Меня с утра разбудил звонок телефона. Сначала звонил «Амур» и просто очаровательный стервец. Хотел узнать, как я добралась до дома, если машина стояла на обочине. Вот такой сопереживающий парень. Я в это время трясущимися пальчиками высыпала порошок обезболивающего в стакан с прохладной водой, именно в этот момент он вломился в мою квартиру с ангельской улыбкой на лице. За неимением поблизости ложки, помешать пришлось пальцем, на брезгливость уже было откровенно плевать. Отогнала нежелательного гостя от себя, не хотелось получить поцелуи после его ночных прелюдий. Джаред ломанулся вперед меня в ванную комнату и заперся там, бездумно тратя воду на свое воняющее сексом тело.
Я плюнула на то, что еще не успела привести себя в порядок, и шаркающей походкой направилась в туалет. И вот как всегда когда я захожу с телефоном в это укромное место, вдруг он начинает звонить. У меня есть вариант нажать отказ, отправив стандартное айфоновское сообщение. Например, я перезвоню позже, но почему-то это никак не влияет на атакующих. Именно поэтому у меня есть специальная кнопочка, означающая, что я сижу на унитазе, и называется она «Я в пути». А что именно у меня там, в пути, их уже не должно волновать. Вот и сейчас я уже устала от звонков, но промахиваюсь и никак не могу нажать нужную кнопку. Когда мне это удается, на скайп приходит сообщение от моей мамы: «Ну, так бы и сказала, что справляешь нужду. Делай это быстрее, мы ёоколо лифта. Ключи у нас есть, откроем сами».
Нет, блин, а с первого раза непонятно, что я тут немножечко занята! И зачем я дала свои ключи родителям!?
Вот при всей моей любви к ним, я ненавижу эту привычку посещать меня неожиданно. Их сюрпризы никогда не получаются удобными. По крайней мере, для меня. Натягиваю пижамные штаны и выхожу из уборной, практически в тот же момент, когда в квартиру заходят родители. Я дергаю двери ванной комнаты, желая скорее смыться с глаз долой, но ночная бабочка отмывает свои крылышки, что меня выводит из себя. Несколько раз я стучу в двери, но шум воды смывает любые звуки в канализационные стоки. Подношу ладонь ко рту и проверяю запах, исходящий от меня. Я воняю и далеко не прованскими травами, еще одна проблема. Подтягиваю тонкую лямку пижамного топика и тороплюсь в кухню. Головная боль начинает быть менее острой, словно Мьёльнир решил сжалиться надо мной. Открываю совершенно пустой холодильник и сжавшийся от времени кусочек лимона, видавший виды оказывается в ротовой полости, в надежде освежить меня. Скорчив гримасу от отвращения, слышу за своей спиной шаги и тихий звук соприкосновения резины с деревом от колес инвалидной коляски.
– Доброе утро, мое солнышко. – Мама нежно обнимает меня со спины, поворачивает мое лицо к себе и целует в щеку, затем задерживается около моего уха. – Папу пока не целуй, сделай вид, что горло болит, от тебя несет, как от дядюшки Мо.
Ох, вот не хотелось бы думать, как смердит наш родственник, напиваясь до чертиков. Благодарно киваю головой и сжимаю горло обеими руками, делая при этом весьма болезненное выражение лица. Издаю странные звуки, похожие на рычание, и поворачиваюсь лицом к отцу. Он внимательно следит за каждым моим движением в ожидании, когда я открою свой рот. Но я пытаюсь делать вид тяжело больной, уж не знаю, поверит ли мой родитель.
– Доброе утро, Андреа. – Отец сжимает поручни инвалидной коляски и вытягивает шею, намекая на поцелуй, который я ему задолжала.
– Папочка, – хриплю я, но это не похоже на ангину, актриса только что умерла во мне.
– Что с тобой случилось? – Он подъезжает ближе, и я вжимаюсь поясницей в столешницу.
– Заболела, сейчас прополощу горло или надену маску. Прости. – Я совершенно забыла, что здоровенный придурок все еще находится в моей ванной комнате.
А вот и он, кстати, громко хлопнув дверью, Джаред издает томный стон, как если бы сейчас кончил и воспарил к небесам оргазма. Мама переглядывается с отцом, затем оба оглядываются на дверь.
– Солнце мое, ты лучшая. Что ты делаешь со мной, Энди, – орет Джаред на всю квартиру и заходит в кухню, оставшись в одном полотенце на бедрах.
