Кирк открыл мне дверь, и мы вошли в тихий вестибюль, чересчур оснащённый кондиционерами, больше похожий на фойе, битком набитый антиквариатом, картинами маслом и восточными коврами. Шэрон, неизменный секретарь, оторвалась от папки с файлами, чтобы поздороваться. Она, разумеется, знала, кто мы такие, но сделала вид, что не в курсе.

– Добрый день. Мы к мистеру Квортерману, – сказала я, чувствуя, как скрутило желудок.

Шэрон сухо кивнула, указала на папку-планшет, лежавшую перед ней на столе:

– Запишитесь, пожалуйста.

Я аккуратно вывела наши имена, и тут же за моей спиной появился Уолтер, державший в руке старомодный кожаный портфель оттенка, стремившегося к оранжевому.

– Кирк, Нина, добрый день. Вы весьма пунктуальны, – сказал он с тем же непроницаемым выражением лица, что и у Шэрон.

Мы поздоровались, он поблагодарил нас за то, что мы не стали тянуть с визитом.

– Не вопрос, – сказал Кирк.

– Конечно. – Я кивнула.

– Пройдёмте в мой кабинет, – Уолтер указал на дверь. Я вновь кивнула, и он повёл нас по длинному коридору, по дороге развлекая светской беседой о том, как быстро подошёл к концу учебный год, и принося извинения за шум, который доносился со стороны спортивных сооружений во дворе – там велось строительство.

– Красиво, – сказал Кирк.

– Да. Но всё ещё на начальной стадии. Предстоит многое. – Уолтер вздохнул.

– Как продвигается кампания по сбору средств? Уже достигли нужной суммы? – поинтересовался Кирк. Я поняла, что этот вопрос был задан намеренно, и почувствовала, что и Уолтер это понял.

– Да, – ответил он. – Ещё раз спасибо за столь щедрый вклад.

– Не за что, – сказал Кирк. Мне вспомнилось официальное письмо с благодарностями, внизу которого рукой Уолтера была нацарапана приписка: Мы вам очень благодарны! Так держать!

Спустя несколько секунд, проведённых в молчании, мы свернули в сторону и увидели кабинет Уолтера. Я осознала, что вижу его впервые за столько лет, и несколько секунд лишь разглядывала детали – потолочные балки из тёмного дерева. Стену, покрытую книжными полками. Большой стол, заваленный стопками бумаг и книгами. Когда мы наконец вошли, я заметила Финча, одиноко сидевшего в кресле. На нём была школьная форма – брюки цвета хаки, наглухо застёгнутая белая рубашка, тёмно-синий блейзер. Руки сложены на коленях, голова опущена.

– Здравствуй, Финч, – сказал Уолтер.

– Здравствуйте, мистер Квортерман, – ответил Финч, подняв голову. – Миссис Петерс сказала, что я должен подождать вас здесь. Вот я и здесь… – Он осёкся.

Прежде чем Уолтер успел ответить, вмешался Кирк:

– Мы не знали, что Финч будет присутствовать.

Было ясно, что он не одобряет такого решения или, по меньшей мере, ожидал, что нас предупредят заранее.

– Да, – сказал Уолтер. – Я вроде бы говорил об этом Нине в голосовом сообщении.

– Сомневаюсь, – пробормотал Кирк. – Ну ладно.

В дверном проёме появилась секретарша, прервав неловкость момента.

– Кофе? Чай? Вода? – спросила она. Мы все отказались, и Уолтер указал нам на пустые кресла по сторонам от Финча. Сам он уселся напротив нас на стул, таким образом замкнув круг. Скрестил ноги, прокашлялся и сказал:

– Итак. На всякий случай уточняю: всем ли известно, по какой причине мы здесь собрались? – спросил он с восходящей интонацией.

Кирк ответил «да» так громко, что я содрогнулась. Уолтер посмотрел на Финча, и тот сказал:

– Да, сэр.

– Значит, не нужно показывать вам фото ученицы Виндзора, которое сделал – и разослал – Финч? Вы оба его уже видели? – спросил он, глядя на меня, потом переведя взгляд на Кирка.

Я кивнула. Горло сжалось и пересохло, я не могла вымолвить ни слова и пожалела, что не попросила воды. Кирк сказал:

– Да. Мы, к сожалению, уже видели фотографию. Финч показал её нам, когда вернулся домой в субботу вечером. Он очень раскаивается.

Я мельком взглянула на него, слегка удивившись такой характеристике и откровенной лжи перед лицом Финча. Но лишь слегка. Он и раньше мог соврать во спасение. Да и я, если подумать, тоже, причём в обстоятельствах гораздо менее опасных.

– Стало быть, и с комментарием, который он сочинил, вы знакомы? – продолжал Уолтер.

– Да. Хотя сомневаюсь, чтобы он сам это сочинил. – Кирк хохотнул. Уолтер выдавил из себя подобие улыбки.

