Наоми отшатывается, продолжает пугающим шепотом:

– Я приезжаю, когда могу. Большинство студентов появляются дома только в весенние каникулы. Или вообще учатся за границей. А я здесь. Ты хоть представляешь, каково это – мотаться туда-сюда?

– Зато я от бейсбола отказался, чтобы младших отслеживать.

Делаю жест, объединяющий меня и Сайласа.

– Мы встаем ни свет ни заря; корпим с младшими над домашними заданиями, помогаем со школьными проектами. Мы…

– Хватит.

Голос Сайласа спокоен.

– Не будем выяснять, кто самую большую жертву принес.

Мы с Наоми раскрываем рты, каждый – в свою защиту. Сайлас жестом велит молчать:

– Да перестаньте, оба! Джонас, ты несправедлив к Наоми. Нельзя же ей бросить колледж.

Наоми торжествует, но Сайлас на этом не останавливается:

– А ты, Наоми, не имеешь права принимать решения в одностороннем порядке только потому, что ты – самая старшая. Джонас прав. Лично я рад любому гостю, который умеет рассмешить Лию.

Наоми готова меня взглядом испепелить.

– Отлично.

– Отлично.

От этого слова у меня челюсти сводит. Мы возвращаемся в дом, тащим содовую – мы ведь за содовой ходили. Виви с Лией накрывают на стол, причем Виви превратила этот процесс в игру. Лия так громко выражает восторг, что прибегают Исаак и Бека. Им тоже хочется поучаствовать. Бросаю взгляд на Наоми: мол, видишь, как они рады? Наоми отводит глаза.

Тайком от Виви вручаю Исааку тарелку с едой. Пусть отнесет маме. Исаак без единого слова исчезает на лестнице. Мы так каждый вечер делаем, даром что мама редко когда притрагивается к ужину. Она спускается в кухню в самое неподходящее для еды время, ищет сладенькое или остренькое. Если сталкивается с кем-нибудь из нас – пугается, как воровка, которую на месте преступления застукали.

– Ой! Чуть не забыла!

Виви срывается с места, когда все как раз садятся за стол. Я уже все блюда расставил; не представляю, что она там чуть не забыла.

– Шипучка! Джонас, найдутся в доме маленькие стаканчики?

– Найдутся.

Достаю из серванта миниатюрные бокалы для шампанского, кажется, еще бабушкины. Раздается хлопок – это Виви откупорила бутылку. Она разливает шампанское по бокальчикам.

Это праздник, которого еще пять минут назад не было.

Раздав бокальчики, Виви усаживается на скамью рядом с Лией. Я устраиваюсь между Исааком и Бекой. Сайлас и Наоми как старшие занимают стулья на торцах стола.

Виви поднимает бокальчик.

– Большущее спасибо, что пригласили меня в гости.

У меня нет ни братьев, ни сестер, и мне очень приятно хотя бы один вечер побыть членом семьи Дэниэлс.

Вот уже полгода каждый житель Верона-ков думает: «Хорошо, что я не Дэниэлс». Неведение Виви – просто отдушина. Пока Виви у нас в гостях, можно отдохнуть от нашей новой траурной жизни. Можно свободно дышать в доме, где воздух – спертый от горя.

– И отдельное спасибо Джонасу за ужин. Такой красотищи я уже очень давно не видела. Клянусь Человеком на Луне, если на вкус еда хотя бы вполовину так же хороша, как на вид, я поселюсь у вас под дверью и мяуканьем буду умолять об остатках ужина.

Виви подмигивает Исааку. У него щеки краснеют под очечной оправой.

– Ну, за всех вас!

Виви поднимает бокал, чокается со всеми. У Лии такой вид, будто ее в Страну чудес на чаепитие с Алисой пригласили. Бека пристально смотрит Виви в лицо, в глазах – священный трепет.

– Тебе мама разрешает красить губы такой помадой?

Господи! Убейте меня. Кто-нибудь. Кто угодно. Чтобы это прекратилось. Чтобы не видеть и не слышать, как моя сестра цепляется к внешнему виду Виви. И к моральным качествам ее родителей.

Виви улыбается. Ее рот становится похож на ломтик яблока сорта ред делишес.

– Моя мама – художница. Она сама с красками имеет дело и поэтому совсем не против, чтобы я тоже что-нибудь раскрасила. Например, губы.

– Классно, – выдыхает Бека. Ладошку она держит на бедре – как Виви.

– Боже Всемогущий! – выдает Виви, проглотив первый кусочек. – Я такого салата в жизни не пробовала. Честное слово. Из чего он сделан? Наверно, из небесной манны?

