У меня внутренности в узел скручивает в эту же секунду. Сердце к горлу подскакивает и в припадке колотится о рёбра.
Давно он там? Или только приехал?
Давид выбивает из пачки сигарету и подкуривает. Оперевшись бёдрами на капот, снова сюда смотрит.
В темноте на каждой затяжке вспыхивает оранжевый огонек. Ярче, тусклее… выдох… облако серого дыма летит в сторону.
Уткнувшись лбом в стекло, жадно ловлю каждое его действие. Сама как на пороховой бочке сижу. Часть меня транслирует ему, чтобы уехал, а вторая… вторая затаившись ждёт.
Отсюда я не вижу четко его лица, но пока он подносит сигарету к губам и затягивается, мой мозг как нейросеть дорисовывает его заостряющиеся черты. Как втягиваются щеки, напрягаются скулы. Я помню досконально каждую деталь, связанную с ним. Несмотря на то, что долгое время намеренно не вспоминала, моя память теперь воспроизводит все подробности.
Говорят, если однажды научиться кататься на коньках, а потом на протяжении нескольких лет на них не становиться, тело все равно будет помнить и сразу же войдет в правильные движения, когда снова окажется на льду.
Вот и у меня так.
Я даже на физическом уровне сейчас ощущаю запах сигарет, словно Давид стоит не внизу, а прямо напротив меня.
Докурив, он выбрасывает окурок, несколько секунд стоит без движения, будто думает о чем-то, а потом возвращается в машину и заводит мотор.
Мне в желудок словно камень опускается. Дышу мелко и часто. Пытаюсь кислород в легкие протолкнуть, а он не проходит.
Опускаю взгляд на свои руки, стараясь справиться с удушающей волной, когда сквозь приоткрытое окно слышу, как хлопает дверь.
Резко перевожу взгляд на улицу.
Давид размашистым шагом пересекает жалкие метры до моего подъезда.
Меня с подоконника рывком срывает. Дрожь охватывает каждую клетку, адреналин выбрасывается в кровь. Поднеся пальцы к губам, впиваюсь зубами в ноготь указательного.
Стою на месте, как вкопанная, а потом быстро иду к двери. Щелкнув замком, распахиваю её как раз, когда двери лифта открываются.
Оглушающее биение сердца в момент затихает. Перед глазами плывёт, очертания теряют форму, концентрируясь только на Давиде, уверенно шагающем в мою сторону.
Он входит в квартиру, с громким хлопком закрывает дверь. Ожесточенный взгляд в мои глаза, сильная ладонь на моём затылке, рывок, и мои губы размазываются о его.
Все установки, которые я давала себе всю ночь и день, смывает безумством, в которое нас затягивает, как в пучину.
Я больше не я вовсе. Я оголенный провод, который коротит, как от соприкосновения с водой. Летят искры, по сосудам струится ток.
Резко подхватив меня под бедра, Давид несёт меня в зал, при этом ни на миг не отрываясь от моих губ. Кусая их, терзая, обкалывая колючей щетиной. Оторвавшись только на секунду, чтобы осмотреться, находит глазами диван и подойдя к нему, роняет на него нас обоих.
Наверное, мы в этот момент оба сошли с ума, потому что со стороны точно напоминаем двух ненормальных. Одержимо стаскивая друг с друга вещи, продолжаем целоваться. И это даже не поцелуи вовсе. Это нечто, что нельзя описать словами. Дикие схватки. Мы ударяемся зубами, сталкиваемся языками.
На пол отправляются его и моя футболки, джинсы, мои шорты и общее белье.
Сплетаемся в одно целое руками и ногами. Я резко выгибаюсь, когда член Давида оказывается во мне. По телу судорога пробегает. Мощная и безжалостная.
Обхватив мою голову ладонями, и крепко зафиксировав, он яростно таранит меня собой. Губами впивается в шею, кусает кожу. Подставляю себя под его ожесточенные движения, упиваясь ими, как жизненно необходимой энергией.
