Глава 2
о том, что не все ангелы возвышенны и прекрасны

Когда едешь в автомобиле, мало что успеваешь разглядеть, так быстро сменяются картинки. Путешествовать в карете гораздо интересней, даже несмотря на лёгкую тряску.

Даша не отводила взгляда от окна. Ей нечасто удавалось выбраться из дома, а её обычные дороги, до больницы, до реабилитационного центра были уже давно досконально изучены и скучны. А от всяких развлекательных мероприятий она сама отказывалась. Да и там по пути ‒ всё то же мелькание домов, машин, улиц.

Иногда родители вывозили её в санаторий, но мир за окном поезда тоже был чересчур динамичен. Проносился мимо под стук колес, не оставляя воспоминаний и впечатлений, и потому казался не совсем реальным. Словно кадры в фильме или картинки в книжке. Вроде бы существует, а на самом деле ‒ всего лишь иллюзия. И что уж тогда говорить про самолёт, если видишь в основном только облака под крылом?

А сейчас Даша прекрасно осознавала, что может в любой момент попросить остановить карету, открыть дверь и выйти. И рассмотреть, как следует, во всех подробностях то, что понравилось. А ещё потрогать, ощутить, почувствовать, пропустить этот мир через себя, самостоятельно пройдя его от конца и до края.

К тому же ‒ да-да! ‒ тут явно присутствовало что-то особенное, что-то невероятное, что совершенно не хотелось упустить, оставить без внимания.

Даша даже абсолютно забыла про вопросы: «Почему это случилось именно с ней? За что?», хотя и здесь они оказались бы к месту. Да и вообще вот уже несколько лет главенствовали над всем прочим в её жизни.

Как все произошло, Даша знала лишь со слов родителей, а сама ничего не помнила. И не потому, что была тогда слишком маленькой.

Существует такой термин – «мотивированное забывание». Это когда память осознанно избавляется от того, что человек изо всех сил стремится забыть. От самого ужасного, самого тяжелого, самого болезненного. Хорошие воспоминания остаются, а все дурное безжалостно отметается прочь.

С детьми подобное происходит чаще, чем со взрослыми, и, наверное, легче. Но хорошо, когда не остается никаких последствий, а напоминающие о случившемся вещи можно надежно спрятать или просто выбросить. Тогда есть смысл забывать. А у Даши – смысла нет.

Ну, не помнит она подробностей, не помнит самогó несчастного случая, больницы, операций. И все равно о них знает. Потому что вот оно, всегда с ней – инвалидная коляска, неподвижные ноги, безнадежность, отчаяние и злость.

Почему это случилось именно с ней? За что? Как возник ужасный расклад, который свел в одном месте и в одно время невинную рыжеволосую малышку, беззаботно мчащуюся на детском велосипеде, и вывернувший из-за угла тяжелый автомобиль?

Но сейчас мрачные мысли затерялись где-то в самых дальних тайниках сознания, а старые вопросы приобрели новый смысл, зазвучали изумлённо и восторженно и всё-таки завертелись на языке.

– Лала, а зачем ты пришла ко мне? И привела сюда?

– Нам нужна твоя помощь.

– Моя? Почему именно моя?

– Подожди немного. Когда приедем в зáмок, мама тебя обо всем расскажет. У неё это получится лучше. Она знает больше меня.

Даша едва заметно хмыкнула с недоумением.

Какая помощь? Этот мир и так прекрасен, безмятежен, идеален. Не может в нем существовать ничего плохого. Вот же убедительное доказательство. Она тихонечко притопнула ногами, на всякий случай, ещё раз убеждаясь в их трудоспособности, и посмотрела на спутницу.

Лала внешне походила на Белоснежку из диснеевского мультика, такая же миленькая, нежная, нарядная и голос – звонкий, приятный. Даша на её фоне смотрелась, наверное, сереньким мышонком, точнее, рыженьким мышонком. Да и одета была соответственно: в обыкновенную вылинявшую футболку с легкомысленным анимэшным принтом и малиновые шортики. Видок самый подходящий для королевского дворца!