– Только не это, – тихо говорю я себе под нос и прикладываю руку ко лбу, удерживая стучащий молот, готовый разбить мой череп.
– Джаред. – Мама расплывается в улыбке, подходит к нему и нежно целует в щеку этого наглого подлеца. – А я все думаю, где ты пропадаешь.
– Поблизости, – отвечаю я и иду мимо них, отталкиваю парня от проема и захлопываю двери ванной комнаты.
Нет, ну до чего скотина. Таскался всю ночь неизвестно где, напускал здесь пара, как в сауне, и даже не собрал за собой свои тряпки. Что дальше? А сейчас начнется самое интересное, мамочка с папочкой будут уже мысленно нянчить своих внуков, а я отнекиваться до последнего, что он был не со мной. И никто не поверит.
Включаю автоматическую щетку и подношу ее к зубам, пока моторчик живо жужжит, отмывая налет на моих зубах, я смотрю в запотевшее зеркало, в котором меня не видно. Следы пятен зубной пасты на стекле, открытый флакончик жидкости для полоскания, упаковка от новой зубной щетки и последнее заставляет вспыхнуть меня с новой силой. Он пользовался последним новым станком, черт возьми. Ополаскиваю зубную щетку, заливаю колпачок жидкости, полощу рот и вытираю запотевшее зеркало, размазывая пасту по стеклу. То, что я никогда не делаю, хочу заметить, но после свиньи это уже не имеет значение.
Выхожу из ванны, подцепив за шлейки джинсы Джареда, и тащу их в прачечную. Если он хотел, чтобы я позаботилась о нем, пусть так и будет. Закидываю его джинсы на девяносто градусов вместе с черными носками, потом пусть втиснет свою пухлую попку в них. Спокойно переодевшись, направляюсь к своим родителям, но застываю на пороге.
– Это мой халат, – вырывается из меня.
– Он очень удобный, тело дышит. Ты была права, – нагло отвечает Джаред, переключается на разговор с моей мамой, которая распаковывает пакеты с продуктами.
– Иди ко мне, кролик. – Папа постукивает по краю инвалидной коляски и выставляет руку, удерживая меня, когда я сажусь на поручень. – Я рад за вас. Ты же знаешь, что мы любим парня.
– Пап, – тяну я, – между нами нет ничего кроме дружбы.
Мама и Джаред продолжают разговаривать, закатав широкие рукава на шелковой ткани, парень начинает нарезать помидоры, пока моя мама смеется в голос над его шутками.
– Я не лезу в твои дела, хотите скрывать, ваше дело. Но пришлите пригласительное на свадьбу, растили вас вместе, женить тоже будем вместе. – Папа сжимает мои пальцы. – Нам надо будет серьезно поговорить. Ты знаешь, о чем.
Я хочу убежать из этого дурдома, ведь то, что последует далее, меня пугает. Не хотелось бы обижать родителей, предстоящий разговор по-настоящему пугает, особенно если скажу правду. Пока мама поджаривает на сковороде куриную грудку, рядом с ней, размахивая хаотично руками, что-то рассказывает Джаред. Он даже приседает немного, чтобы все выглядело, как в его рассказе. Мама заливается смехом, я же не верю своим глазам, какой же он очаровательный. Но то, что он намеренно делает вид, что мы встречаемся, очень напрягает. Не понимаю, для чего он так себя ведет?! Когда родители Джареда разбились, мой отец стал его официальным опекуном и крестным в одном лице. В итоге, разница наша в восемь лет ощущалась только для него, я даже не знаю, кто он для меня. Не брат и не родственник, но росли мы вместе. Он защищал меня, если это было необходимо, помогал с уроками, таскался за мной везде и повсюду, отгонял всех парней в районе мили. Только когда он уехал в колледж, мы расстались, и то постоянно приезжал. Теперь мы живем отдельно, но бесконечное количество времени проводим вместе. Конечно, никто не сомневается, что роднее его для моих родителей в виде зятя никогда не будет. Но при этом они не вмешиваются, в стороне наблюдают за развитием событий.
Папа тянется к бутылке с водой, я подаю ему и открываю плотно закрытую крышку. Слегка кивнув, он благодарит меня и выпивает практически половину содержимого. И тут я начинаю принюхиваться, отнюдь не к кулинарным изыскам.
– Ты пил, – строго говорю отцу.
– Тсс, не вздумай рассказать маме, – отвечает отец. – Ты уехала, и я переживал.
