Глава 2. Пролетарская столица

1

Месяц спустя беглецы пересекли границу СССР и добрались до безымянного полустанка, где их поджидал пригнанный из Москвы международный спальный вагон.

У большевиков отлегло от сердца: если их так встречают, значит, никаких выволочек не будет. Кажется, партийное руководство осознало, что агенты, посланные в Китай, сделали все, что могли, для победы мировой революции. Просто обстоятельства оказались сильнее.

Их охватило ребяческое веселье: добрались-таки до своих! Не погибли в пустыне, не напоролись ни на солдат, ни на хунхузов, грабящих торговые караваны. Всё будет хорошо!

Пропыленные, дочерна загоревшие, беглецы заталкивали свои вещи на багажные полки.

– Поезд отправляется через пять минут! – крикнул проводник, красивый дед с пышными седыми усами.

Нина и Магда забрались в отведенное им купе. На полосатых диванах лежали стопки туго накрахмаленного постельного белья, на откидном столике стояла вазочка с цветком и меню из вагона-ресторана. Из-за стенки, примыкавшей к уборной, слышался смех – кто-то, как чуду, радовался воде, текущей из крана.

Нина подошла к висевшему на двери зеркалу и подняла над головой кудрявую прядь волос – та так и осталась стоять дыбом.

– Когда мы доберемся до ванной, мы с себя по фунту грязи смоем, – сказала Магда. – Ну, если в Москве ещё остались ванные.

Кто-то постучал в стекло, и она открыла окошко.

– Нину позови! – велел Борисов.

Нина нехотя подошла к окну.

– Что вам угодно?

Борисов вытащил из кармана газету и швырнул её Нине.

– Вот, только что на станции купил.

На первой полосе чернел крупный заголовок: «Троцкий исключен из кандидатов в члены Исполкома Коминтерна».^[1] Тут же рассказывалось об аресте нескольких предателей, которые «подрывали основы партийного строительства» и «вносили раскол в большевистскую среду».

– Ехать в Москву – это верное самоубийство, – прошептал Борисов. – Если даже Троцкого снимают с должностей, нас всех сожрут и не подавятся. Ну и тебя заодно.

Борисов оглянулся по сторонам и, убедившись, что рядом никого нет, тихонько добавил:

– Поехали со мной в Хабаровск! У меня есть деньги, так что не пропадем. Или ты с этой английской коровой поедешь на убой?

Нина с грохотом опустила оконную раму.

– Что он вам сказал? – спросила Магда, когда поезд тронулся.

Нина села на диван и обхватила себя руками, как от холода.

– Мисс Томпсон, ехать в Москву опасно! Давайте сойдем на первой же станции и поедем во Владивосток! Оттуда пароходом можно добраться до Шанхая.

Но Магда наотрез отказалась:

– Я понимаю, что вы стремитесь вернуться к мужу. Но я тоже не хочу терять Фридриха! Я сумею вас защитить – у моего отца много друзей в парламенте. Мы отправим Климу телеграмму, и он пришлет вам деньги на обратную дорогу.

– Большевики плевать хотели на ваш парламент! – в отчаянии воскликнула Нина. – Тут нет ни ваших дипломатов, ни правосудия. Вас обвинят в шпионаже и расстреляют!

Но Магда считала, что это к ней не относится: когда она путешествовала по Южной Америке, индейский колдун дал ей выкурить особой травы и заговорил её от насильственной смерти.

За окном тянулись сопки, покрытые рыжей травой; изредка проходили встречные составы, и в раскрытых дверях теплушек мелькали лошадиные морды и суконные шлемы красноармейцев – куда-то перебрасывали войска.

Магда прихлебывала принесенный проводником чай.

– И кого этот Фридрих обманывает? Ни один человек не способен жить без любви. Он просто боится навлечь на меня беду… Но я ему сразу сказала, что ничего не боюсь! Ну… кроме моего папы, когда он сердится. Нам просто нужно время, чтобы получше узнать друг друга.

Нина слушала её и думала о том, что с каждой секундой она уносится от Клима всё дальше и дальше.

2

Поезд пролетел полстраны и наконец въехал в дымную, залитую электрическим светом Москву.

Нина готовилась к самому худшему: сейчас к дверям вагона встанут люди из ОГПУ, прибегут следователи и начнут её допрашивать: как вы оказались в Китае? Чем вы там занимались?

Магда тоже сидела на диване ни жива ни мертва и встревоженно смотрела на здорового носильщика, топтавшемся перед их окном. У него были зверская рожа и растрепанная борода, а с мясистой губы свисала тлеющая цигарка. Такими на политических плакатах изображали большевиков, лезущих в перепуганную Европу.

– Если нас арестуют – прыгайте на пути и прячьтесь под вагонами, – проговорила Нина дрогнувшим голосом. – Побежим в разные стороны: вы – к вокзалу, а я – вон туда, к товарняку. Встретимся через сутки на площади перед вокзалом – там, где стоят извозчики.