Даша сдержанно хихикнула и отвернулась.

Карета въехала в город, загрохотала колесами по вымощенным булыжником улицам.

Заметив первых прохожих, Даша спряталась за шторку. Скорее всего, машинально.

В последнее время она почти не показывалась на улице. Отчасти добровольно. Пока была маленькой, собственное особое положение не очень-то тяготило ее, а повзрослела и стала чересчур остро реагировать на выражение направленных на неё посторонних глаз, специально отыскивала в каждом взгляде то нездоровых интерес, то жалость, то якобы тактичное равнодушие, злилась и раздражалась.

Снова заглянула в окно Даша только тогда, когда карета остановилась перед парадной лестницей дворца, и её дверца распахнулась будто сама собой. Лала поднялась с диванчика, направилась к выходу, оперлась на услужливо подставленную ей руку в белоснежной перчатке, а Даша смущённо и растерянно вжалась в сиденье.

Неужели ей придётся делать точно так же? А вдруг она сделает что-нибудь неправильно или слишком неуклюже? Но принцесса уже заглядывала в карету, и подбадривала глазами: «Ну что же ты? Скорее!»

Даша переждала мгновенье, решительно выдохнула и шагнула ‒ навстречу необыкновенным событиям.

Парадная лестница была роскошной: невероятно широкой, с отполированными до блеска светлыми ступенями, отражающими солнечные лучи. По краям её стояли солдаты, неподвижные, прямые, невозмутимые. Они даже не моргали, и Даша засомневалась: а, вообще, живые ли они? А впереди и сверху ждали ещё большие пышность и великолепие. И Даша окончательно засмущалась, представив, как выглядит со стороны в своих затрапезных маечке и шортах, с непослушными рыжими волосами, которые уже успел взлохматить легко промчавшийся вверх по ступеням ветерок.

Но все, кто попадались девочкам на пути, были спокойны и изысканно вежливы. Даша не заметила ни одной ухмылки, ни одного косого взгляда, не услышала ехидного шепота за спиной.

После лестницы начались галереи, арки, залы, переходы. Перед глазами мелькали мощные колонны, витражи, высокие стрельчатые окна, картины, гобелены и невероятное количество различных наименований мебели. Просто удивительно, что они не заблудились, не затерялись в этом бесконечном лабиринте, и просто непостижимо, как Лала находила здесь дорогу. Но принцесса шла уверенно, хоть и неторопливо, не сбиваясь с установленного темпа. Только один раз случилась неожиданная заминка.

Стоящий на посту солдат распахнул очередную дверь, но получилось, будто он приоткрыл створку музыкальной шкатулки.

Навстречу девочкам рванулся высокий нежный голос, заплакал, тут же засмеялся, заставил удивлённо остановиться, прислушаться и попытаться разгадать, о чём он хотел поведать случайным собеседникам.

В проёме широко распахнутого окна сидел мальчишка – тоже, наверное, Дашин ровесник – играл на маленькой деревянной флейте. Действительно играл. Не исполнял со старанием и серьезностью какое-то значительное произведение, не выступал для слушателей, а резвился в своё удовольствие.

При появлении девочек флейта издала тоненький ехидный смешок и замолчала, а заговорил музыкант, и голос у него оказался совсем не звонок и не певуч. Такой типично мальчишеский ‒ уже не детский, но ещё и не взрослый, неровный, ломающийся, с лёгкой хрипотцой.

– Ха! Кого это ты притащила? – без характерного для прочих обитателей дворца почтения обратился он к Лале.

Принцесса с негодованием поджала губы, стрельнула в музыканта уничтожающим взглядом и обернулась к гостье.

– Это – Мартин! – произнесла Лала, но Даше послышались совсем другие слова: «Не обращай внимания! Он того не стоит!»

Мальчишка усмехнулся. Длинная тёмно-русая чёлка спадала ему на глаза, и он выглядывал из-под неё, будто присматриваясь или прицеливаясь.

Мартин беззастенчиво воззрился на Дашу, окинул её оценивающим, не слишком приятным взглядом, от макушки до пяток, будто просканировал, всю, и снаружи, и внутри, до самых печенок. И опять усмехнулся.

