Так начинается в высшей степени необычное образование. Джул попадает в специализированную академию, расположенную в отреставрированном особняке на одной из улиц Нью-Йорка. Она изучает технику скрытого наблюдения, тренируется выполнять всевозможные кульбиты, оттачивает методы снятия наручников и смирительных рубашек. Она носит кожаные штаны, и ее карманы набиты разными гаджетами. На уроках Джул изучает иностранные языки, обычаи разных народов, литературу, боевые искусства, обращение с оружием, искусство камуфляжа, имитацию акцентов, методы подделки документов и тонкости законодательства. Обучение длится десять лет. По его завершении Джул становится той, что способна на многое. Недооценивать ее – себе дороже.

Такова история происхождения Джул Уэст Уильямс. К моменту своего появления в «Плайя Гранде» Джул находила это самым интересным из того, что она могла бы рассказать о себе.

Донован остановил машину и открыл водительскую дверь. В салоне зажегся свет.

– Где мы? – спросила Джул. На улице было темно.

– В Сан-Хосе-дель-Кабо^[11].

– Это здесь ты живешь?

– Неподалеку.

Джул почувствовала облегчение, но темнота за окном пугала. Разве тут не должно быть уличных фонарей, освещенных витрин магазинов и ресторанов для толп слоняющихся туристов?

– Кто-нибудь живет поблизости? – спросила она.

– Я припарковался в переулке, так что никто не увидит, как вы выходите из моей машины.

Джул выбралась наружу. Мышцы окаменели, а лицо как будто покрылось маслянистой пленкой. По обеим сторонам переулка выстроились мусорные баки. Свет проникал лишь из пары окон второго этажа.

– Спасибо, что подвез. Открой багажник, пожалуйста?

– Вы обещали заплатить мне сто американских долларов, когда я довезу вас до города.

– Конечно. – Джул вытащила из заднего кармана кошелек и расплатилась с парнем.

– Но теперь это стоит дороже, – добавил Донован.

– Что?

– Еще три сотни.

– Я думала, мы друзья.

Бармен шагнул к ней.

– Я подаю вам напитки, потому что это моя работа. Я делаю вид, будто мне нравится беседовать с вами, потому что это тоже моя работа. Думаете, я не вижу, что вы смотрите на меня свысока? Второй лучший Халк. Какой скотч лучше. Мы не друзья, мисс Уильямс. Вы мне врете через раз, а я врал вам постоянно.

Девушка уловила запах пролитого на рубашку ликера. Его дыхание обжигало ей лицо. Джул искренне верила, что Донован относится к ней с симпатией. Они обменивались шутками, он угощал ее бесплатными чипсами.

– Вау, – тихо произнесла она.

– Еще триста, – повторил он.

Кто он – мелкий жулик, пытающийся развести девчонку с кучей американских долларов? Или подонок, решивший, что она скорее отдастся ему, чем заплатит лишние три сотни? А может, его и вовсе подкупила Ноа?

Джул убрала кошелек обратно в карман. Она поправила ремень, так что сумка оказалась у нее на груди.

– Донован? – Она шагнула вперед, приблизилась к нему почти вплотную и посмотрела на него своими большими глазами.

Потом резко вскинула правую руку, отчего парень запрокинул голову, и нанесла ему удар в пах. Донован согнулся пополам. Джул схватила его за гладкие волосы и дернула его голову назад. Крутанув его вокруг себя, девушка заставила противника потерять равновесие.

Здоровяк ударил ее локтем в грудь. Это было больно, но Джул вовремя увернулась, так что со вторым ударом он промахнулся, и тогда она вцепилась в его локоть, заламывая руку Донована за спину. На ощупь конечность оказалась отвратительно мягкой. Удерживая его мертвой хваткой, Джул свободной рукой вырвала свои доллары из его жадных пальцев.

Засунув деньги в карман джинсов, девушка обыскала его боковые карманы в поисках телефона.

Пусто. Значит, в заднем.

Вытащив мобильник, она запихнула его в бюстгальтер, за неимением более подходящего места. Теперь бармен не мог позвонить Ноа и сообщить, где она находится, но у него еще оставались ключи от машины, которые он сжимал в левой руке.

