я хочу помочь убирать сено!

Но на этот раз жизнерадостный вид девочки не вызвал улыбки на серьезном и даже угрюмом лице отца. Он вспомнил слова жены о том, что девочка необузданна и неженственна. В самом деле, сейчас Ильза больше походила на мальчишку. Она по-мужски сидела на лошади в таком коротком платье, что из-под него виднелись старые запыленные сапоги и даже кусок красного чулка. Во всех движениях девочки не было ни капли женской грации.

– Сойди с лошади, Ильза! – сказал герр Маккет и подошел ближе, чтобы помочь девочке слезть. – Ты не поедешь за сеном. Слышишь? Ты займешься уроками!

В первый раз в жизни отец говорил с Ильзой таким решительным тоном. Ничего не понимая, Ильза посмотрела ему в глаза, но и не подумала подчиниться. Она захлопала в ладоши и громко рассмеялась.

– Ха-ха-ха! Какой ты сегодня смешной, папочка! И как это тебе в голову пришла такая странная мысль? Как можно зубрить уроки в такой чудесный день? Ну, не смотри таким букой, папуля, у тебя такое страшное лицо! Знаешь, на кого ты сейчас похож? На мадемуазель Ламбер, предпоследнюю гувернантку. Помнишь ее? Когда она сердилась, ее лоб покрывался такими длинными морщинами, совсем как у тебя. – И она стала подражать гувернантке, сдвинув брови и выпучив глаза: – Ilse, venez ici, mais tout de suite!^[2] Ви понималь, што я говориль? Такая смешная она была! Прощай, папочка, увидимся за завтраком!

Ильза послала отцу воздушный поцелуй, щелкнула хлыстиком, и лошадь веселой рысью помчалась на луг. Вскоре она вместе с наездницей исчезла в ясной лазури прекрасного июльского утра.

Герр Маккет только покачал головой. Грустные мысли одолевали его. Теперь, после серьезных размышлений, мысль отдать девочку в пансион уже не казалась такой нелепой, как вчера. Только что дочка доказала, что ни во что не ставит волю отца, и он вынужден был признать, что всему виной – его слишком уж уступчивое воспитание.

Он направился к дому и поднялся на веранду, защищенную от зноя густой зеленью виноградника. Фрау Анна в легком светлом платье ожидала мужа за утренним кофе.

Против своего обыкновения, герр Маккет был молчалив и угрюм.

– У тебя неприятности, милый? – спросила фрау Анна, наливая ему чашку ароматного кофе.

– Нет, не то чтобы неприятности, а так… – ответил он, вздохнув, и продолжил: – Это касается нашего вчерашнего разговора. Словом, с первого июля мы отправляем Ильзу в пансион.

– Ты шутишь? Мне не верится, чтобы ты мог так скоро решиться на этот шаг! – удивилась его жена.

– Нет, я не шучу, дорогая! – был ответ. – Но успеешь ли ты приготовить все к этому сроку? Сегодня уже двенадцатое июня!

– Это все можно устроить, Рихард, но, прости, по-моему, ты слишком поторопился. Не раскаешься ли ты в своем решении? Дай Ильзе побыть дома до сентября, насладиться летними месяцами. Осенью ей будет легче расстаться с родным домом.

– Нет. Я остаюсь при своем мнении, – поспешно сказал герр Маккет, боясь проявить нерешительность. – Ильза отправится в пансион первого июля.

Через несколько часов Ильза вернулась к завтраку сияющая, с раскрасневшимися щечками и вся в сене. Переодеться к завтраку она не сочла нужным.

– А вот и я, папочка! Что, долго пропадала? А знаешь, нынешнее сено у нас – просто чудо! Ты удивишься, когда его увидишь! Управляющий говорит, что у нас давно не было такого. Его ни разу не помочило дождичком!

– Успокойся, Ильза, и слушай, что я тебе скажу.

Слова эти прозвучали нарочито строго: герру Маккету было трудно говорить о своем решении. Но Ильза и не подозревала о своей участи и даже не замечала сосредоточенного вида отца. Она проголодалась после долгой прогулки и смотрела только на стол.

– Что тебе положить? – спросила фрау Анна девочку.

– Ничего, я сама, – ответила Ильза.

Она отрезала себе толстый кусок черного хлеба, намазала его маслом в палец толщиной и, взяв в одну руку бутерброд, а в другую колбасу, стала с аппетитом уплетать свой завтрак, откусывая здоровыми белыми зубками то одно, то другое. Она уселась в плетеное кресло и принялась болтать ногами.

– Ну, давай, папочка! Ты что-то собирался мне сказать. Я сгораю от любопытства! – проговорила она с набитым ртом.

Герр Маккет вдруг замялся. Минуту он размышлял, не оставить ли все как есть. Казалось, еще чуть-чуть – и он раздумает приводить свой план в исполнение. Но эта слабость прошла, и он твердо объявил Ильзе свое решение.

Он ожидал бури, укоров, слез, мольбы… Однако ничего подобного не произошло. Ильза, правда, поперхнулась от испуга и не могла выговорить ни слова. Она лишь бросила укоризненный взгляд на мачеху, которую сочла виновницей этого кошмара, но до поры затаила бурю в душе…

«Нет, ни за что на свете она не должна понять, как горько мне будет покинуть родные места, отца и все, что мне дорого! О да, это мачеха была зачинщицей ужасного плана, она – только она! Папа? Папе даже в голову бы не пришла такая дикая мысль!» – думала Ильза.

– Ну что же ты молчишь, Ильза? Ты, верно, сама сознаешь эту необходимость, понимаешь, что тебе нужно, наконец, заняться делом, учиться, не так ли? Ведь твои познания далеки от совершенства. Правда ведь, детка?

– Ничего я не сознаю! – выпалила Ильза. – Ты сам мне повторял сколько раз, что девочкам незачем так много учиться, что ты не любишь «синих чулков»… Да-да, папа, это твои слова! А теперь вдруг говоришь иное! Теперь я должна уехать в чужой город и сидеть на школьной скамье