– Что такое манна? – Лия хмурится над пиалой. – Сыр тошнотный.

– Лия! – шипит Наоми. – Нельзя так говорить, тем более за столом.

Виви только смеется.

– Манна – это пища, которую едят в раю. А пахучий сыр – это деликатес. Сама поймешь, когда подрастешь. Пока что поверь мне на слово. Однажды ты будешь есть такой салат и думать: боже мой, да ведь тут без магии не обошлось!

Я откашливаюсь.

– Тут не обошлось без латука, горгонзолы, ореха пекана в медовой глазури и груш. И без масла со сливовым уксусом.

– Джонас всегда сам готовит заправку, – вмешивается Бека.

Вот не ожидал, что она будет мною хвастаться. Спасибо тебе, Бека. Продолжаю объяснения:

– Вообще-то это осенний салат. Потому что…

– Ой, только не это! – Бека нарочито стонет, взглядывает на Виви. – Вот подняла тему на свою голову. Теперь его не остановишь. Весь ужин будем про еду слушать.

Да, рано я обрадовался.

Виви начинает рассказывать, как однажды случайно отведала мяса броненосца. Вызывает общий хохот. Даже Наоми хочется смеяться. В смысле, она не смеется – она от края пиццы по кусочку отламывает и яростно работает челюстями. Но я-то вижу: ей хочется смеяться. Просто она решила быть брюзгой и ни за что не передумает.

Смотрю в лица сидящих за столом, взгляд движется по часовой стрелке. В кухне стало теплее, почти исчезло ощущение пустоты. Виви поддразнивает Сайласа с Исааком; последний просто ошалел от счастья. Виви отвешивает комплименты Беке и расспрашивает Наоми о стажировке. Мои братья и сестры уже сконцентрировались на Виви, попали в ее орбиту. Ну и я, конечно, тоже. Я просто глаз от нее не могу отвести.

– Джонас, ты, наверно, телепат! – выдает Виви при появлении десерта. – Откуда ты узнал, что черешни – это мое все? Нет, серьезно. Из всех ягод и фруктов я больше всего люблю черешни. Я на них просто помешана. Уже несколько недель ем и остановиться не могу.

– Мы с Джонасом тоже помешаны! – говорит Лия. – Все лето черешни едим, но это не страшно, потому что мы косточки выплевываем.

Сайлас ловит мой взгляд. Ему и не снилось, что Лия настолько шейку из своей скорлупы вытянет.

После ужина Виви объявляет, что побудет еще, пораскрашивает картинки вместе с Лией. Я убираю со стола, мне помогают Сайлас и Исаак. Бека усаживается на диван, делает вид, что увлечена чтением, а сама косится на Виви, словно та – мифическое существо, единорог, например. Мои руки погружают тарелки в теплую мыльную воду, а взгляд то и дело устремляется в гостиную. Виви лежит на животе, с увлечением орудует в раскраске Лии. Лия пристроилась рядом. Они болтают ногами, и мой взгляд скользит по ногам Виви – от ярко-алых ногтей и выше, по щиколоткам, к минималистским шортам. Внезапно Виви смеется над какой-то фразочкой Лии. Смех громкий и счастливый, от него у Виви даже овал лица меняется. Роняю нож в раковину.

– Джонас! Иди сюда, посмотри! – зовет Лия.

Мигом отвожу взгляд – пусть Виви не думает, что я и так давно уже смотрю. Боже. Помню видеозапись, где собака снова и снова врубалась в дверь-сетку от насекомых. Не могла сообразить, что к чему. Так и я себя чувствую при Виви. Безуспешно пытаюсь сохранять хладнокровие.

– Посмотри, как я раскрасила! – кричит Лия.

К счастью, у меня степень магистра по дисциплине «Критика произведений Лии». Нахваливаю шедевр, задаю профессиональные вопросы о выборе оттенков. Удивительно, как Лия дала Виви одну из своих драгоценных раскрасок с принцессами.

– Молодчина, Лия! Русалочка у тебя получилась совсем как в мультике, – говорю я.

Кошусь на работу Виви. У ее принцессы лиловые волосы, очки в толстой оправе и пирсинг в губе. Лия тоже смотрит.

– Волосы у Белль вовсе не лиловые. И очков нет.

– А это и не Белль, – объясняет Виви. – Это ее сестра-близняшка, Клодетта. Она учится в университете, изучает морскую биологию. Очки ей приходится носить, потому что она постоянно читает учебники. От этого у Клодетты развилась дальнозоркость.