– Фигура речи. Но вы его видели?

– Да, – прошептала я. Стыд возобладал над нервозностью.

Уолтер молитвенно сложил руки и поднёс кончики пальцев к губам, загадочно глядя на нас. Повисла тревожная тишина. Я ёрзала в кресле, старалась набрать в грудь побольше воздуха и ждала.

– Так вот. Я считаю, что слова Финча, к сожалению, уже говорят сами за себя. Но я хотел бы дать ему возможность всё объяснить. Возможно, мы что-то упустили из вида? Недостаёт деталей?

Все посмотрели на Финча. Я ощутила внезапное желание защитить своего ребёнка и вместе с тем придушить. Помолчав немного, он наконец сказал:

– Нет, сэр. Не упустили.

– Ты хочешь как-нибудь пояснить ситуацию?

Я молилась про себя, чтобы он не начал врать, чтобы принялся искренне просить прощения, что так подшутил над невинной девушкой, обидев её, унизив, подчеркнув её недостойность принадлежать к их компании.

Но когда он наконец заговорил, то сказал только:

– Хм… нет, сэр. Я не знаю, как это объяснить. Это была просто шутка. Я и не думал, что…

Кирк внезапно обратился к Финчу по имени, резко вскинув брови.

– Да? – спросил Финч, глядя на отца.

– Я уверен, ты хочешь сказать что-то ещё. – Он всегда произносил эту фразу, развивая серьёзный разговор.

Финч прокашлялся и попытался ещё раз.

– Ну… если честно, я правда не знаю, как ещё объяснить… но я не хотел, чтобы получилось вот так… и я не хотел обидеть Лилу… я просто хотел… всех рассмешить, это была просто шутка… но теперь я вижу, что она совсем не смешная. В тот вечер я понял, что она совсем не смешная. Когда рассказал об этом родителям.

Я почувствовала, как все мои внутренности сжались. Сын шёл по стопам отца, безбожно коверкал правду – да что там, просто лгал! И ещё я обратила внимание, что он до сих пор не извинился. Кирк тоже это заметил, потому что сказал:

– И ты очень, очень просишь прощения, правда, сын?

– О господи… да. Конечно, да. Простите, что я так поступил. И такое написал. Я не хотел ничего такого, – выпалил Финч и, кажется, хотел прибавить что-то ещё, но вновь вмешался Кирк:

– Как вы сказали, Уолт, фото говорит само за себя. Оно неприлично. Оно неприемлемо. Но, уверен, Финч пытается сказать нам, что оно не несло никакого злого умысла. Верно, Финч?

– Конечно. – Финч кивнул. – Совершенно никакого.

Кирк продолжал:

– И я хочу, чтобы вы знали – мы очень строго наказали Финча за этот проступок. Уверяю вас, Уолт.

– Понимаю, – сказал Уолтер. – Но, к сожалению, ситуация довольно сложная и требует большего, чем просто наказание.

– Да? – Кирк выпрямился, принимая боевую стойку, как я её называла. – Это почему же?

Уолтер шумно вдохнул через нос, выдохнул через рот.

– Ну, во-первых, потому что мне позвонил отец Лилы Вольп. Он, что закономерно, весьма расстроен.

От моего внимания не укрылись слова «что закономерно», но Кирк продолжал давить:

– А во-вторых?

– Во-вторых, – спокойно сказал Уолтер, – этот проступок идёт вразрез с основополагающими ценностями, прописанными в своде правил Виндзорской академии.

– Но это случилось не в Виндзоре, – возмутился Кирк. – Это случилось дома у его приятеля. На частной территории. И разве эта девушка – представитель группы меньшинств?

Я уставилась на него, раскрыв рот от изумления, поражённая наглостью вопроса.

– Свод правил не имеет географических ограничений. Он относится ко всем ученикам Виндзора вне зависимости от того, где они в данный момент находятся. – Уолтер по-прежнему был спокоен. – И да, Лила наполовину латиноамериканка.

Финч, казалось, тоже смутился бесцеремонностью отца, но возможно, он просто был вне себя от страха. Может быть, до него лишь теперь дошла серьёзность ситуации. Повернувшись к Уолтеру, он спросил:

– Мистер Квортерман… меня теперь исключат?

– Я не знаю, Финч. Но если дело дойдёт до Почётного совета – а я не сомневаюсь, что дойдёт, вопрос исключения будет решаться его членами.

– А кто входит в состав Почётного совета? – спросил Кирк.

– Восемь учеников и восемь преподавателей.

– И как это работает? Финч выступит с речью? Приведёт адвоката?

Уолтер покачал головой:

– Нет. В таких случаях мы проводим иную процедуру…

– Значит, честного суда не будет?

– Это не суд. И мы считаем, что он честный.

