Мэгги внимательно наблюдала за своим пациентом, заметив, что даже во сне он использует аппарат, помогающий ему дышать. Звук кислорода, проходящего через его маску и заполняющего прикрепленный пластиковый резервуар, был удивительно громким в без того шумном окружении.

Малыш с густыми темными кудряшками, обрамляющими его голову, выглядел трогательно, сжимая старенького плюшевого медвежонка, у которого отсутствовали один глаз и половина уха. На нем были только брюки от пижамы, верхняя часть тела была обнаженной. Мэгги нахмурилась. Ему было действительно трудно дышать, что тревожило, особенно учитывая то, что он спал.

Мэгги выполняла данные ей задания. Линда, старшая медсестра и близкая ее подруга, готовила четвертую койку для пациента, которого должны были привезти на «скорой», когда Мэгги попросила ее проверить некоторые предписания сразу же, как она закончит. Затем вернулась мама Тоби, Элис, и Мэгги поговорила с ней некоторое время.

Прошло добрых два часа, когда у Мэгги появилась минутка присесть и прочитать историю болезни Тоби. В отделении детской реанимации была электронная таблица, у каждой тумбочки стоял компьютерный терминал. Она заметила, что двоюродный брат Тоби умер в прошлом году от такого же заболевания.

Она оторвалась от экрана и увидела, что Элис заснула у кровати сына, держа его за руку. Мэгги даже представить себе не могла, как переживают она и остальные члены семьи Тоби.

Дела вошли в привычный ритм. Тоби спал и был умницей. Другие пациенты тоже вели себя хорошо. Мэгги споро выполняла повседневную работу. Низкий гул аппаратов, гудение и вибрация мониторов, чавканье всасывающих приборов и разнообразные сигналы всевозможных устройств в комнате создавали монотонный шум.

Эти звуки были знакомы Мэгги, как ее собственное дыхание, биение ее пульса. Невольно она заметила, что каждый из них и являлся таковым. Она знала, о каких беспокоиться, а на какие не обращать внимания. И даже глубоко поглощенная другими заданиями, сразу же слышала, когда что-то звучало по-другому.

Линда подменила Мэгги, и та могла сделать свой первый перерыв. Она вернулась через полчаса, как раз когда привезли пациента на «скорой». Два фельдшера везли каталку, их сопровождали санитар и медсестра Гвен.

Но никто из них не привлек ее взгляда. Мэгги могла сфокусироваться только на одном из тех, кто шел к ней.

Нэш Рис.

Какого черта? Что он здесь делает? Разве недостаточно того, что у нее со вчерашнего дня не выходит из головы его образ с ребенком на руках?

– Привет, Мэгги Грин.

Мэгги уставилась на него, не обращая внимания на то, что он назвал ее по фамилии.

Нэш выглядел невероятно. Его волосы были по-модному взъерошены. Темно-синяя рубашка обтягивала его широкие плечи и грудь, на кармане был нашит ярлык, обозначающий его должность врача. Манжеты были завернуты, обнажая сильные, покрытые белыми волосками предплечья.

На нем были щеголеватые выцветшие джинсы вместо темно-синих брюк в тон. Они плотно облегали его фигуру, и Мэгги поймала себя на мысли, что думает, как он выглядит в одних только джинсах.

– Я поставлю ширму, Мэгги, чтобы не разбудить Тоби, – сказала Линда.

Мэгги молча кивнула и наблюдала, как разделяющая ширма между третьей и четвертой койками закрыла не только свет, но и Нэша Риса, и чертовски сбивающие с толку джинсы.

Пытаться сконцентрироваться на работе сейчас было совершенно бесполезно. Голоса за ширмой были приглушенными, но ей казалось, она различает каждый звук, принадлежавший Нэшу. К счастью, Тоби продолжал спать.

Часом позже, когда Мэгги ввела в компьютер имя пользователя и пароль, чтобы расписать назначения, она почувствовала за спиной присутствие Нэша.

– М. М. Г., – задумчиво произнес он, читая через ее плечо. Ему потребовалось несколько дней, чтобы разобраться в электронной таблице, и, возможно, было много всего, что он еще не изучил, но он точно знал, что имена пользователей персонала состоят из их инициалов. – Какое твое второе имя, Мэгги Грин?

Мэгги проигнорировала его, не желая оборачиваться и отвечать на вопрос. Это его не касалось.

Нэш передвинулся, теперь он стоял перед ней, опираясь загорелым локтем и стройным бедром о ее подвижный компьютерный стол.

– Это Мэй? Ты Мэгги Мэй? Твоя мама была фанаткой Рода Стюарта?

Мэгги поблагодарила судьбу за относительную приглушенность света в комнате, когда он напел первые строчки известной песни.

– Да. Я знаю, что ты имел в виду, – сказала она, прервав его на удивление хороший баритон, не уверенная, что вынесет эту песню о незаконной связи молодого мужчины и женщины старше его. – Меня назвали Мэй в честь бабушки, – ледяным тоном ответила она. – Я старше, чем песня Рода Стюарта.

Нэш тихо рассмеялся:

– Никогда не встречал женщину, так открыто говорящую о своем возрасте.