Дернувшись, Донован заехал ей ногой в голень. Ребром ладони Джул ударила его в шею, и он, скорчившись от боли, согнулся пополам. Один сильный пинок – и Донован оказался на земле. Он попытался подняться, но Джул сорвала металлическую крышку с одного из мусорных баков и пару раз двинула ему по голове, так что парень рухнул на груду мусорных мешков. Кровь стекала по его лбу, заливая глаз.

Джул отступила назад, чтобы поверженный противгик не смог до нее дотянуться. Она все еще держала в руках крышку.

– Брось ключи.

Донован застонал и, вытянув левую руку, швырнул ключи в сторону. Связка приземлилась в шаге от его тела.

Схватив ключи, Джул открыла багажник. Достала оттуда чемодан на колесиках и, прежде чем Донован смог подняться, припустила вниз по улице.

Подходя к главной улице Сан-Хосе-дель-Кабо, Джул замедлила шаг, выбросила ключи в мусорный бак и осмотрела свою одежду. Следов борьбы вроде нет. Неторопливо и спокойно она вытерла лицо рукой, на случай если на нем остались следы грязи, слюны или крови. Потом достала из сумки пудреницу и на ходу посмотрелась в зеркальце, заодно проверяя, не идет ли кто следом.

Никого.

Девушка подкрасила губы матовой розовой помадой, захлопнула пудреницу и еще больше замедлила шаг.

Она не хотела выглядеть запыхавшейся от бега.

В воздухе разливалось тепло, в барах гремела музыка. Возле питейных заведений толкались туристы – белые, черные, мексиканцы, все пьяные и шумные. Обычные толпы любителей недорогого отдыха. Джул выбросила телефон Донована в ближайшую урну и осмотрелась по сторонам в поисках такси или автобуса, но ничего не увидела.

Ладно, не беда.

Ей было необходимо укрыться где-то и переодеться, чтобы не попасть в лапы Донована. Она не сомневалась, что если он работает на Ноа, пустится за ней. Или если захочет отомстить.

А теперь представь себя в кадре. Ты идешь по улице, и тени порхают по твоей гладкой коже. Под одеждой скрываются набухающие чернотой синяки, но твои волосы выглядят роскошно. Ты вооружена хитроумными гаджетами, всякими высокотехнологичными штуковинами, которые творят чудеса и гарантируют внезапность нападения. Ты носишь при себе яды и противоядия.

Ты – главное действующее лицо в этой драме. Ты и никто другой. У тебя есть сказочная история твоего происхождения и необычного образования. Ты безжалостна, находчива, практически бесстрашна. За тобой тянется шлейф из трупов, потому что ты делаешь все, чтобы остаться в живых, – но это рабочие моменты, не более того.

Ты классно выглядишь в отблесках огней витрин и вывесок мексиканских баров. После драки твои щеки пышут румянцем. А одежда подчеркивает твои соблазнительные формы.

Да, это правда, что ты преступно жестока. Даже бесчеловечна. Но такова твоя работа, и ты – профи в своем деле, что делает тебя еще более сексуальной.

Джул насмотрелась боевиков. Она знала, что авторы подобных историй редко делают главными персонажами женщин. Которые служат исключительно для услаждения глаз, или рук, выступают в качестве жертв или объектов страсти. Их роль заключается в том, чтобы помогать доблестному гетеросексуальному рыцарю в его долбаном эпическом путешествии. Если все-таки появлялась женщина-воин, она была субтильной, обходилась минимумом одежды и сверкала белозубой улыбкой.

Джул знала, что она не похожа на тех женщин. И никогда не будет выглядеть как они. Но она ни в чем не уступала героям боевиков, а в чем-то даже превосходила их.

И это она тоже знала.

Девушка дошла до третьего по счету бара и нырнула внутрь. Его обстановку составляли столы для пикника, на стенах висели чучела рыб. Среди посетителей преобладали американцы, заглянувшие выпить и расслабиться после тяжелого дня спортивной рыбалки. Джул быстро проследовала в дальний угол, оглянулась и зашла в мужской туалет.

Пусто. Девушка юркнула в кабинку. Доновану бы и в голову никогда не пришло искать ее здесь.