Я знаю, что он так наказывает. Каждым резким толчком, синяком, оставленным на бедрах, выливает на меня злость, за то, что сейчас происходит. Я не дура. Сама ощущаю тоже самое. Ненавижу его за то, что не со мной. Ненавижу за то, что разрушил мой спокойный устоявшийся мир. И одновременно горю от осознания, что он также, как и я, несмотря на то, что мы расстались, всё ещё болен мной.
Это неправильно. Мы обязательно за это заплатим. Но это будет потом…
– На меня смотри, Оля, – хриплый низкий голос жжет кожу, когда я в какой-то момент прикрываю глаза. – С ним также у тебя?
– А у тебя с ней? – проглатываю мгновенно появившийся в горле ком.
– Целый час у тебя торчал… проклятый час.
До боли прикусываю губу. Между ног горит от растяжения, пульсирует. Живот хватает спазмами.
– Нужно было уехать, – выдыхаю ему в губы.
Вместо ответа получаю очередную схватку языками.
Жесткую, разрушительную.
Воздух наполняется нашими обоюдными хрипами, моими стонами и всхлипами. Тяжелеет, мы теряем связь с реальностью. На время исчезает всё вокруг.
Больше мы не произносим ни слова. Говорить нам не о чем, потому что между нами слишком большая пропасть. С одной стороны – Давид, уверенный в том, что я променяла его на лёгкую жизнь, намеренно отказавшись от того, чтобы быть вместе. А с другой – я. Та, кто никогда не скажет ему правду. Мы оба знаем, что эти дни – всё, что у нас есть. Больше ни я, ни он не подойдём друг к другу, ведь пропасть эта меньше не станет.
На следующий день он приезжает снова и всё повторяется по кругу. На надрыве, болезненной необходимости хотя бы так заполнить то, чего мы оба были лишены.
– Я схожу у тебя в душ? – Давид спрашивает после того, как мы приходим в себя.
Встав с дивана, бросаю на него взгляд через плечо.
– Иди.
Чай и кофе не предлагаю.
Обречённость давит грудь. Игнорируя давление, надеваю на себя одежду и расчесываю спутавшиеся волосы. Не успев завязать их в хвост, слышу, как в дверь раздаётся звонок.
Вздрогнув, быстро оборачиваюсь. В голове проносится миллион мыслей. Леша? Нет, вряд ли. Тогда кто?
Отложив расчёску, прохожу в коридор и выглядываю в глазок. По ту сторону ничего не видно. Как будто его закрыли.
Подавив волнение, опускаю ручку и натыкаюсь взглядом на большой пакет, за которым улыбается Мариам.
– Мари?
Обмираю.
Спешно обернувшись назад, прикидываю как быстро смогу её выпроводить, но подруга уверенно проходит внутрь.
– Привет, Оль. Я подумала, тебе нужна компания, ну или на крайний случай личный доктор, которым собиралась выступить, но, похоже, Леша уже все сделал за меня. – косится в сторону ванную комнаты, потому что шумящую воду не услышать невозможно. – Прости. Я совсем не подумала, что могу приехать не вовремя, – шепчет, заговорщицки улыбаясь, – Я тогда пойду. Вот, может вам пригодится, – а потом протягивает мне привезенный пакет и чмокает в щеку.
Вода в этот момент перестаёт шуметь, а у меня сердце в неадеквате дергается. Страх горло невидимой когтистой лапой сжимает.
Кивнув ей, стараюсь подтолкнуть к выходу, когда за моей спиной раздаётся звук открывания двери.
– Кто это был? – голос Давида придавливает к земле.
Как в замедленной съемке вижу, как Мариам замирает, пару секунду стоит не шевелясь, а потом резко оборачивается.
Во взгляде неверие, паника, ужас…
Машинально отступаю назад.
– Мари… – шепчу виновато.
– Мариам! – резко выдыхает Давид.
В два шага подходит к ней, берет за плечи смотрит в глаза.
Мне от её взгляда плохо становится.
– Вы? Ты…? Как ты мог? – бледнеет вся, переводя взгляд с него на меня и обратно.
– Мариам, успокойся!
– Ты! Ты предатель! – выкрикивает, пытаясь сбросить его руки, но Давид не даёт.
– Мариам! Посмотри на меня!
