Ванесса окинула взглядом коридор: перегруженная стойка для пальто, кучи прогулочных башмаков, покрытых грязью; поводков для собак, шляп и перчаток на грязном полу из черно-белого кафеля. Лео вечно работал, пропадая либо на ферме, либо на бесконечных встречах с архитекторами и чиновниками-планировщиками. Тогда как Хелен, его жена, казалось, просто порхала вокруг целыми днями, как птица со сломанным крылом, давая знать о своем присутствии, суетясь над вещами, которые не требовали ее внимания, и забывая про те, какие в нем нуждались. Их дом напоминал свалку, и уборкой в нем пренебрегали. Хелен готовила для Сиенны, но для Лео редко, и хотя Сиенна была одета безукоризненно, Лео всегда выглядел ужасно. Хелен управляла жизнью Сиенны, как военным кораблем, однако Тисовое поместье и дом, который Ванесса лелеяла всю свою жизнь, явно не представляли для нее интереса. Каждый день у Ванессы разрывалось сердце от того, что Хелен так очевидно не могла дождаться, когда же избавится от дома, судя по всему, намереваясь прибрать деньги к рукам.

Словно прочитав ее мысли, Хелен появилась в коридоре, заставив Ванессу вздрогнуть.

– Доброе утро, Ванесса, – тепло поздоровалась она. – Извините, я не хотела вас напугать. – Ее взгляд упал на туфли свекрови. – Господи, да вы насквозь промокли! Вы, наверное, замерзли. Лео развел огонь в гостиной, скорее идите туда.

– Хорошо, спасибо, Хелен.

Ванесса разглядывала невестку чуть дольше, чем следовало, словно искала ключ к разгадке того, что творится на самом деле в глубине этих голубых глаз. Она не хотела смутить ее, но Хелен напоминала ей мышь, которая завела привычку являться к ней в кухню каждый вечер. Она садилась в углу и смотрела телевизор за компанию с Ванессой, пока однажды не исчезла так же внезапно, как и появилась. Обычно Ванесса притворялась, будто глядит на экран, хотя на самом деле следила за зверьком, пытаясь понять его. Мышь выглядела милой и невинной, однако постоянно была начеку, в любую секунду готовая броситься наутек, пошевеливая усами. Было трудно не провести сравнения с мышиными чертами лица Хелен и ее суетливыми манерами.

Ванесса не понимала, что все-таки Лео нашел в Хелен. Она не испытывала к невестке особой неприязни, но в той мало к чему можно было привязаться. Хелен не показывала свое истинное лицо и, похоже, остерегалась даже собственной тени. Лео мог бы жениться на любой другой – каждая девушка, с кем он заговаривал, таяла в его присутствии, и судя по тому, как им интересовались подруги Ванессы, любая из их дочерей не отказалась бы от возможности его очаровать, однако Лео выбрал Хелен, на которую нельзя было по-настоящему обидеться и которая не могла как следует постоять за себя в споре. Сейчас Хелен было пятьдесят три, но она до сих пор чем-то напоминала ребенка и в определенном смысле казалась более уязвимой, чем Сиенна, которая появилась весьма неожиданно, когда Хелен исполнилось сорок шесть. Хелен отчаянно стремилась всем угодить, улыбка не сходила с ее губ, но никогда не достигала ее печальных глаз.

– Вы видели Сиенну, когда гуляли? – спросила Хелен, входя в гостиную в сопровождении Ванессы. Она подошла к окну и машинально передвинула журналы на кофейном столике в углу. Одна беспорядочная куча поближе к другой, подумала Ванесса.

– Да, она каталась на велосипеде. Но тебе ведь пора везти ее в школу, не так ли? – произнесла Ванесса, взглянув на часы.

– Думаю, Лео захватит ее по дороге на свою встречу, – ответила Хелен.

– Может, ты сама ее отвезешь? Лео выглядит очень замотанным, похоже, рабочие вопросы его не отпускают.

