29 августа 1940 года
Птицы: великолепный чернокрылый фрегат.
Раздвоенный хвост.
Может непрерывно оставаться в воздухе больше недели.
Вынуждает других птиц отрыгнуть еду и потом крадет ее для себя.
Дом Финеаса – страннейшее сочетание стерильности и разрушения – похож на самого Финеаса. Волосы его растрепаны, а в щетине блестит седина. Зубы желты от табака, на пальцах татуировки, поэтому кажется, что они постоянно покрыты грязью. Но ногти чистые и розовые.
В тот вечер нашей встречи, когда он приглашает меня войти, я остаюсь на ужин. Мы обходим стороной все важные вопросы, пока он ложкой накладывает красное тушеное мясо в две ослепительно-белые, треснутые и со сколами миски.
– Пахнет вкусно, – говорю, когда он ставит жаркое передо мной. Не знаю, почему так говорю: это наглая ложь. Я вообще не могу почувствовать запах. Может, просто привычка или нервы.
– Так с тобой все было хорошо? – спрашивает он угрюмо, и я борюсь с желанием рассмеяться. Я посылал ему несколько писем в тюрьму, пока не понял, что на них не отвечают. Конечно же, он помнит, что я провел большую часть своего детства в инвалидном кресле.
Я не рассказываю ему об одиночестве, о том, как плохо все закончилось у нас с Джульет или как планировал покончить с собой позже, сегодня вечером. Я скольжу по краю линии, отвечая прохладным «Я все еще здесь».
Потом опускаю ложку и с ужасом смотрю, как она падает и забрызгивает красным скатерть. Финеас вскакивает, а я сижу и мучаюсь, пока он несколько минут трет пятно, словно на скатерти кровь.
– Прости, – говорю сухо, а он лишь машет рукой. Но я замечаю, какой чистый этот дом. Пустой и стерильный, как будто он моет его каждый день с отбеливателем.
– За что ты попал в тюрьму? – спрашиваю вдруг, когда он возвращается на место.
Он делает паузу.
– Кража, – говорит он. И частично это правда.
– Когда ты вышел?
– Двадцать пять лет назад.
– И так и не вернулся. – Я имел в виду «Ко мне ты так и не вернулся».
Он ворчит и выскребывет прилипшие остатки жаркого с внутренней части миски.
– А что насчет… – он замолкает. Знаю, о ком спрашивает, но не хочу рассказывать эту длинную, ужасную историю. Не сейчас. Поэтому пожимаю плечами и качаю головой, и он больше ее не упоминает.
Остальная часть ужина наполнена пристальными взглядами и болезненным молчанием. Это, думаю, кульминация, книжный конец моей жизни. Но когда он отводит меня к двери, то дает мне номер телефона, написанный на кусочке бумаги.
– Мне нужна помощь с разной работой, – быстро говорит он. – Может, у тебя получится еще прийти.
Позже, на платформе, когда поезд несется ко мне, я смотрю вниз, на пропасть путей подо мной, и качаюсь с пятки на носок. Я не написал последней записки: некому ее оставить. Но нащупываю в кармане клочок бумаги.
Мои пальцы сжимаются вокруг отцовской записки. Когда поезд уже почти рядом со мной, благополучно отступаю назад, в ясную, беззвездную ночь.
Утром, когда мы с Майлзом впервые идем в школу, миссис Клиффтон ждет у лестницы с перекинутым через руку пальто и кожаным мешочком. Уильям уже ушел на занятия.
– Уверена, вам не терпится, – говорит она. Она применяет варианты Зеркала к ручному зеркальцу, чтобы я могла посмотреть на себя. Потом, прежде чем я действительно заканчиваю поправлять форму и приглаживать волосы, она торопит меня и Майлза идти к машине.
– Не хочу опоздать, – говорит она.