– А как же Ани? Ты подумал о ней? А Гор? Арсен?
Я морщусь, в груди боль невыносимая.
– Мариам, перестань! – Давид давит на неё голосом, – Ани ничего не знает и не узнает! Ты ей не скажешь, поняла?
– Ты заставляешь меня лгать? – отчаянно мотает головой, а я упираюсь спиной в стену и роняю на пол пакет.
Хочется зажать уши руками и не слышать их диалога.
– Не лгать, а молчать!
Сердце раздувается, перекрывая кислород, я зажмуриваюсь и отворачиваюсь.
– Как ты мог? Как мог переступить через брачные клятвы? Наплевать на жену и…
– Поехали домой! – Обрубает поток вопросов Давид.
Пройдя мимо меня, забирает из зала свои вещи, а потом возвращается обратно.
Я не могу смотреть ни на него, ни на неё. Чувствую себя ничтожеством. Мерзким, отвратительным и подлым.
– Я не поеду. Здесь останусь, – отвечает Мариам.
– Мать искать будет. Поехали!
– Не будет, я отпросилась у отца.
Вжимаюсь в стену, а когда хлопает входная дверь, обессиленно стекаю по ней на пол.
Роняю лицо в ладони. Ощущение, словно в грудной клетке серная кислота шипит. Хочется разодрать её и заглушить это ужасное чувство.
В лицо Мариам взглянуть сил никаких не остаётся. Совесть ногами меня избивает, душит, вытряхивает душу.
– Ты же знала, что он женат, – полный обвинения тон как палач нависает над головой.
– Прости меня, – единственное, что я в состоянии сейчас выдавить.
– Ты влезла в чужую семью…
Зажмурившись, вся в комок сбиваюсь. Хочу исчезнуть, испариться, пусть бы меня все забыли, и не помнили того, что я натворила.
– Прости… я не смогла… не смогла, Мари, – поднимаю на неё плывущий взгляд, – я люблю его.
Сама понимаю, как жалко для неё звучат эти слова. Наверное, для кого угодно они бы так и звучали.
Но не для меня. Для меня они тяжелее, чем для всех. В физическом плане тяжелее. Эта любовь к Давиду, как валун, который накрыл меня, переломал все кости, и продолжает давить своей массой. А я ни выбраться не могу, ни сбросить его, потому что банально не та весовая категория.
Уронив лицо в ладони, слышу, как Мариам разворачивается и уходит.
– Мариам, надо поговорить.
Сажусь за стол, за которым с противоположной стороны сидит сестра с чашкой кофе в руках.
Она приехала от Оли двадцать минут назад, как раз, когда мои все уехали в парк.
– Если об Ани, то не волнуйся, я ничего ей не сказала, – произносит воинственно, но уже через секунду сдувается как воздушный шар. Расправленные плечи опускаются, а во взгляде появляется разочарование и обвинение, – Все как три года назад. Ты был с Олей, а потом взял и уехал. Скажи, Давид, ты все еще любишь ее?
Вопрос, как контрольный в лоб, раскурочивает мозг.
– Я женат, Мариам.
– Тогда зачем все это?
Со скрипом отодвинув стул, встаю и поворачиваюсь к кофеварке. Ставлю на поддон чашку и жму на кнопку приготовления эспрессо.
Зачем…
Если бы я сам знал. Внутри полный хаос. Ярость на Осипову за то, что происходит сейчас кипит вулканом и с каждым днём становится только сильнее. Потому что вижу, что её как и меня ломает. Знаю, что забудь она меня и будь счастлива сейчас с этим своим Лёшей или кем-то другим, я бы даже не подошёл к ней. Но понимание, что спустя проклятых три года её выворачивает не меньше чем меня ещё хуже.
Получается, что всё зря. Все её пожелания о том, чтобы жить легко без «тяжести ответственности» не осуществились. А значит мы потеряли время… напрасно?
Нет, теперь я не могу сказать, что это было напрасно. У меня есть Гор и Арсен. А имея детей сказать, что брак был напрасным – это как минимум убить их в своей голове.
Эта постоянная битва с самим собой и обстоятельствами, как бешеные псы на две половины раздирает.
