– Охренеть, – вежливо поздоровались Валерия.
А по-другому не скажешь. Нет других слов, и не будет. Мужик замер прямо на пороге. Не просто рослый – огромный. Вызывающе крепкий и мощный, он был больше всех, кого Валерия вообще встречала за свою жизнь, а повидала она не мало. И дело было не только в росте. Он мог бы заткнуть за пояс любого богатыря. Какая, мать ее, косая сажень в плечах?! Мелко! Тут все несколько! Широкая грудь вздымалась глубоко и спокойно, натягивая простую синюю рубаху. Огромные руки лениво цеплялись большими пальцами за поясной ремень, оттягивая его своей тяжестью вниз. Ноги двумя столбами упирались в каменный пол. А на крутых плечах висел плащ отороченный черным мехом.
И это был не какой-нибудь заблудившийся стражник или воин. Мужчина стоял тут с видом полноправного хозяина. Сверлил тяжёлым взглядом из-под густых бровей и сжимал спрятанные в плотной бороде губы. На широких скулах играли желваки, и крупные ноздри раздувались, с шумом втягивая огромные порции воздуха. Медведь. Темный, грубый, огромный медведь с мечом на поясе и совершенно дикой внешностью. Образ завершали отвратительно лохматые темно-русые волосы.
Мужчина ещё больше прищурился и съехал взглядом вниз, к обнаженной и торчащей от холода груди. Громадные плечи дернулись.
– Прикройся!
От мощности густого баса содрогнулись каменные стены. Под колени ударила сокрушающая тяжесть, и Валерия чуть не рухнула на пол рядом со сброшенной ночной рубашкой.
– Ох, лэрд, – пискнула очнувшаяся служанка, – Ваша жена ещё в горячке!
Все-таки она не выдержала. Ноги подломились. Если бы не зеркало рядом, вытирать бы ей соплями пол. Всхлипнув, Валерия повисла на тяжёлой раме. Холод просочился в самые кости, и ее передёрнуло в первых истеричных судорогах.
Муж! Эта прямоходящая глыба мышц и силищи – ее муж?! Вернее, не ее, а этой… Аллелии, будь она неладна! Кусая дрожащие губы, Валерия отчаянно искала в себе силы добраться до кровати. А внутри до сих пор резонировало от глубоких перекатов иерихонской трубы вместо мужского горла.
Служанка проворно подскочила к ней, и впервые Валерия ощутила к визгливой женщине благодарность. Стараясь сильно не опираться на сухое плечо, она вскинула голову и сделала несколько шагов обратно.
Чувствуя себя совершенно больной, с дичайшей мигренью и в полном раздрае, Валерия из последних оскудевших сил заползла под одеяло. Отвратительная перина прогнулась, лишая возможности устроиться с комфортом. Мужик все так же стоял на пороге, пристально разглядывая ее отчаянные потуги лечь нормально.
– Скоро явится лекарь, – прогудел, не прекращая сверлить ее взглядом, – чтобы вид был надлежащий. Я женился не на беспутной девке.
«Хамло», – мысленно огрызнулась Валерия, но рот благоразумно не раскрывала. Рядом с таким молчание не только золото, но и гарант целости костей.
Круто развернувшись, «муж» вышел. Чуть головой косяк не царапнул, громадина неповоротливая. Дверь оглушительно хлопнула.
– Ох, лэрди Аллелия… – простонал дрожащая нянюшка, – ка-а-акой стыд…Сейчас я чистое достану… Беспутство! А все жестокая горячка… Да, она! Не может благородная лэрди так обнажить тело…
Под причитания о нравственности и правилах приличия, Валерия обмякла на подушках, позволяя одевать себя, как куклу. Чистая рубаха ничем не отличалась от брошенной у зеркала. Прямой крой, длинные рукава, шнуровка под горло и плотная материя.
– Косы не успеем переплести. Ну что же делать… Хоть личико вымоем.