Хелен вяло улыбнулась и начала собирать различные школьные принадлежности, разбросанные по комнате, складывая их в рюкзак дочери. Сиенна – это единственное, что интересует Хелен, подумала Ванесса, наблюдая за ней. Невестка редко общалась или встречалась с подругами, они с Лео не устраивали званых обедов и не выбирались в паб. Ее мир вращался вокруг послешкольных кружков Сиенны, игр на свежем воздухе и домашних заданий. Хелен следила за дочерью, как ястреб, вкладывая в нее каждую унцию своих сил. У Сиенны не было ни единой мысли, о которой не знала бы Хелен. Она до сих пор часто спала вместе с дочерью, в то время как Лео ночевал один. Ричард не потерпел бы такого даже на одну ночь, не говоря уж про семь лет. Возможно, у нынешнего поколения иное к этому отношение, но так повелось еще с тех пор, когда Сиенна была совсем крошкой. Ванесса часто задумывалась, не потому ли Лео слегка холодноват с дочерью. Сиенна обожала отца, а тот всегда выглядел отстраненно рядом с ней, и Ванессе приходило в голову, что возможная причина в том, что ее внучка встала между ним и Хелен. Лео часто повторял, что не любит детей, и вдруг в возрасте сорока пяти лет Хелен объявила о своей беременности. Лео не был суров к Сиенне, отнюдь нет, однако редко играл с ней и не казался особенно любящим или заинтересованным отцом, каким Ричард был с Элис. Впрочем, сразу после родов Хелен почти не подпускала Лео к дочери.

В свои самые мрачные моменты Ванесса думала, что это зависть вызывает у нее раздражение при виде того, как Хелен носится с Сиенной. Она считала, что у них с Элис были прекрасные отношения, но суть в том, что Хелен никогда не потеряла бы Сиенну. Ни за что на свете. Она не выпускала ее из виду слишком надолго. Вероятно, причина, по которой Хелен постоянно следила за дочерью, как раз и заключалась в исчезновении Элис. Хелен видела, что́ потеря ребенка сделала с матерью мужа; последствия пропажи Элис сопровождали их всю жизнь в Тисовом поместье, по сей день, несмотря на то, что миновало почти пятьдесят лет.

– Хорошо погуляли? – спросила Хелен, наблюдая в окно за Сиенной и своим вопросом возвращая Ванессу в настоящее.

– Да, я ходила к Дому викария. Там все готово к сносу.

Хелен медленно повернулась и посмотрела на нее, покраснев, но ничего не сказала.

– Странно, что от дома, когда-то полного жизни, осталась только холодная, пустая оболочка. Я понятия не имею, что произошло с семьей Джеймсов – Нелл и Бобби, так ведь их звали? Ты не знаешь, Лео?

– О чем, мам? – Сын появился в дверях, озабоченно хмурясь. – Хелен, ты не видела мои ключи от машины?

Его жена продолжала разглядывать Ванессу.

– По-моему, они на столе в столовой.

– Посмотри под кучами бумаг и газет, – посоветовала Ванесса. – Меня бы не удивило, если бы Бобби Джеймс находился в тюрьме. Ужасный ребенок, устроивший пожар в коровнике. Ты помнишь, Лео?

– Смутно. – Он покосился на Хелен, которая повернулась к ним спиной.

– Смутно? Я никогда этого не забуду. Он явно решил сжечь животных заживо. Ричард подоспел вовремя. – Ванесса нахмурилась. – А ты куда собрался?

– Я же говорил тебе, мама. Сегодня последнее совещание по земельному планированию в деревенской администрации. Завтра День «Д».

Хелен прошмыгнула мимо них с рюкзаком Сиенны.

– Почему бы тебе не позволить Хелен самой отвезти ребенка в школу? – спросила Ванесса сына. – Я бы быстренько поджарила для нас завтрак.

– Я куплю что-нибудь после собрания, мама. Хелен, ты приготовишь маме завтрак? Мне пора идти, иначе опоздаю. – Лео наконец нашел ключи и кинулся к выходу.

Ванесса обернулась, когда Сиенна ворвалась в комнату.

– Пока, бабуля! – воскликнула она, бросаясь в объятия бабушки, ее щеки раскраснелись от холода.

– Пока, дорогая, желаю тебе чудесного дня.

– Увидимся на собрании, Хелен! – крикнул Лео. – Я займу для тебя стул.