Сиденье унитаза оказалось мокрым, в желтоватых пятнах. Джул порылась в чемодане и нашла черный парик – гладкое каре с челкой. Она натянула его, стерла губную помаду, нанесла темный блеск и припудрила нос. Поверх белой футболки надела черный кардиган на пуговицах.

В туалет зашел парень и встал возле писсуара. Джул замерла, втайне радуясь тому, что на ней джинсы и тяжелые черные ботинки. Из-под двери кабинки виднелась только подошва и колесики чемодана.

Зашел еще один парень и заперся в соседней кабинке. Она увидела его обувь.

Донован.

Джул узнала его грязные белые кроссовки «Крокс». И «больничные» брюки сотрудника «Плайя Гранде». Кровь застучала у нее в ушах.

Она тихонько оторвала от пола чемодан и держала его на весу, чтобы Донован ничего не заподозрил. И замерла.

Донован спустил воду в унитазе, и Джул расслышала, как он, шаркая ногами, подошел к умывальнику и включил воду.

Вошел еще парень.

– Можно воспользоваться твоим телефоном? – спросил Донован по-английски. – Всего один звонок.

– Тебя кто-то избил, старик? – Парень говорил с американским акцентом. Точнее, с калифорнийским. – Похоже, тебе крепко досталось.

– Я в порядке, – буркнул Донован. – Мне просто нужен телефон.

– Мой телефон не для звонков, только для эсэмэсок, – сказал парень. – Но мне пора к своим дружкам.

– Я не собираюсь его красть, – настаивал Донован. – Мне всего лишь нужно…

– Я сказал «нет», понял? Ну, бывай, чувак. – Парень вышел, так и не воспользовавшись туалетом.

Донован искал телефон, потому что остался без ключей от машины и хотел вызвать такси? Или он собирался звонить Ноа?

Бармен дышал тяжело, как раненый зверь. Воду он больше не включал.

Наконец он ушел.

Джул поставила чемодан на пол. Потрясла руками, разгоняя кровь, а потом размяла мышцы плеч. Девушка пересчитала имеющуюся наличность – как песо, так и доллары. Потом посмотрелась в зеркало пудреницы, проверяя парик.

Убедившись в том, что Донован ушел, Джул уверенной походкой вышла из мужского туалета – подумаешь, какое дело! – и направилась к дверям бара. На улице она пробилась сквозь толпы праздных гуляк, и тут ей улыбнулась удача. Подъехало такси. Девушка запрыгнула в машину и назвала таксисту курортный отель «Гранд Сольмар», по соседству с «Плайя Гранде».

В «Гранд Сольмар» она без труда взяла другое такси и попросила водителя отвезти ее в дешевую городскую гостиницу, которую держит кто-то из местных. Он привез ее в «Кабо Инн».

Это была та еще хибара. Стены в грязных разводах, облупившаяся краска, пластиковая мебель, искусственные цветы на стойке администратора. Джул зарегистрировалась под чужим именем и оплатила проживание в песо. Клерк даже не спросил документы.

Поднявшись в номер, Джул заварила себе в маленькой кофеварке немного кофе без кофеина. Положила в чашку три ложки сахара. И присела на край кровати.

Надо ли было бежать?

Нет.

Да.

Нет.

Никто не знал, где она находится. Ни одна живая душа. Это ли не счастье? В конце концов, она же хотела исчезнуть.

Но она чувствовала себя напуганной.

Ей не хватало Паоло. Не хватало Имоджен.

Она бы хотела отменить все то, что произошло.

Если бы только она могла вернуться в прошлое! Джул верила, что стала бы лучше. Во всяком случае, стала бы другой. Больше похожей на саму себя. Или меньше. Она затруднялась сказать, потому что уже и не знала, какая она, настоящая. Может, и вовсе не существовало никакой Джул, а был лишь набор масок, в которых она появлялась в разных условиях и обстоятельствах.

Интересно, все люди такие? Лишившиеся своего собственного я?

Или только Джул?

Она не знала, может ли полюбить свое искореженное, странное сердце. Она бы хотела, чтобы кто-нибудь другой сделал это за нее, увидел, как бьется оно в клетке из ребер, и сказал: Я вижу твою истинную сущность. Вот она, необычная, но достойная. Я люблю тебя.