Мэгги равнодушно пожала плечами. Что поделаешь, если у тех двадцатилетних, с которыми он встречался, были проблемы с возрастом.

– Думаю, лучше привыкнуть к этому, поскольку я буду работать здесь следующие три месяца.

Мэгги потребовалась минута, чтобы унять свой взбесившийся пульс. Три месяца? Мэгги нахмурилась, внезапно поняв все.

– Ты знал! – укоризненно произнесла она. – Тогда… за обедом… вчера… ты знал, что придешь сюда.

– Виноват, – улыбнулся Нэш.

Мэгги посмотрела в его лицо, в котором не было ни капли вины.

– Мог бы сказать мне.

– И ты бы подготовилась? – рассмеялся Нэш. – Мне нравится смотреть, как ты волнуешься, Мэгги Грин.

Мэгги вздохнула, не желая реагировать на его замечание или показывать ему, как ее удивила перспектива работы бок о бок с ним в течение трех месяцев.

– Как тебе это удалось? Все младшие врачи работают у нас не на полной ставке.

– Появилась краткосрочная должность. Доктор Перкинс предложила ее мне.

Мэгги нахмурилась. Доктор Гемма Перкинс, заведующая детской реанимацией, никогда не предлагала краткосрочные контракты. Должно быть, он чертовски хорош.

– Почему только три месяца?

– В январе у меня будет должность на Ормонд-стрит.

Мэгги заморгала. Лондон? Вероятно, это часть его великого карьерного плана.

– Хорошая больница, – пробормотала она.

И все же… Лондон? Ей было трудно поверить, что он выживет в системе британской медицины, где костюмы и галстуки обязательны. Он сменил свою форму на футболку, сочетающуюся по стилю с его джинсами с низкой талией, – образец расслабленности.

У него вообще есть галстук?

Нэш снисходительно улыбнулся. Эта больница была мировым лидером.

– Лучшая.

Мэгги кивнула:

– Я работала там много лет назад.

– Когда была моего возраста? – не удержался Нэш.

Мэгги встретила его откровенно заигрывающий взгляд:

– Нет. Когда только вышла замуж. Двадцать лет назад. Полагаю, тебе тогда было около десяти?

– Да, около того.

Мэгги покачала головой от его невозмутимого ответа. Ему никогда не было десять.

– Думаю, мне нужно сменить напарника, – с неохотой произнес Нэш. – Уверен, Мак хочет пойти домой.

Сегодня ночью? Он работает сегодня ночью? Она думала, что он просто сделает необходимые процедуры и уйдет. Великолепно! Теперь ей пришлось добавить Нэша Риса и его выбивающее из колеи присутствие к своей тоске из-за первой ночи.

* * *

Двумя часами позже Мэгги лежала в темной комнате отдыха на матрасе на полу, закутанная в теплое одеяло. Она пыталась заснуть. Но ее мысли то и дело возвращались к Нэшу Рису и его невозможно голубым глазам.

Черт побери! Она должна спать.

У нее всего один драгоценный час, чтобы отдохнуть, а она смотрела в потолок, в подсознании предательским шепотом звучала фраза: «Мне нравится смотреть, как ты волнуешься, Мэгги Грин».

Через двадцать минут она признала поражение, встала и направилась в чайную комнату, чувствуя усталость и раздражение. Она собиралась устроиться у телевизора смотреть какое-нибудь плохое телешоу и пить чай. Мэгги переключала каналы, когда в комнату вошел Нэш.

– Не могла заснуть, Мэгги?

Его голос окутал ее, и раздражение возросло. Она будет чувствовать себя отвратительно на следующее утро, и все из-за него.

– Ты смотришь это? – спросил он, не дожидаясь ее ответа.

Мэгги передала ему пульт. По телевизору ничего интересного не было.

– Нет.

– Хорошо. – Он взял пульт и переключился на спортивный канал. – Деревня против города, – сказал он ей. – Я пропустил матч днем.

– Можно дать волю деревенскому мальчишке, да?

– Вроде того, – улыбнулся он ей.

Мэгги потягивала чай, а Нэш смотрел телевизор. Молчание было беспокойным. Не то чтобы Нэш выглядел беспокойным, но Мэгги была чертовски уверена, что он так себя чувствует. Это было слишком… интимным.

– Так где точно находится твой дом? – спросила она.

– Далеко на западе Нового Южного Уэльса. Моей семье принадлежит пара сотен тысяч акров.

– Ты оторвался от своих корней. Я думала, деревенские мальчики ненавидят город.

Нэш рассмеялся:

– Ты шутишь? Я люблю город. Может, в душе я и деревенский мальчик, но чувствую себя здесь как ребенок в магазине сладостей. Не пойми меня неправильно, я люблю копаться в земле, пыли и грязи… – Нэш замолчал, заметив, что пальцы Мэгги, сжимавшие чашку, побелели. Он знал, что не так безразличен ей, как она притворяется. – Но мне нравятся магазины, и театр, и ночная жизнь.

Мэгги подавила фырканье. Она могла поклясться, что ему нравится ночная жизнь. Она могла поклясться, он хорошо туда вписывался, и девушки сходили с ума от его шарма метросексуального красавчика и деревенского парня.

