Стыдно признаться, но имя Елизаветы Николаевны Водовозовой (в девичестве — Цевловской) ещё две недели назад ровным счётом мне ни о чём не говорило. Когда-то её мемуары «История одного детства» чудом попали в мой буклист, и теперь я задаюсь вопросом, почему о педагогической деятельности этой удивительной женщины-новатора известно так мало.
Воспоминания Елизаветы Николаевны, как ясно из названия книги, касаются периода её взросления, а также обучения в Смольном институте. Таким образом, логично выделить в них две смысловые части.
Первая смысловая часть мемуаров примечательна тем, что даёт достаточно полное представление о воспитании дворянских детей в середине XIX века. Сегодня кажутся нереальными (хочется добавить — нелепыми) отдельные верования и традиции помещиков относительно правильности взращивания их отпрысков, однако факт остаётся фактом.
✏ Что меня удивило больше всего?
1. Отсутствие элементарной гигиены в детских комнатах.
Так, детские никогда не проветривались, а потому духота в них стояла невыносимая. Поскольку детей на Руси всегда было много, то родители старались разместить всех сразу в одной-двух комнатах, а это, естественно, приводило к страшной тесноте. Отдельно стоит упомянуть тот факт, что дети спали на высоко взбитых перинах, которые никогда не сушились и не проветривались. Помимо всего прочего, в холодный период года дети месяцами не покидали своей комнаты. Тараканы, вши, клопы являлись постоянными жителями дворянских поместий. Неудивительно, что детская смертность в то время была столь высока.
2. Нелогичный подход к обучению детей.
Если родители всё же решались заняться образованием своих чад, то обучение грамоте происходило следующим образом: кто-то из взрослых называл буквы или слоги, а ребёнок за ним повторял. Однако азбука превзошла всевозможную глупость: в книге четыре-пять согласных стояли рядом (по типу «мргвы», «ждргпу», «пртос» и т.п.), и дети были вынуждены читать эту несусветную чушь, ломая языки. Понятное дело, что дальше алфавита мало кто продвигался в учении.
3. Отсутствие родительской любви и ласки.
Я, конечно, знала, что воспитанием детей в основном занимались няни и гувернантки, но всё равно масштаб попустительского отношения родителей к собственным чадам меня поразил. Если бы не няни, в самую пору можно было говорить о массовом феномене педагогической запущенности. Ужас.
Вторая смысловая часть мемуаров Елизаветы Николаевны открывает перед читателями мир Смольного института. А если точнее — отсутствие этого самого мира в стенах, казалось бы, благородного заведения.
О голоде, холоде, побоях, невежестве классных дам и учителей мне было известно ранее, однако воспоминания Водовозовой настолько искренние, что даже спустя два века делается больно за судьбы русских девушек.
Эти казарменные порядки вытравляли вскоре из сердца «смолянки» все человеческие чувства.
Но какова же была моя радость, когда я узнала о том, что мемуары Елизаветы Николаевны содержат необыкновенную по значимости — «живую» — информацию о личности Константина Дмитриевича Ушинского! Оказывается, в последние два года пребывания в Смольном институте Е. Н. Водовозовой порядки учебного заведения кардинально переменилась.
Появление Ушинского произвело на нас такое впечатление, будто в тёмном и душном помещении вдруг отворили наглухо закрытые окна и впустили туда широкую струю света и воздуха.
Узнавать о личности и деятельности Ушинского из первых уст — дорогого стоит. Так, читатель не устаёт восхищаться храбрости, силе духа и новаторским идеям Константина Дмитриевича. Благодаря ему институтки стали иметь право задавать вопросы учителю, заинтересовались чтением книг на родном языке, подтянули грамматику и многое, многое другое... Кроме того, Ушинский ввёл в образовательный план новые предметы — физику и естествознание.
Теперь наше отношение к Ушинскому не было похоже на прежнее «обожание». Вместо него у нас явилось глубокое дружеское чувство к учителям, уважение и благодарность. Теперь мы часто разговаривали с ними, что было строго запрещено раньше.
Неудивительно, что Константин Дмитриевич недолго продержался в Смольном институте (всего три года) — его педагогические идеи намного опередили своё время. Как бы там ни было, но именно благодаря Ушинскому Елизавета Николаевна Водовозова стала детской писательницей, педагогом и мемуаристкой.