Как тяжело и глупо чувствовать себя исковерканной и странной, утратить свою сущность и возможность быть собой, когда впереди еще целая жизнь. Джул обладала множеством редких талантов. Она упорно трудилась, и ей действительно было что предложить миру. Это правда.

Так почему же она ощущала себя никчемной?

Ей очень хотелось позвонить Имоджен. Хотелось услышать хрипловатый смех Имми и ее сложно построенные фразы, сочившиеся секретами. Она бы сказала Имоджен: «Я боюсь». А Имми сказала бы в ответ: «Но ты же храбрая, Джул. Ты самая храбрая из всех, кого я знаю».

Ей очень хотелось, чтобы подошел Паоло и обнял ее, повторив то, что сказал однажды: «Ты – классная, бесподобная».

Она хотела, чтобы рядом оказался тот, кто любит ее бескорыстно, кто простит ей что угодно. Или еще лучше – тот, кто все уже знает о ней и любит ее именно такой.

Но ни Паоло, ни Имми не способны на это.

И все равно Джул помнила ощущение губ Паоло на своих губах и жасминовый аромат духов Имми.

В черном парике Джул спустилась в бизнес-офис гостиницы. Она уже продумала дальнейшую стратегию. В столь поздний час офис оказался закрыт, но за щедрые чаевые портье открыл его. Устроившись за компьютером, она заказала билет на самолет из Сан-Хосе-дель-Кабо в Лос-Анджелес на следующее утро. Заказ она сделала на собственное имя и оплатила его обычной кредитной картой, которой пользовалась в отеле «Плайя Гранде».

Потом она спросила у портье, где можно купить автомобиль за наличные. Тот сказал, что есть один ушлый дилер, который утром мог бы продать ей тачку за американские доллары. Он записал адрес – улица Ортис – и добавил, что это в пригороде Эхидо.

Ноа отслеживала кредитные карты. Наверняка. Иначе она бы никогда не нашла Джул. Теперь детектив, увидев новое списание средств, отправилась бы в Лос-Анджелес. А тем временем Джул на купленном за наличные автомобиле подалась бы в сторону Канкуна^[12]. Из Канкуна она бы добралась до острова Кулебра в Пуэрто-Рико, куда стекались толпы американцев, которые никогда и никому не предъявляли свои паспорта.

Она поблагодарила портье за информацию об автодилере.

– Вы ведь забудете о нашем разговоре, не так ли? – сказала она, протягивая ему через прилавок еще одну двадцатку.

– Могу и забыть, – сказал он.

– Непременно забудете. – Она добавила еще пятьдесят долларов.

– Я вас никогда не видел, – кивнул он.

Спала она плохо. Даже хуже, чем обычно. Во сне девушка тонула в теплой бирюзовой воде; бездомные кошки разгуливали по ее телу; змея обвивалась вокруг ее шеи и душила. Джул проснулась от собственного крика.

Она выпила воды. Приняла холодный душ.

Заснула и снова проснулась от крика.

В пять утра она поплелась в ванную, плеснула в лицо холодной воды и подвела глаза. Почему бы и нет? Она любила макияж. Да и время позволяло. Она выровняла кожу лица толстым слоем тонального крема и пудры, положила на веки дымчатые тени, накрасила ресницы черной тушью, а губы – почти черной помадой, поверх которой нанесла блеск.

Затем втерла в волосы гель и оделась. Черные джинсы, все те же ботинки, темная футболка. Одежда, совсем не подходящая для мексиканской жары, зато практичная. Она упаковала чемодан, выпила бутылку воды и вышла из номера.

Ноа сидела в коридоре, прислонившись спиной к стене, с чашкой дымящегося кофе в руках.

Ждала.

17

Конец апреля 2017 года

Лондон, Англия

Семью неделями ранее, в конце апреля, Джул проснулась в хостеле на окраине Лондона. В комнате умещалось восемь коек: тонкие матрасы, обтянутые казенными белыми простынями. Сверху спальные мешки. Вдоль стен выстроились рюкзаки. В воздухе витали слабые запахи тел и пачулей.

Она спала прямо в спортивной одежде. Вскочив с кровати, зашнуровала ботинки и пробежала почти тринадцать километров через весь пригород, мимо пабов и мясных лавок с наглухо закрытыми в столь ранний час ставнями. Вернувшись с пробежки, девушка продолжила тренировку в общей комнате отдыха, выполнив привычный курс упражнений: прямые и боковые планки, выпады ногами, отжимания и приседания.