Прохладная тряпица коснулась пылавшего лба, и осторожными прикосновениями спустилась ниже. А Валерия таращилась в потолок и, превозмогая грызущую мигрень, пыталась умять в голове понимание, что все это ей не снится. Ни эти грубые каменные стены и темные гобелены, ни заплывший подсвечник на прикроватной тумбе, ни черный зев камина, ни эта истеричная нянюшка, которая сейчас с удивительной для ее костлявого сложения силой, ворочала обмякшую Валерию, надевая жесткую ночнушку и поправляя постель. Ни муж…
Ознобом по коже прошлись воспоминания: огромный рост, широкие плечи, ноги-столбы – под плотными штанами бугрились мышцы… Да-а, рядом с такой громадиной она – пигалица сопливая! Макушка строго по грудь. Широченную богатырскую грудь…
Стук в дверь выдернул ее из водоворота мыслей.
– Войдите! – крикнула чисто автоматически. Нянюшка опять охнула, а Валерия прикусила язык – ее привычка таким образом пускать посетителей в кабинет бухгалтерии явно не вязалась с местными нормами этикета.
Дверь скрипнула, и в комнату просочился лекарь. От монаха его отличал только обтянутый кожей сундучок, который мужчина легко нес под мышкой.
– Быстро же припёрся, паршивец бессердечный, – неожиданно зло прошипела нянюшка, – глаза бы мои борова этого не видели.
Ну, на борова мужчина походил с натягом, разве что толстоват немного…
– Вы очнулись, лэрди Аллелия. Воистину чудо.
Голос мужчины оказался приятным, а вот взгляд… Нянюшка ее могла не одевать – все равно Валерия почувствовала себя голой. Блекло-серые глаза неторопливо и цепко ощупали ее от макушки до кончиков укрытых вышитым одеялом ног.
– Моей госпоже надо отдохнуть, – сварливо отозвалась нянюшка, – зайдешь позже!
– Лэрд приказал провести осмотр немедленно.
– Твоем лэрду лишь бы приказы раздавать! Женщина – это не его солдатня! Ей нужен отдых перед осмотром. День, а лучше – неделя!
Лекарь поперхнулся, смешно вскидывая светлые брови.
– Лэрди нуждается в осмотре и новом лечении немедленно. Она должна как можно скорее прийти в себя.
– Ну, разумеется! Как же с больной наследников делать?
Валерия вяло прислушивалась к перепалке, механически отмечая очевидные факты. Медведь как-то связан с армией, или что тут у них. Ему нужен наследник, и быстрее, но если с первым понятно – обычно для этого и женятся, то со вторым не очень – к чему спешка? Однако все вопросы Валерия складировала «на потом».
Нянюшка обороняла ее укутанное тельце до последнего, но в конце концов доктору просто надоело, и он, отмахнувшись от разгневанной женщины, внаглую устроил свой сундук на прикроватном столике.
– Да замолчи уже, Дорис! – поморщился мужчина от новой порции визга о своей «грязной котомке» и «чистоты в покоях лэрди».
У нянюшки появилось имя. А заодно и красные, будто нарисованные, пятна на щеках.
– Как Ваше самочувствие, лэрди Аллелия? – обратился к ней, пока Дорис хватала ртом воздух.
– Не очень, – честно призналась Валерия. На самом деле она чувствовала себя отвратительно, как морально так и физически. В висках пульсировала глухая боль, а сухие глаза жгло от невозможности выплакать ощущение собственной беспомощности.
– Что не удивительно после такой жестокой горячки, – покивал ее словам доктор и щёлкнул замком, открывая крышку, – пять дней… Плохо, очень плохо. Организм ослаб… Прошу открыть рот.
Осмотр был вполне стандартным: горло, лимфоузлы под челюстью, пульс… Надо же – стетоскоп. Странный немного. Трубка явно из кожи, и строение другое, но точно он, родимый. В общем, дыхание ей тоже прослушали. Но ослабить глухой ворот доктор даже не заикнулся. И прикасался к груди так, словно Аллелия – мина, а он сапер.
– Воистину чудо, – повторил доктор, – Творцу у годно вернуть Ваше здоровье не тронутым. Хрипы пропали, биение сердце ровное, цвет лица приятен глазу…
За его спиной послышались булькающие звуки.
– Ни за что! Не пущу! Лэрди необходим отдых! Благостные дни в этом месяце придется пропустить!