В дверь постучали, и у Нины оборвалось сердце: «Вот и всё!»

Но это был всего лишь Фридрих.

– Ну, чего расселись? Езжайте во Второй Дом Советов, там вас примут.

– А вы куда поедете? – встрепенулась Магда.

– В общежитие Коминтерна.

Фридрих позвал носильщика, и тот, связав чемоданы кушаком, вскинул их на плечо.

– Куды волочь?

– На выход, – отозвался Фридрих и повел Магду и Нину сквозь вокзальную толпу.

Нина не знала, то ли ей бежать, пока не поздно, то ли, наоборот, держаться поближе к Магде. Если сбежишь, то где спрячешься и на что будешь жить? А у Магды все-таки есть влиятельный папаша, который, случись что, поднимет на ноги весь британский парламент.

– Фридрих, что такое Второй Дом Советов? – спросила Нина.

– Сейчас сами увидите.

Наверное это было учреждение, где допрашивали иностранцев.

3

Нина ожидала, что Москва будет похожа на обезлюдевшую, разграбленную врагом крепость. Ничего подобного! Нарядное здание вокзала недавно отремонтировали; народу, особенно молодёжи, было полно – хотя люди, одетые по-европейски, почти не попадались.

Тут была своя мода: мужчины носили суконные брюки, косоворотки и кепки, а женщины щеголяли в ситцевых платьях и косынках, низко надвинутых на лоб.

Рабочие снимали со стены выцветший транспарант: «Да здравствует мировая революция!» и вешали на его место новый лозунг: «Даешь индустриализацию и укрепление обороны!» Кажется, у большевиков поменялись планы на жизнь.

Фридрих вывел Нину и Магду на площадь и показал на маленький «рено», стоявший неподалеку:

– Наймите себе таксомотор.

– Когда мы сможем встретиться? – с мольбой в голосе произнесла Магда.

– Я сам вас найду.

Сев в машину, она вновь принялась рассуждать о любви, но Нина не слушала. Мимо проносился сумеречный город, о котором за границей говорили как об оплоте мирового зла.

Толпы народа текли по узким тротуарам и впадали в раскрытые двери магазинов. Нина с трудом разбирала надписи на вывесках: в отличие от Шанхая, тут их не подсвечивали. «Минеральные воды Боржом», «Столовая-пирожковая имени тов. Рыкова»,^[2] «Искусство – социальная сила!» – всё писалось по новым правилам орфографии, без «i», ятей и еров.

По сравнению с Китаем автомобилей было совсем мало – люди передвигались либо на пролётках, либо в переполненных трамваях. Дома освещались сверху донизу, и даже из полуподвальных окон, вросших в тротуары, выпадали жёлтые прямоугольники света.

– Почему везде горит электричество? – спросила Нина у шофера.

– Жильцов в каждую комнату подселили, вот они лампочки и жгут, – разъяснил тот. – Раньше барин один в целой квартире жил, а сейчас таких порядков нету. Одна комната на семейство – и никаких излишков.

Нина перевела Магде его слова.

– Представляете, если бы в ваш дом подселили незнакомых людей?

– Если среди них будет Фридрих Великий, то я согласна, – самонадеянно отозвалась та.

Кажется, индейский колдун заговорил её не от смерти, а от здравого смысла.

4

Оказалось, что Второй Дом Советов – это бывшая гостиница «Метрополь». Раньше в ней проживали члены правительства, но потом они получили отдельные квартиры, а номера вновь стали сдавать иностранцам.

Увидев вполне приличный вестибюль с мраморными полами и сверкающими люстрами, Магда окончательно воспряла духом.

– Вот видите, всё идёт как надо! – сказала она Нине.

Правда, цены в «Метрополе» оказались немыслимыми – за сутки надо было платить столько, сколько в Пекине требовали за месяц.

– Стране валюта нужна, – без обиняков пояснил администратор.

Когда он попросил документы, Магда подала ему свой паспорт с вложенной в него бумажкой в пять фунтов.

– Эта женщина будет моей гостьей, – сказала она, показав на Нину.

– Понятно, – вздохнул администратор и уронил купюру в выдвижной ящик стола.

В советском государстве, как и во всем мире, деньги решали если не всё, то многое.

5

Никто и не думал арестовывать Нину и Магду. Они жили себе в «Метрополе», ходили обедать в ресторан на первом этаже и знакомились с иностранцами, прибывавшими в Москву на празднование десятой годовщины Октября.

Магда всех расспрашивала о Фридрихе – в надежде, что кто-нибудь из членов иностранных компартий знает, где его искать. Но всё было напрасно. Дни шли за днями, а от Фридриха не было ни слуху ни духу: он явно не собирался поддерживать отношения с бывшей возлюбленной.