Дорога в школу знакома до последней развилки, на которой мы поворачиваем направо вместо левого поворота в город. Миссис Клиффтон что-то говорит на переднем сиденье, но я смутно осознаю ее слова. Засовываю руку в карман и нащупываю ленту Кэсс как напоминание о том, что я здесь ненадолго.
Когда поднимаю глаза, мы приближаемся к двухэтажному зданию из потускневшего кирпича. Я разглядываю каскад широких бетонных ступеней старшей школы, яблоки и серебряные мечи, изображенные на флагах над аркой входа, и наконец самих учеников, толпящихся группками около каменной стены, которая отделяет территорию школы от сада. Здание начальной школы Майлза едва видно за ним.
– Я отведу Майлза в его новый класс, – говорит миссис Клиффтон. – Кабинет директора на первом этаже, справа. Он ждет тебя. – Она протягивает руку к заднему сиденью и легонько сжимает мое колено. Ее рука теплая, как и мои лицо, уши и шея.
– Не забудь, что Уильям всегда рядом, если тебе что-то понадобится, – говорит миссис Клиффтон, когда я вылезаю из машины.
– Пока, Майлз, – говорю, – увидимся после школы.
– Будет здорово, – говорит Майлз, вздергивая с вызовом подбородок. Я поднимаю руку, чтобы помахать на прощание. Когда он машет в ответ, замечаю маленькое сердечко на внутренней части его локтя.
Потом закрываю дверь, и машина уезжает, а я остаюсь одна.
Шепотки начинаются, как только пересекаю школьный двор. Я хочу стряхнуть их, но они липнут ко мне как нити паутины, пока поднимаюсь вверх по ступенькам и прохожу под изогнутыми арками входа. Я стараюсь смотреть прямо перед собой, но решаюсь глядеть на землю чуть впереди себя. Такое чувство, будто наблюдаю за собой в микроскоп, изо всех сил пытаясь идти и двигаться как нормальный человек. Если говорить о том, чтобы влиться, моя форма не очень-то помогает.
Нахожу кабинет директора там, где указала миссис Клиффтон, – «ДИРЕКТОР КЛИРИ» написано на медной табличке на двери – и стучу.
– Входите, – раздается низкий голос.
Директор Клири сидит за массивным дубовым столом, сцепив пальцы перед собой. Он, похоже, вздрагивает, увидев меня, но быстро берет себя в руки. У него высокий лоб, редеющие каштановые волосы и уши, которые, как мне кажется, расположены слишком низко. Его портреты висят на трех стенах кабинета: на одном он получает диплом, на другом задумчиво смотрит из окна, а на третьем подписывает какой-то документ замысловатой ручкой.
– Мисс Куинн, – он показывает на стул перед столом, – присаживайтесь.
Я сажусь, сгибаю руку так, чтобы могла видеть крошечное сердечко на внутренней части локтя.
– Мы очень редко приветствуем нового ученика в нашей школе, – начинает директор Клири. – Я так понимаю, вы знаете… о наших необычных обстоятельствах в Стерлинге? – Он наклоняется вперед.
– Да, знаю.
– Из-за этих особых условий у нас есть несколько правил, которым вы должны неукоснительно следовать, – говорит он, поднимаясь. Складки на его брюках резкие и четкие. – Эти положения будут особенно строгими, пока вы не достигнете Совершеннолетия, – он дает мне толстый буклет «Руководство по полному соблюдению правил использования вариантов в старшей школе Стерлинга».
– И ваше расписание. – Он передает через стол бумажку. Биология, геометрия, шитье, потом обед. Дневные занятия английским, в разные дни физкультура и навыки жизни в семье, история. Замечаю еще один портрет, поменьше, занимающий главное место на столе директора. Более молодая версия мистера Клири застыла во времени, расчесывая маленького розоватого пуделька.
Я фыркаю, потом пытаюсь скрыть это за кашлем и почти давлюсь.
– Все нормально, мисс Куинн?
Я киваю, слезы наворачиваются на глаза.