– Но…
– Нет! – взвизгнула служанка так, что они с доктором скривились почти одновременно. Если у лэрда Медведя голос давил своей густотой, то у Дорис колол барабанные перепонки острым шилом. – Нет, не позволю! Это опасно для здоровья лэрди! В брачном договоре ясно сказано – должна быть здорова. Пять дней жестокой горячки не пройдут бесследно.
Уперев руки у бока так, что острые локти топорщились, как крылья, Дорис хмурила тонкие брови и всем своим видом пыталась продемонстрировать, что если надо – она будет охранять свою госпожу ценой собственной жизни. Валерия даже немного зауважала эту тощую женщину в темном, неказистом платье.
– Думаю, это не лишено смысла, – сдался доктор, – я сообщу лэрду, что его жена пока нуждается в отдыхе.
Очень ловко сложив все инструменты обратно в сундучок, мужчина откланялся и покинул комнату.
Как только дверь закрылась, Дорис без сил упала на свой стул.
– Все равно донесет ведь, – забормотала, доставая платок и прикладывая его ко рту, – старый пройдоха Флинн… Лишь бы перед лэрдом из шкуры выпрыгнуть… Ну месяц-то уже отвоевали. А дальше – как Творец пошлет. Уберегу Вас от монашества. Клянусь душой – уберегу!
И Дорис быстро сделала пасс правой рукой, отдаленно напоминавший перекрестие.
– От… чего? – пискнула Валерия не своим тоненьким голосом. И от жалостливого взгляда служанки стало совершенно не по себе – так смотрят на смертельно больного или невиновного, которому объявили смертный приговор.
– От монашества, бедняжка моя. Запамятовали из-за горячки? Как родите наследника – лэрд сразу в монастырь и отправит. Ох, госпожа, Вам что, дурно?
Валерия не считала себя нежной тургеневской барышней. Два старших брата и отец работяга – очень заманчивый пример для подражания. Ватага голосистых мальчишек и содранные коленки были ее спутниками жизни примерно до той поры, пока матушка природа не взялась превращать пацанку в подобие девушки. Софья Николаевна – мама Валерии, которая уже смирилась, что сыновей у нее все-таки трое, очень ловко подгадала момент и с радостью принялась перевоспитывать свою шебутную дочку. Обычный фельдшер в районной больнице, она не хуже гувернантки обхаживала Валерию, мягко, но уверенно уводя прочь от самодельных луков, казаков разбойников и прочих «мальчуковых» радостей. И все же детство помогло выработать в характере определённую твердость. Хамкой Валерия не стала, да и большой драчуньей никогда не была, но какой-никакой внутренний стержень появился.
И вот сейчас в нем появилась здоровая такая трещина. Бабка Синюшка, другой мир, новое тело, муж Медведь и как контрольный выстрел – после родов ее, как надоевшую псину, пинком в монастырь. Мавр сделал свое дело…
Валерия очень старалась, чтобы зубы не стучали друг о друга слишком сильно. Тело этой… Аллелии оказалось ужасно чувствительным к холоду. Дорис уже и камин развела и руки ноги ей растерла, и вторым одеялом укрыла, а озноб все гулял по мышцам, проникая в самые кости и превращая их в обжигающий лед.
– Конечно, не здорова… – бормотала Дорис, – нет, никаких благостных дней! Ледышечка моя, как есть – ледышечка! Вот, бульона горячего скушайте… Как Вы любите – с хлебом и мясными шариками…
Валерия и пикнуть не успела, а ей в рот отправили первую ложку супа.
– А… – вторая порция отправилась вслед за первой.
– М-м-м, – а вот и третья. Дорис пичкала ее бульоном, как заправская нянечка кормит капризного ребенка. Стоило рту чуть приоткрыться, в нем неведомым образом оказывалось полно супа. Вкусного, надо сказать. Только соли слегка больше, чем она привыкла. Подгадать момент было тяжелее, чем достать дефицитное импортное белье в пору ее юности, но Валерия все-таки справилась.
– За что в монастырь? – ам, еще одна порция, с фрикаделькой.
Дорис рассеяно моргнула и опустила ложку.
– Как… Как за что? Лэрди, так всем известно – Бьерн де Нотберг только и мечтает молодую супругу изжить.
– В масть… – потрясенно прошептала Валерия. Это же надо было так с именем угадать. Очевидно, родители лэрда решили не заморачиваться – Бьерн он и есть Бьерн ( прим. автора – скандинавское имя, переводится как медведь ). Не Эмануэль же, в самом деле.