Джул проскочила в душ, пока не проснулись ее соседки и не вылили на себя всю горячую воду. Потом она забралась обратно на верхнюю полку двухъярусной кровати и развернула шоколадный протеиновый батончик.

В комнате еще царил полумрак. Она раскрыла книгу «Наш общий друг» и стала читать при свете фонарика сотового телефона. Толстый викторианский роман Чарльза Диккенса о сиротской доле ей подарила Имоджен.

Джул считала Имоджен Соколофф своей лучшей подругой. Имми любила книги о брошенных детях, потому что и сама была сиротой. Она родилась в Миннесоте. Мама-подросток, давшая ей жизнь, умерла, когда Имми исполнилось два года. Девочку удочерила семейная пара, которая жила в пентхаусе в Нью-Йорке, в Верхнем Ист-Сайде.

Пэтти и Гилу Соколофф в то время было под сорок. Они не могли иметь детей, а в рамках своей адвокатской деятельности Гил уже несколько в качестве волонтера занимался защитой прав детей в системе опеки. Он всегда выступал за открытое усыновление. И вот, после нескольких лет ожидания новорожденного малыша, Пэтти и Гил решили взять ребенка постарше.

Они просто влюбились в пухлые ручки и веснушчатый носик двухлетней девчушки, забрали к себе, назвали Имоджен, а ее прошлое имя осталось только в картотеке. Ее фотографировали и тискали. Пэтти готовила ей горячие макароны со сливочным маслом и сыром. Когда маленькой Имми исполнилось пять, ее отправили в Гринбрайар, частную школу на Манхэттене. Там она носила бело-зеленую форму и училась говорить по-французски. По выходным маленькая Имми играла в «Лего», пекла домашнее печенье и ходила в Американский музей естественной истории, где ей особенно полюбились скелеты рептилий. Она отмечала все еврейские праздники и, когда подросла, прошла нетрадиционную церемонию бат-мицва^[13] в лесах на севере штата.

С этим все оказалось не так-то просто. Мать Пэтти и родители Гила не считали Имоджен еврейкой из-за ее биологической матери. Они настаивали на формальном процессе религиозного обращения, что позволило бы отложить церемонию на год, но в знак протеста Пэтти покинула синагогу, куда всегда ходила ее семья, и присоединилась к светской еврейской общине, которая проводила церемонии в уединенном местечке в горах.

Так случилось, что в возрасте тринадцати лет Имоджен Соколофф острее, чем когда-либо, осознала свой статус сироты и увлеклась чтением историй, созвучных ее судьбе. Начала она с книг об осиротевших детях, которые были частью школьной программы. Таковых было немало.

– Мне понравились наряды, пудинги и конные экипажи, – признавалась она Джул.

Июнь прошлого года они вместе провели в доме, который семья Имми арендовала на острове Мартас-Винъярд^[14]. В тот день они подъехали к фермерскому ларьку, где покупатели могли сами составить себе букет.

– Я залпом проглотила «Хайди»^[15] и начиталась еще бог какого старья, – сказала Имми. Она склонилась над кустом георгинов с ножницами в руках. – Но в какой-то момент мне уже хотелось блевать от всех этих книг. Вечный оптимизм и восторги этих девиц просто достали. Прямо-таки воплощение самоотверженной женственности. Послушай только: «Я умираю от голода! Вот, съешь единственную оставшуюся плюшку!» «Я не могу ходить, я парализована, но все равно вижу светлую сторону жизни, и я счастлива, счастлива!». Я тебе так скажу: «Маленькая принцесса»^[16] и «Поллианна»^[17] впаривают нам кучу мерзкой лжи. Как только до меня это дошло, я поняла, что пора с ними завязывать.

Выбрав букет, Имми вышла из цветника и забралась на деревянную ограду. Джул все еще возилась в клумбах.

– В старших классах я прочитала «Джейн Эйр», «Ярмарку тщеславия», «Большие надежды»^[18] и тому подобное, – продолжала Имми. – Там уже, я бы сказала, описывались амбициозные сироты.

– Это же книги, которые ты мне давала, – вспомнила Джул.