– Другие ученики вашего класса уже на несколько недель вас опережают. Вам придется усердно трудиться, чтобы идти вровень с ними. В этой школе мы обучаем целеустремленных, прилежных учеников. Ничто меньшее здесь не потерпят. У вас есть вопросы, мисс Куинн?
Не дожидаясь моего ответа, он продолжает:
– Я назначил одного из ваших одноклассников провожатым, чтобы вы могли без проблем найти классы для занятий. Вчера здесь была Агата Макельрой и упомянула, что уже встречалась с вами в городе, поэтому она предложила своего сына Джорджа вам в помощь. Если у вас будут другие вопросы, пожалуйста, задавайте их ему.
И на этом директор Клири показывает мне на дверь и плотно закрывает ее перед моим носом.
Какое-то время я стою в коридоре, все еще глядя на запертую дверь и делая вид, что изучаю расписание. Нащупываю ленточку Кэсс в кармане. Ученики проходят мимо и разглядывают меня. Некоторые шепчутся, кто-то врезается прямо в меня, но никто не здоровается и не предлагает помощь.
Потом слышу взрыв смеха Уилла за окном.
Складываю свое расписание и кладу его в книгу, потом выхожу во двор на знакомый голос.
– Клиффтон!
Парень с короткой стрижкой передает через двор мяч Уиллу. Я облокачиваюсь о металлические перила лестницы и смотрю, как Уилл останавливает его ногой, а потом отбивает назад. Он вытаскивает форменный галстук из кармана брюк и завязывает вокруг шеи.
Другой парень берет мяч, затем подает его с большей силой. Мяч пролетает мимо Уилла и останавливается у ступенек, прямо передо мной. Уилл бежит трусцой к нему, бросает на меня взгляд и снова смотрит на меня.
– Привет, – говорит он.
– Привет, – отвечаю, вспыхнув, вспоминая, что, когда мы виделись в последний раз, я была в ночнушке.
– Кто эта милашка, а, Уилл? – кричит парень с короткими волосами. Другой член команды поднимает пальцы к губам и коротко и пронзительно свистит.
Уилл не смотрит на меня. Он говорит через плечо.
– Хватит. Она друг. – Он кладет руку мне на шею сзади. Потом наклоняется за мячиком и подкидывает его в руках. – Кто-нибудь придет за тобой?
– Мне так сказали, – говорю я.
Другой мальчик продолжает:
– Кажется, Уилл уже помечает свою территорию.
Уилл сжимает зубы.
– Эй, Престон, – кричит он в ответ, – почему бы тебе просто не отвалить?
Он кидает мяч перед собой и обегает других игроков ровным быстрым кругом, бросая им вызов попробовать забрать у него мяч. Это срабатывает и отвлекает их внимание от меня.
Еще один парень появляется в этот момент, легким бегом направляясь из сада к ступенькам, где жду я. У него светло-русые волосы, которые торчат так, словно редко видят расческу. Его рубашка спереди не заправлена, а галстук висит немного криво.
– Айла? – Он протягивают руку, подходя ближе, и я отпускаю перила, чтобы пожать ее. – Я Джордж. Первый урок у нас вместе: биологическая лаборатория доктора Дигби – поэтому я проведу тебя. Пойдем?
– Очень мило с твоей стороны, – говорю. – Спасибо. – Улыбаюсь Уиллу, чтобы он знал, что у меня все хорошо и ему не нужно беспокоиться.
– Ну, Клиффтон, кажется, ты заполучил настоящую сладкую гостью в доме, – громко говорит парень по имени Престон, когда я следую за Джорджем по ступеням.
– Заткнись, – говорит Уилл, быстро толкая Престона в ребра, когда над лужайкой раздается первый звонок.
– Так ты уже встречалась с директором Клири? – Джордж кивает на закрытую дверь директорского кабинета, когда ведет меня по коридору. – Нам так повезло с ним. Но мне любопытно: что ты подумала? Лично мне всегда казалось, что он способен вдохновлять.
О проекте
О подписке