– Ладно. А волосы почему лиловые?

– Потому что Клодетта занимается дайвингом. А на морском дне все такое яркое.

– Что – все? Рыбки?

– Да. Рыбка-радуга, кораллы, всякие водоросли и еще много чего. Сама подумай, как в подводном царстве будут выглядеть каштановые волосы? Тускло и некрасиво!

Лия кивает, соглашается с логикой.

– Здорово. Как ты сказала – морская билогия?

– Бии-оол-оо-гия. Морская био-логия. А ты кем хочешь стать, когда вырастешь?

– Учительницей.

Ответ у Лии давно заготовлен – детей ведь часто об этом спрашивают. Впрочем, может, она только две профессии и знает – повар да учитель.

– Я еще не решила, – добавляет Лия.

Виви не отстает:

– Тебе надо определиться. Для начала забудь обо всем, что знаешь. Чтобы в голове была пустота. Бесконечная, как космос.

Лия зажмуривается.

– Уф.

– Пойми, ты можешь стать кем угодно. Мир такой большой. Только представь себе зелено-голубую планету, всю окутанную белыми облаками. Так она выглядит из космоса. Представь, сколько на нашей огромной Земле всяких возможностей, и выбери то, что тебе больше всего нравится. Ну, Лия, кем ты хочешь стать?

Лия крепко задумывается.

– Павлином.

Я чуть не икаю от смеха. Моя сестренка – самая большая фантазерка в мире.

– Ты хочешь стать павлином?

Лия кивает, насупливает бровки. Знакомая гримаса. Расшифровывается: «Лучше не дразни». Впрочем, я и не дразню.

– Павлины – они такие синие-пресиние, и у них самые красивые перья.

Виви совершенно серьезна. Губы от любопытства вытянуты трубочкой.

– Ну а почему ты решила, что у тебя не получится стать павлином?

Говорит так, будто и впрямь не понимает, почему павлин – не профессия.

– Наверно, потому… – Лия морщит личико, – потому, что я не знаю, как превратиться в павлина.

– Пустяки, – Виви поводит плечами. – Зато я знаю.

– Ты?

Пытаюсь представить, как Виви превращает мою сестренку в павлина. Не получается. Может, если отвернуться, Виви просто взмахнет волшебной палочкой, на Лию посыплются блестки – и она станет павлином. Честное слово, я бы не удивился.

– Ну да. Мы скоро этим займемся, ладно?

– Ладно! – подхватывает Лия с восторгом, но возглас плавно переходит в зевок.

– А кому это здесь баиньки пора? Наверно, нашей Лии, – говорю я и добавляю: – И нашей Беке тоже.

Бека встряхивает волосами, встает с дивана.

– Я и сама собиралась.

Зато Лия глядит сердито, словно я ее смутил и теперь мне не поздоровится.

– Джонас, я спать совсем не хочу!

Виви упруго поднимается на ноги.

– Как же мы завтра пойдем гулять, если ты сейчас в кроватку не ляжешь?

– А мы завтра пойдем гулять?

– Конечно. Если захочешь.

Лия изо всех силенок обнимает голые ноги Виви, потом вприпрыжку бежит наверх. Я встряхиваю головой, когда она исчезает на лестничном повороте. Мы с Виви остаемся наедине. На меня находит ступор. Я бы лучше еще один ужин для нее приготовил, чем слова из себя выдавливать.

– С нашей Лией не соскучишься. Надо же – павлином хочет быть!

Виви пожимает плечами:

– Наверно, она была павлином в прошлой жизни.

В Лие до сих пор сохранилось нечто от птицы.

У меня брови так и ползут вверх.

– Ты что – веришь в реинкарнацию?

Виви отзеркаливает мое выражение лица.

– А ты что – не веришь?

Нет, я не верю.

– Ну и кем ты была в прошлой жизни?

– Давай без «ну». Я была дельфином, балериной – это в двадцатых годах прошлого века, – а еще слоисто-кучевым облаком, частью целой стаи. Насчет этих трех реинкарнаций я точно знаю, насчет остальных – не уверена.

У этой девчонки либо подтвержденный диагноз, либо она меня развлечь решила. Но самое странное – я очень четко представляю ее во всех трех перевоплощениях. В волнах играет гладкий, обтекаемый серый дельфин – это Виви. Она же крутит фуэте в балетной пачке и зависает пышным облаком в нижних слоях стратосферы. Мне не по себе – как же так, я понятия не имею, кем был в прошлых жизнях.