– Это смешно, не надо винить меня в своей слабости, – шикаю на него еще сильней, наклонившись к его лицу.
– Да кто бы говорил. Женский алкоголизм самый страшный. Ты же не думала, что я поверю в то, что у тебя болит горло. Последняя ангина была у тебя лет в десять и то, потому что ты облизывала лед в моем стакане с виски. – Он смеется, вспоминая, как я дурела от запаха виски.
– Вот кто виноват в том, что я люблю расслабиться. – Он строго ругает меня указательным пальцем.
– Надо было быть с тобой строже. – Мама уже накрывает на стол. – Ты мне скажи, как ты могла уехать с Меллоном?
Джаред роняет вилку, она с грохотом падает на пол, звенящий звук наполняет комнату. Я ошарашено смотрю сначала на него, потом на маму.
– Это не я, – шевелит губами Джаред.
– Старик Джо звонил маме, – коротко отвечает отец. – Она единственная не держит на него зла. По крайней мере, я так думал. Оказывается у нас еще один дружелюбный человек в семье.
Вот, блин! Джо Меллон еще тот засранец, старик не может держать язык за зубами. Его и без того не любят в моей семье, видимо, есть за что. Но растрепать, что я с его сыном в экспедиции, это слишком.
– К столу, – громко говорит мама и подталкивает сосредоточенного на нас Джареда сесть. – Давайте потом решите свои проблемы. Майлз, сначала пообедаем. Не порти девочке аппетит.
Я встаю с поручня и позволяю маме увезти отца к столу, она приподнимает под ним автоматическое сидение и помогает зацепить салфетку. Сажусь рядом с Джаредом, он меняется со мной вилками, при этом берет себе ту, что упала на пол. Опускаю глаза в тарелку, меня немного мутит, но проблем все равно не избежать. Накалываю курятину, кусочки зеленого горошка и моркови и начинаю пережевывать. В кухне можно услышать гудение холодильника и скрип стульев. Можно топор повесить от напряжения. Все делают вид, что наслаждаются приятным обедом, но кусок в горло не лезет.
– Я нашла те координаты в записях твоего дневника. – Папа со звоном убирает вилку, и я зажмуриваюсь.
– Ненавижу ложь, Энди! Так, а кто разрешал тебе копаться в моих документах? – вскрикивает отец, и мама тут же цепляется за его плечо.
– Майлз, – останавливает его женщина, мягко поглаживая руку, – она не сделала ничего незаконного.
– Я говорил тебе, что угон чужого байка в двенадцать и разбитое окно у соседей без хороших розг однажды приведет нас к этому. – Он указывает на меня. – В двадцать шесть она скачет по горам, как баран, обдирает руки и ноги, хорошо голова цела! Что ты делала в эти годы?! Правильно ее растила! А она ворует документы в моем кабинете и неудивительно, что потом заливает все пивом.
– Все не так плохо, она кое-что нашла. Просто этот хрен моржовый украл… – Я со стоном опускаю голову на стол, предварительно отодвинув тарелку.
– Какой хрен моржовый? – Мне даже не надо смотреть, я знаю, что папа потерял терпение.
– Джаред, замолчи, – тихо говорю я.
– Какой хрен моржовый, я вас спрашиваю? – Стук кулака по столу, и я поднимаю голову. – Андреа!
– Я пока сделаю смузи. Кто за?! – мелодичный голос мамы, слишком уж жизнерадостный, она пытается разрядить обстановку всеми силами.
Джаред поднимает руки над головой за себя и за меня.
– Дорогой, тебе шоколадный?
Отец не смотрит на маму, ворчит что-то непонятное. Мама целует его в висок и, порхая бабочкой, удаляется в глубину кухни. Под столом кто-то сжимает мое колено, и я посылаю парню уничтожающий взгляд.
– А теперь быстро рассказали мне оба, что произошло в экспедиции, и что в очередной раз своровал Джо? – раздраженно спрашивает отец и отодвигает от себя тарелку.
Я стараюсь собраться с мыслями, чтобы подробно составить рассказ для него, но мне не позволяют это сделать.
– Не Джо Меллон, а Грант. Его сын. – Ядерный взрыв ничто по сравнению с реакцией моего отца. Он издал такой звук, что невозможно передать словами. Все застыли на месте, не понимая, почему он так реагирует.
– Вы с Грантом даже не представляете, что творите! – Наконец ему удалось взять себя в руки и посмотреть нам в глаза.
О проекте
О подписке