– Он просто очень занят и ему нужно время, чтобы разобраться с делами, – разглагольствовала Магда. – Надо ещё подождать: ведь он знает, где меня найти.

Нинины дела тоже шли неважно. Она отправила телеграммы домой и Климу на службу, но они вернулись с пометкой: «Адресат выбыл». Она сходила с ума при мысли, что с Климом и Китти что-то случилось.

Телеграммы друзьям тоже остались без ответа. В Шанхае было неспокойно, и многие белые колонисты уехали от греха подальше.

Надеяться было не на кого, и Нина сама должна была добывать деньги на дорогу домой. При жаловании, которое ей назначила Магда, на это требовалось несколько месяцев, а ведь ещё надо было достать документы и каким-то образом пересечь границу!

Повысить Нинину плату Магда не могла – ей самой не хватало наличности. Отец наотрез отказался оплачивать её счета: он не желал вкладывать ни пенса в большевистскую Россию и требовал, чтобы его дочь немедленно вернулась в Англию.

По правде говоря, Магда и так содержала Нину из милости – та оказалась не бог весть каким специалистом в современном русском языке. За последние годы в моду вошел телеграфный стиль с его сокращениями, и народ вовсю обрезал и скрещивал слова. Учителя превратились в «шкрабов» – школьных работников, прислуга – в «домработниц», министерство – в «наркомат», и даже жалование стало «зарплатой». Порой Нина вовсе не понимала, о чём идёт речь. Вот скажите на милость, что это такое: «В коопмаге Нарпита выбросили ширпотреб»?

Целыми днями Нина и Магда ходили по городу и осматривали достопримечательности – от Мавзолея, в котором лежал мумифицированный Ленин, до Антирелигиозного музея, устроенного в бывшем Страстном монастыре.

Москва вовсю готовилась к Дню 7 ноября: везде шел ремонт, а по улицам маршировали трудящиеся: кто с винтовками, кто в противогазах – это были репетиции военного парада.

Советский Союз жил в предчувствии скорой войны, и это ощущалось во всем – от передовиц газет до разговоров на рынках.

По городу были развешаны плакаты:

«Красная армия – верный страж страны Советов».

«Укрепляйте союз рабочих и крестьян – он сделает СССР непобедимым!»

«Социалистическим наступлением повысим обороноспособность!»

«Смерть кровавым империалистам!»

– А с кем большевики собрались воевать? – недоумевала Магда.

– С англичанами, с кем же ещё? – усмехалась Нина. – Вы ведь хотите напасть на СССР; об этом во всех газетах пишут.

Магда ужасно расстроилась, узнав, что в СССР всерьёз ждут появления английских боевых аэропланов.

– Слушайте, но ведь это полная ерунда! В Кремле прекрасно понимают, что это физически невозможно. Зачем они сознательно врут населению?

Нине было понятно зачем. Все эти годы большевики, грезившие мировой революцией, тратили огромные суммы на финансирование забастовок и вооружённых восстаний в других странах. Дело кончилось тем, что Советский Союз стали считать государством-злоумышленником, которое поддерживает радикалов и ничуть не стесняется в глаза говорить о дружбе между народами и параллельно устраивать диверсии на территории соседей.

Великобритания расторгла дипломатические отношения с СССР, Франция выслала советского полпреда, в Польше полпред был убит, а в Китае коммунистов истребляли, как бешеных собак. Более того, газеты по всему миру перепечатывали документы, которые доказывали, что большевики вели подрывную деятельность как в Европе, так и в Азии.

В Кремле это истолковали как «готовность империалистов задушить молодое советское государство» и принялись готовиться к масштабной войне. Нагнетание военной истерии было совершенно необходимо, чтобы народ сплотился вокруг вождей и мобилизовался на борьбу «до последней капли крови». Кроме того, населению надо было объяснить, почему полки в магазинах опустели, а у хлебных лавок растянулись очереди. Спустя десять лет после революции страна пришла к такой же экономической катастрофе, что и в 1917 году, – и это в мирное время!

Магда повела Нину в универмаг, чтобы подыскать ей тёплую одежду, но оказалось, что уродливые туфли с кривыми прострочками стоят 40 рублей, хлопковые чулки – 7, а пальто – 150. Как такое могло быть, если средняя зарплата рабочего в Москве составляла 75 рублей, а служащего – и того меньше?

Так ничего и не купив, Магда отдала Нине бархатную шубу, приобретенную в Пекине в качестве сувенира. Это было огромное ярко-красное страшилище с откидным воротником и вышитыми на спине драконами.

– Если хотите, переделайте её, – разрешила она. – Вы не можете ходить без верхней одежды, а покупать вам пальто по советским ценам – это безумие.

Несколько дней Нина просидела за шитьём, и у неё получилась вычурная, но нарядная разлетайка в восточном стиле и берет – вроде того, что носила Татьяна в «Евгении Онегине».