Цитаты из книги «Между империей и нацией. Модернистский проект и его традиционалистская альтернатива в национальной политике России»

В сравнении с доктринами функционализма, конструктивизма и инструментализма упоминавшийся мной стихийный примордиализм как концептуальный фундамент идеи незыблемости русских традиционных ценностей выглядит крайне недееспособным, поскольку не может предложить рациональных объяснений механизма устойчивости традиций. По сути, все объяснения такого рода сводятся к следующим представлениям: • о мистическом замысле, который таится якобы в недрах народных и проявляется в некий предначертанный час («Народный замысел повис над ними дамокловым мечом и начнет рубить всех, кто пойдет антидержавным, прозападническим путем»[105]); • о генетической предрасположенности того или иного народа к определенной модели культуры и социально-политической организации[106];

стихийного примордиализма, т. е. такого образа мыслей, который зиждется на представлениях о том, что людям, принадлежащим к одной этнической общности, изначально (примордиально) и навсегда присущ некий набор культурных свойств, обусловливающих их поведение[90]. Одним из политических следствий доктрины примордиализма является исторический фатализм, проявляющийся, например, в формуле: «Культура – это судьба».

Гудков исходит из того, что российская элита всего лишь воспроизвела уже сложившиеся «самые расхожие массовые мнения и взгляды», я же полагаю, что неотрадиционалистские «мнения и взгляды» вначале были вовсе не расхожими и не массовыми, сформировались именно в элитарных слоях и уже затем были искусственно оживлены в обществе.

мире», 2) «антизападничество и изоляционизм», 3) «упрощение и консервацию сниженных представлений о человеке и социальной действительности»

По мнению Л. Гудкова, «неотрадиционализм» включает в себя следующие элементы: 1) «мечтания о прежней роли супердержавы в

построения системы межэтнических отношений. Такой тип отношений складывался только в имперских государствах, и прежде всего в государствах диктаторского типа.

французской и швейцарской моделями. Одни из них предполагают предоставление меньшинствам компенсаций за отсутствие возможности полноценной политической самозащиты электоральным путем, другие, как французская, этого не предусматривают, допуская все же какие-то формы культурных автономий, однако все они исключают возможность предоставления преимущественных прав большинству и какую-либо иерархичность

экспансионизма, колониализма и самодержавия (авторитаризма) при ведущей роли последнего

(простонародная) культура отделена от высокой, призванной к тому же обеспечивать функцию возвеличивания империи. Во внешней политике империи нового времени отличались от феодальных государств тем, что добивались легитимизации статуса великой державы и претендовали на роль блокообразующего лидера на международной арене[3]. Таким образом, и внешнеполитическая среда имперского мира была иерархизирована, в ней появились державы с признанным статусом разного ранга, да и завоевания в ней перестали носить сугубо прагматический смысл и зачастую в большей мере играли роль символов, доказывающих право на определенный статус в мировой политике.

Современные историки выделяют систему признаков классической империи нового времени, отличающих ее как от феодальных государств, так и от государств конституционных, демократических. Все эти признаки связаны с двумя базовыми понятиями – с централизацией и иерархизацией. Назову лишь некоторые из этих признаков: централизация и иерархизация самодержавного аппарата, связанная с диверсификацией функций государственного управления и введением многоярусной Табели о рангах; иерархизация пространственного тела империи с четким разделением центра и иноэтнической периферии (провинций, колоний); иерархизация этнических общностей с выделением главного государствообразующего народа, государствообразующей религии и титульного языка; иерархизация сословий, в которых не просто отделяется плебс от аристократии, но и устанавливаются ранги самой аристократии; иерархизация культуры, в которой народная