Ванесса посмотрела на невестку, которая, похоже, пребывала в своем обычном настроении. Ей не нравилось находиться рядом с Хелен, когда та была молчалива и задумчива; она опасалась того, что происходит под поверхностью. Ванесса всегда остро осознавала факт, что не вполне доверяет этой женщине, но по-настоящему не понимала почему, и это вызывало у нее чувство вины и опустошенности.

– Пойду прилягу, пожалуй, – произнесла она. – Ноги гудят, я гуляла дольше, чем нужно.

Ванесса остановилась у подножия огромной широкой лестницы, ведущей на верхний этаж дома. В большом георгианском поместье чувствовалось запустение. Краска на окне рядом с тем местом, где она стояла, давно облупилась; ковер на ступенях выглядел выцветшим и потертым, а несколько плиток под ее ногами потрескались. Отопление всегда работало слабо, если вообще работало, и в доме постоянно было холодно.

Ванесса начала медленно подниматься по ступеням, на каждой из которых что-то лежало – книги, предметы одежды и газеты. Она пробегала взглядом по отслоившимся обоям, украшенным разнообразными большими картинами и огромными зеркалами, пока не добралась до верха, где на полу у стены стояла фотография Ричарда и Лео. Это был черно-белый снимок, они вдвоем на тракторе, и Ванесса хорошо помнила тот день. Стоял жаркий июльский полдень, Лео тогда было года четыре, и Ричард посадил сына к себе на колени, чтобы тот мог управлять. Лео плакал все это время, желая поскорее слезть, а Ричард потерял терпение и шлепнул его. Ванесса тогда была беременна Элис и решила устроить семейный пикник в обеденный перерыв – Ричард все дни напролет трудился в поле, несколько недель подряд. Лео не хотел идти, и Ванесса знала, что в итоге все закончится слезами, но все равно пошла и повела сына, потому что ей было одиноко – удел жены фермера.

Как и она сама, Лео ненавидел жизнь на ферме. Однако в отличие от нее не пытался скрыть это. Он плакал, если падал, поднимал рев, если за ним гнался кто-либо из животных или когда пачкал руки. Элис, напротив, любила сельскую жизнь так же сильно, как отец. Чем страшнее приключение, тем лучше. Они с Ричардом обожали друг друга, и Элис расплакалась бы, если бы отец отправился куда-то без нее. Как только Элис научилась ходить, она всюду сопровождала отца, возвращаясь домой на его плечах после кормления коров или починки забора, такая чумазая, что Ванесса едва могла разглядеть ее лицо.

– Еще, папочка! – была коронная фраза Элис всякий раз, когда Ричард подбрасывал ее в воздух, или сажал на высокий забор, или перекидывал через канаву, отчего она всякий раз падала и ушибалась, а Ванесса в ужасе отшатывалась. Но через мгновение дочь уже отряхивалась и снова протягивала руки: – Еще, папочка!

Ванесса добралась до двери в свою спальню и замерла, как всегда, чтобы взглянуть на портрет Элис. На картине, которую она заказала, дочь была изображена в красном праздничном платье – как в ту ночь, когда пропала.

– Мамочка, почему мне нельзя остаться в комбинезоне? – послышался высокий голосок.

Ванесса посмотрела вниз и увидела зеленые глаза своей девочки, вопросительно глядящие на нее, пока дочь поднималась на площадку. На одной руке Элис несла красное платье, на другой – голубое атласное, и была в комбинезоне, пропитанном грязным растаявшим снегом после игры на улице. Вокруг губ виднелись пятна чего-то, похожего на шоколадный торт, а щеки и кончики пальцев покраснели, когда она вошла в теплое помещение. Ванесса взяла холодные ладони дочери и сжала в своих, растирая, чтобы согреть. Серебряный браслетик-цепочка Элис с болтающейся буквой «А», который Ванесса подарила ей на Рождество, сверкал под светом ламп.

В спальне Ванесса медленно приблизилась к окну и посмотрела вниз на подъездную дорожку. Сиенна помахала ей из окна машины. Ванесса помахала в ответ, и, когда автомобиль скрылся за углом, лицо девочки все еще мелькало перед ее внутренним взором.

Как же похожа на Элис, думала Ванесса. Она так похожа на Элис, что это почти невыносимо.