– Плюс ко всему, она ещё и рыжая.

– И что? – вызывающе воскликнула Даша, с трудом подавив жгучее желание подойти поближе к этому нахалу и спихнуть его с окна, туда, вниз, в неизвестность.

– А то, – невозмутимо откликнулся Мартин и беззаботно качнул свешивающейся с подоконника ногой. – У нас считают, что рыжие – безнадежные неудачники. Это цвет невезения и напастей.

– Вот и держись от меня подальше! – хмуро посоветовала Даша и раньше Лалы двинулась прочь.

Ну надо же! Среди всеобщего совершенства и радости нашлось одно досадное недоразумение, способное испортить замечательное настроение. Сорняк среди прекрасных цветов. Криволапый облезлый недотёпа среди миленьких пушистых щеночков. Откуда только такой взялся?

– Кто он? Твой брат? – отойдя подальше, поинтересовалась Даша.

– Ещё чего! – негодующе выдохнула Лала. – Тоже мне брат – не пойми кто! Подкидыш. Просто папа привёз его, ещё совсем маленького, из одного своего путешествия. То ли подобрал где, то ли выкупил у бродячего цирка.

– Выкупил? – изумилась Даша, и её неприязнь к Мартину на какой-то срок сменилась сочувствием и жалостью. – Разве у вас торгуют людьми?

– Ну что ты! – опять вознегодовала Лала, горячо переживая за родную страну. – Конечно, не торгуют. – И объяснила чуть брезгливо, слегка понизив голос: – Но он… Мартин… понимаешь, у него есть такие необычные способности, что посчитали, будто он не совсем человек. Существо. Какой-то его предок был из волшебных народов. Вот и получилось невесть что. На нашу голову.

– Во-первых…

Сначала прозвучал голос, невозможно близко, а через мгновенье появился и его обладатель, материализовался в нескольких шагах от девочек, возник из ничего, так что Даша от неожиданности отпрянула назад.

– … политика Ригании проповедует толерантное отношение к существам нечеловеческого и смешанного происхождения, – назидательно и официально продекламировал Мартин. – Во-вторых, я – не невесть что. Я, между прочим, стопроцентный ангел.

Девочки одновременно фыркнули и рассмеялись.

– Ангел? ‒ Даша оценивающе оглядела Мартина, совсем как он её несколько минут назад, снисходительно, с головы до пят. ‒ И где же твои крылья?

– И белый балахон до пола? А ещё этот… как его? Нимб, да? – докомплектовал Мартин и снисходительно хмыкнул. – Опять эти нелепые штампы. Ничего нового придумать не в силах?

– Сгинь ты! – не выдержав, воскликнула Лала, совершенно не по-королевски.

– Да и пожалуйста! – обиженно протянул Мартин и исчез, словно его никогда и не было: ни удаляющихся шагов, ни хлопанья дверей. А вот неприятный осадок от встречи с ним остался. Или тревожный? От резких, насмешливых слов, от непонятных намеков.

Почему рыжая плюс ко всему? Что это значит? А про невезучесть и неудачливость – в самое яблочко. И оттого обидней вдвойне.

Может, Дашина судьба и не зависела от цвета её волос, но сложилось-то точно по предложенной Мартином формуле: рыжий – цвет напастей. Даше следовало быть непоседливой, озорной, неуёмной. Огненная шевелюра – огненный темперамент. А что на самом деле? Особые возможности здоровья. Точнее, невозможности. Не летая физически, и душой летать не хочется. Зачем?

Даша поежилась, а Лала словно угадала её мысли, улыбнулась подбадривающе.

– Да не бери в голову! Мартин, он и есть Мартин. Мается от безделья, суётся, куда ни надо, людям жизнь портит. Как заноза.

И ласково дотронулась до Дашиной руки.

У Даши от этого прикосновения, от этой близкой дружеской улыбки мурашки по спине побежали. Потому что давно уже, очень-очень давно, с далёких доисторических времен ничего подобного у неё не было.