Валерия вздрогнула, вспоминая огромную фигуру мужчины. Полный антипод миловидности. Одна только грубая животная сила и жесткость в каждой черте. Настоящий солдафон – ему только командовать. Рупора не надо, наверняка благородный лэрд голосом мог разбить граненый стакан.
– Но не тревожьтесь, моя госпожа, – опять залопотала Дорис, зачерпывая новую порцию супа, – все сладится, точно Вам говорю. Хуже партии и придумать нельзя! Где это видано: такую красавицу – и за ужасного Нотберга! Лучше бы король ссылкой отца Вашего наказал, так нет – родную кровинушку в откуп потребовал… Одно хорошо – бастарду здесь не похозяйничать… Будь он проклят.
Валерия послушно глотала суп, слушая этот незамутненный поток сознания. Кое-что становилось ясным: брак, навязанный королем, родственники в опале. Впрочем, когда Дорис упоминала о семействе Аллелии, то почти каждый раз испуганно оглядывалась по сторонам – понятно, что девушке и в родном доме жилось не сахарно.
Что за бастард, Дорис так и не пояснила, но Валерия почему-то была уверена, что это, скорее всего, или сводный брат или кто-то из ближнего родства. Так же выяснилась фамилия Аллелии – де Моублэйн, а Дорис у нее в няньках с самого рождения. Но как только весь суп был съеден, женщина прекратила выдавать ценнейшие сведенья. Обложив Валерию подушками, велела отдохнуть и набраться сил. Совет был хорошо. Во-первых голова все ещё болела, а во-вторых срочно нужно было решать, что делать. Сидеть на заднице ровно не было ни малейшего желания.
Дорис шуршала по комнате тощей мышью, пока Валерия, послушно зажмурив глаза, безуспешно искала выход из сложившейся ситуации, и так же безуспешно пыталась привыкнуть к отвратительно мягкому матрасу. Настолько плохих кроватей не было даже в побитом жизнью и безразличием властей роддоме, где появился на свет Темка.
Мысль о сыне оказалась до того болезненной, что Валерия тихонько всхлипнула. Одно утешало – мальчик большой уже и не одинокий. Чтобы не случилось с ее «старым» телом, но один Темка ни останется. И все же под сердцем тихонечко ныло, и в уголках глаз копились горячие слезы.
– Ну, будет-будет… – ее руку ласково тронули теплые тонкие пальцы, – вот сейчас Вам песенку спою – враз все печали прогоню.
Голос Дорис зазвучал неожиданно мягко и нежно. Валерия сама сжала руку женщины, малодушно принимая заботу, которая предназначалась другой. Дорис пела ей глупую, совсем детскую колыбельную, но мистическим образом каждый звук нес в себе крупицу спокойствия и долгожданного сна.
– Зайки бродят по лужайке.
Баю бай. Баю бай
Мягкие мои вы зайки.
Баю бай. Баю бай…
Монотонный голос обволакивал, делая веки тяжёлыми, а мысли лёгкими и белыми, как те зайки. Валерия зевнула раз, другой, а вот третий уже не помнила. Сон навалился пушистым медведем и утопил сознание в спасительной темноте без сновидений и тревог.
***
– А-а-аллелия!
Твою ж… налево. Пробуждение было приятным ровно до того момента, пока в уши не ввинтился режущий голос Дорис.
Значит – не приснилось. Хотя Валерия перестала надеяться как только почувствовала под собой ужасную мягкость перины. Досок, что ли попросить подложить? – Аллелия, госпожа моя! Радость-то какая! Лэрд уехать изволил! Самой зарёй…
Валерия вздохнула и приоткрыла один глаз. Медведя рядом не наблюдалось. Да и с какой, собственно, стати? Судя по всему, в эту комнату мужчина является в основном с благой целью – оплодотворение супруги. Или у себя шалить предпочитает?
– Должно быть, опять на стройке рабочих гоняет, – рассуждала Дорис, ныряя с головой в шкаф и вытаскивая оттуда нечто ужасного конфетно-розового цвета, – а ещё лучше, чтобы в срамном доме госпожи Грэй забылся…
О проекте
О подписке