Ему понравится Лондон. И Лондону он точно понравится.

– Итак, ты переводишься?

– Пока планирую именно так поступить.

– Ах, твои великие карьерные планы! Твой путь! Расскажи мне об этом.

Это было хорошо. Они разговаривали как два нормальных, благоразумных взрослых человека. Никаких флюидов, никакой пустой болтовни.

Нэш пожал плечами:

– Стать лучшим педиатром Австралии, а затем вернуться домой. На окраинах недостаток ресурсов и финансирования. Я хочу основать воздушную педиатрическую службу.

Мэгги не следовало удивляться этому, учитывая то, что он говорил вчера во время интервью. Его мальчишеское обещание сестре. Но она была удивлена. Она была так удивлена, словно Нэш сказал, что собирается бросить медицину и стать трансвеститом.

Вчера он сказал, что женат на карьере, а сегодня она узнала о Лондоне. Было поразительно обнаружить, что он оставался верным своему детскому обещанию.

Нэш Рис, очаровательный любитель пофлиртовать, ясно давший понять, что он хочет ее, был неотразим. Нэш Рис, благородный доктор с бескорыстной целью, возникшей из-за болезни его сестры, был совершенно неотразим. Она мельком увидела этого мужчину вчера в студии. А сейчас смотрела на него во все глаза.

– Твоя сестра, должно быть, гордится тобой, – пробормотала Мэгги.

Нэш пожал плечами:

– Уверен, гордилась бы, если бы была жива.

Мэгги застыла от чувства ужаса, охватившего ее.

– О, Нэш. Мне жаль.

– Все в порядке, – отмахнулся он. – У нее была лейкемия. Мне было восемь. Ей – десять. Это случилось давно.

– Мне жаль, я просто подумала вчера… ты не говорил, – нескладно закончила она.

– Я думал, что неуместно говорить о смерти моей сестры на радиошоу в детской больнице.

– Точно, – пробормотала она. – Ты прав.

Нэш замолчал на минуту, когда всепоглощающая боль того времени нахлынула на него. Он нечасто говорил о Тэми. Может быть, вчерашнее интервью вновь разбудило в нем воспоминания, но он обнаружил, что хочет рассказать об этом Мэгги.

– Она умерла в городе, потому что дома ей нельзя было обеспечить нужную терапию. Необходимость совершать длительные поездки в Сидней была непосильной для нашей семейной жизни и финансов родителей. Находиться вдали от Тэми большую часть времени было очень-очень тяжело для всех нас. Мы скучали по ней.

Мэгги кивнула:

– Могу себе представить.

Он посмотрел в ее глубокие темно-карие глаза. Было здорово не объяснять кому-то, что пришлось пережить. В детской реанимации были и больные раком, и Нэш знал, что Мэгги поймет настоящий ужас этой болезни.

– Маме и папе потребовалось много времени, чтобы прийти в себя после этого. Они пытались изо всех сил… ради нас.

– Конечно же, – проговорила Мэгги. – Уверена, вы все переживали.

Нэш видел в ее взгляде не только сочувствие, но и уважение. Он не казался ей назойливым жуком. Или ребенком, которого надо терпеть или развлекать. Она смотрела на него как на мужчину.

Что-то вроде того, что Нэш почувствовал к ней, когда узнал о ее прошлом на радио «Смешинка». Внезапно пространство вокруг них стало трехмерным, и ему пришлось признать, что было нечто большее, чем физическое влечение, которое он испытывал, когда они были вместе.

Он не знал, радоваться ли такому повороту событий или встать и выйти из комнаты. В ее взгляде было нечто такое, что потребует от него больше, чем он был готов дать.

Вмешался звук телевизора. Толпа радовалась, и голос комментатора поднялся на одну или две октавы, когда одна из деревенских команд сделала стремительный бросок к воротам противника. Нэш был благодарен такому вмешательству и притворился, что его интересует игра.

Мэгги тоже была рада этому. Все вдруг стало слишком напряженным, а ей меньше всего этого хотелось. Воспринимая Нэша как фривольного любителя удовольствий, ей было легче игнорировать влечение, возникшее между ними. Но трагедия его семьи и преданность своей карь ере добавили его облику новое измерение. Если она узнает о нем еще больше, то игнорировать его будет гораздо сложнее.

– Мое время вышло.

Мэгги встала. На самом деле у нее оставалось еще восемь минут, но ей действительно нужно было уйти.

Нэш кивнул, намеренно не отводя взгляда от телевизора. Что-то произошло между ними, сделав его интерес к Мэгги Грин очень неразумным. Ему нужно немедленно отказаться от нее, потому что от Мэгги, которая только что смотрела на него с сочувствием и уважением, будет очень нелегко уехать с наступлением января.

А этого он не мог допустить. Его ждет Лондон, а затем дом. Ни одна женщина никогда не уводила его от цели, и он не собирался связываться с той, которая могла бы это сделать.

Да, было влечение. Да, он хотел ее. Но Мэгги Грин – запретная зона.

Лучше ему к этому привыкнуть.