Кирк тяжело вздохнул, судя по его виду, глубоко оскорблённый.

– А если его исключат? Какие могут быть последствия? Что мы, собственно говоря, обсуждаем?

– Зависит от ситуации. Но если Финча исключат, он не сможет принять участия в церемонии выпуска. И мы вынуждены будем сообщить колледжам, готовым его принять, о его исключении.

– Он только что поступил в Принстон, – сказал Кирк.

Уолтер кивнул и ответил, что он в курсе и что поздравляет.

– Спасибо, – в один голос сказали Кирк и Финч. Кирк прибавил:

– Ну так что?

– Я не совсем понимаю, о чём вы.

– Раз он поступил в Принстон?

Мистер Квортерман потёр ладони и пожал плечами, подозрительно равнодушный.

– Как отреагирует Принстон на сообщение об исключении Финча, зависит уже от Принстона.

Глаза Финча широко распахнулись.

– Так они могут меня не принять?

– Пересмотреть приказ о зачислении? – уточнил Уолтер. – Да, конечно. Это частный институт, совсем как наша школа. Они могут поступить так, как сочтут нужным с учётом обстоятельств.

– Ого, – выдохнул Финч.

– Да, – сказал Уолтер. – Поэтому, как видите… последствия могут быть самыми серьёзными.

– Ради всего святого! – вскричал Кирк. – Из-за полуминутной глупости пойдут насмарку восемнадцать лет работы?

– Кирк, – сказал Уолтер, и тон его голоса и поза стали чуть представительнее, – мы ещё не знаем решения совета. И не знаем, как поступит администрация Принстона, если Финча исключат. Тем не менее я уверен, что вы осознали серьёзность ситуации, а также расистского комментария вашего сына.

Вот оно. Слово на букву «Р». Я сама произнесла его вслух, перед Кирком и Финчем – но гораздо ужаснее было слышать его от другого. На глаза у меня навернулись слёзы. Кирк глубоко вздохнул, как бы перегруппировываясь.

– Ладно. Хорошо. Но, возможно, есть какой-то способ уладить ситуацию без свидетелей? Всё будущее нашего сына под угрозой, Уолт.

– Почётный совет пройдёт без свидетелей. Все процедуры проходят строго конфиденциально.

– Хорошо. Но я имею в виду… вообще без свидетелей.

– Вы имеете в виду – не выносить ситуацию на рассмотрение совета? – Уолтер поднял бровь.

– Да. Я имею в виду… что, если мы поговорим с родителями девочки?

Уолтер хотел что-то ответить, осёкся и начал заново:

– Можете позвонить отцу Лилы, если хотите. Не думаю, чтобы это могло изменить ситуацию… Но как показывает мой опыт, искренние извинения никогда не помешают в таких случаях… да и вообще в жизни.

В этот момент я увидела, что Кирк начертил план, по которому намерен двигаться. Я хорошо знала это расслабленное выражение его лица, этот блеск в глазах.

– Вот и хорошо. – Он потёр ладони. – Начнём с того, что позвоним её родителям.

Уолтер кивнул, и вид у него сделался встревоженный.

– Её воспитывает только отец, – сказал он.

– Надеюсь, у вас есть его номер? – спросил Кирк, ёрзая на стуле и глядя на часы.

– Есть, – ответил Уолтер.

Мне тоже захотелось сказать что-нибудь значительное, чтобы немного сгладить внезапную высокомерность Кирка, но он, судя по всему, уловил что-то такое, чего я никак не могла понять.

– Вот и замечательно. – Он резко встал. – Мне неловко вот так уходить, но мне пора вылетать. Я и так отменил предыдущий рейс ради нашей встречи.

– Мне жаль, что вам пришлось изменить планы, – сказал Уолтер тоном, в котором не чувствовалось ни капли жалости.

Мы оба встали. Кирк ответил:

– Ничего страшного. Это вообще не проблема.

– Хорошо. Замечательно. Спасибо, что пришли. – Уолтер пожал руку мне, потом Кирку. Наконец повернулся к Финчу и сказал:

– Ну что ж, молодой человек, можете возвращаться в класс.

– Да, сэр. – Финч поднялся. Посмотрел на отца, чуть выпрямил спину.

– Ты больше ничего не хочешь сказать, сын? – поинтересовался Кирк.

Финч кивнул, глубоко вздохнул, перевёл взгляд с отца на Уолтера.

– Я хочу сказать… что мне очень стыдно, я прошу прощения за все неприятности и готов к любым последствиям, какими бы они ни были.

Его слова казались искренними, и я поверила, что он в самом деле раскаивается. В конце концов, ведь это мой сын. Ему должно было быть стыдно.

Но когда Уолтер кивнул и чуть потрепал его по спине, я увидела в глазах Финча некую решимость. Что-то, что было во взгляде его отца, и отчего моя дрожь во всём теле усилилась.