– Я, наверно, только первую жизнь живу.

Виви качает головой:

– Ну что ты. Я тех, что только пришли в наш мир, сразу вижу. Например, Бека как раз из таких. Будь с Бекой снисходительнее – знаешь, до чего трудно жить без опыта предсуществования?

– Можешь сказать, кем я был?

Виви сильно склоняет голову набок, локоны свисают строго по вертикали. Смотрит сквозь меня. Кладет теплые ладони мне на грудь. Напрягаю мускулы – пусть почувствует, что они совсем неплохи.

– Похоже, ты немало лет провел в теле дерева. Кажется, это был дуб. Вероятнее всего, на Великих равнинах. Вот откуда у тебя такая хватка, вот почему ты так предан семье. Дубы живут долго, очень долго, поэтому опыт именно этой жизни превалирует у тебя над опытом других жизней. Сам ты не помнишь, как возвышался посреди прерии, но это помнят твои плечи.

Виви гладит меня по плечам, но это не ласка – это диагностика. Как в больнице, только она не болезнь ищет, а признаки прошлых жизней. Ее лицо так близко, что я не знаю, куда глаза девать. Кожа оттенка снятого молока, брови темные. Мама раньше любила старые черно-белые фильмы. Никогда не понимал, что в них хорошего, но первый эротический сон у меня был с участием Брижит Бардо. Нет! Быстро переключить мысли на готовку. На овощи. На пастернак! Потому что пастернак на мой вкус – та еще гадость.

– Вот это да! В тебе до сих пор сильны растительные инстинкты.

Смех Виви звенит в ушах.

– Теперь понятно, почему ты немножко… заземленный.

Заземленный? Это в смысле нудный? Виви щелкает меня по носу, как малого ребенка.

– А теперь хорошая новость: прежде чем пустить корни на Великой равнине, ты был капитаном дальнего плавания. А еще прежде – выдрой.

– И что в этом хорошего?

– А вот что: эти качества ты до сих пор не растерял!

Крайне довольная, Виви бьет меня кулачком в грудь.

– Они все при тебе, все до единого! Сначала ты был выдрой, а выдра, к твоему сведению, самое игривое животное в мире. Потом твоя душа явилась на свет в человеческом теле, и ты стал капитаном, потому что слышал зов из прежней, выдриной жизни. И это никуда не делось, Джонас. Опыт дуба – он просто самый свежий, но выдра спит и видит, как бы целый день кататься с водной горки и больше ничего не делать.

Вот в чем никогда бы себя не заподозрил.

– Допустим. А когда, по-твоему, я был капитаном?

Виви пожимает плечами:

– Точно не определишь. Пожалуй, конец девятнадцатого – начало двадцатого века.

– Может, судьба занесла меня в Нью-Йорк, на твое выступление.

Виви вдыхает резко, будто из воды выныривает. Вспыхивает улыбкой.

– Ну конечно! Ты наверняка видел, как я танцую.

И в подтверждение она отстраняется от меня, встает на цыпочки, делает несколько грациозных взмахов руками, роняет руки, улыбается.

– Знаешь, я ведь брала уроки балета, потому что ужасно тосковала по прошлой жизни. Мне хотелось снова побыть балериной, хоть чуть-чуть.

Решаю ей подыграть:

– Точно, я тебя видел на сцене. Именно этот танец.

Виви делает шаг ко мне, блестя глазами, играя ямочками на щеках.

– Может, после спектакля ты пришел ко мне в гримерку. А я повела тебя в мой любимый бар, где наливали в обход сухого закона, и мы вмести пили паленый джин.

От него и от джаза мы опьянели, вышли на улицу. Спотыкаясь и поддерживая друг друга, побрели по брусчатке ко мне домой и всю ночь занимались любовью, все потные, потому что тогда кондиционеров еще не было. Мне кажется, если понюхать можжевельник, мы с тобой все подробности той ночи вспомним, все до единой. А ты как думаешь?

Ну и что я должен ответить? Она вроде сказала «занимались любовью»; не ослышался же я? Не пойму, что меня больше смутило – «взрослый» лексикон или небрежность, с какой Виви предположила нашу связь в прошлой жизни. Короче, ответ может быть только один.

– Да, наверно.

– Ой, мне же домой пора. Ты завтра утром занят? У меня выходной.

– Да нет, не занят. Просто с младшими дома сижу.

– Отлично. Инвентарь за мной.

– Какой инвентарь?

– Водная горка!

Виви сияет улыбкой в стиле Мэрилин.

– До чего ж ты забывчивый, Джонас!