И за это я ненавижу её ещё сильнее.
– Давид? – окликает Мариам, а я вздрагиваю.
– Это не твое дело, сестра, – бросаю из-за плеча, – отчитываться я не должен.
На кухне повисает тишина, но спустя пару секунд она снова тихо спрашивает:
– Ты счастлив, Давид?
Резко оборачиваюсь. Сердечная мышца стискивается, как если бы её клещами сдавили. Пульсирует, дергается.
– Счастлив, – отвечаю, игнорируя стремительно усиливающееся давление в груди.
Забираю чашку с кофе и разворачиваюсь, чтобы уйти, но на выходе оборачиваюсь.
– Мариам, это должно остаться между нами.
– Так и будет, – заверяет меня, – Только ты так и не ответил на мой единственный вопрос. Ты все еще любишь Олю?
Укол в то же самое место, где кажется сейчас разорвёт от переизбытка крови. Болезненный и острый.
Перед глазами всплывает Оля, опирающаяся на стену, слезы на её щеках, и то, как они резонировали во мне вчера. Казалось, задохнусь прямо там.
– Оля осталась в прошлом, – отвечаю не своим голосом.
– Это не ответ.
Пристальный взгляд сестры добирается до самого нутра.
Врать не хочется, а настоящий ответ я дать ей не могу.
Не могу, потому что не имею ни малейшего права.
Когда я готов был положить к ногам Осиповой всего себя, ей это было не нужно. А теперь уже поздно…
Вечером мы с женой и детьми улетаем в Ереван.
Забрав с парковки аэропорта машину, направляемся домой.
Всё снова возвращается на свои прежние места. Привычные улицы, болтовня пацанов на заднем сидении, тихая Ани рядом.
Тот взрыв, что длился на протяжении нескольких дней, остался в прошлом, оставив после себя последствия в виде жрущего чувства вины и тупой гниющей тоски.
Ко второй я привык. Живу с ней вот уже три года. Свыкся, сросся. Меня поймут те, кто испытывает не проходящую боль в спине. Поясница ноет, тянет, ходить тяжело, но ты всё равно двигаешься, потому что нужно как-то существовать.
Вот и я… живу… на анестетиках.
А вот как теперь быть с виной…
Бросаю на Ани взгляд и замечаю, как она пролистывает в телефоне сайт с рецептами.
Беззаботная, ни о чём не подозревающая.
Поморщившись, возвращаю внимание на дорогу.
– Как смотришь на то, чтобы я завтра долму сделала? – воодушевленно спрашивает.
Собираюсь ответить, что не против, но в последний момент передумываю.
– Есть другое предложение. Давай пацанов родителям твоим отвезём, и проведем выходные вместе.
Боковым зрением замечаю, как она хмурится. Оставлять Гора и Арсена жена ни с кем не любит.
– Ммм, прямо все выходные? Может, утром отвезём, а вечером заберём?
– Мы всегда так делаем. В итоге пол дня уходит на дорогу. А так – утром отвезём, съездим в торговый центр. Ты хотела кажется, на кухню себе что-то посмотреть?
– Да. У меня формы поржавели. Хочу силиконовые взять и обновить по мелочи ещё кое-что.
– Ну вот. Без спешки пройдёмся по магазинам. Вечером посидим в каком-то ресторане.
– Зачем? Я приготовить могу, – недоумевает Ани.
– Вот чтобы не готовила. На следующее утро не нужно будет рано вставать завтрак соображать. Проведем время вместе. А к вечеру заберём детей.
Скосив на неё глаза, замечаю, как она усердно думает. Между бровей пролегла не слишком оптимистическая складка.
– Давид, ты знаешь как я не люблю нагружать родителей, – произносит негромко. – Им тяжело. Возраст. А мальчишки неугомонные. Особенно Гор.
Сжав зубы, уже собираюсь как и всегда махнуть рукой, но чувство противления не позволяет.
– Давай мы спросим у них самих.
– Они, конечно, согласятся.
– Тем более.
– Но я-то знаю, что это будет больше из вежливости.
О проекте
О подписке