После того как прошло первое потрясение, я стала пристально разглядывать мою находку. В том, что моя гравюра, купленная мной в букинистическом магазине, и та, которую я держала сейчас в руках, были взаимосвязаны, я не сомневалась. Так как кроме одинаковых символов и надписи на гравюре из собрания Бориса Юрьевича был изображен такой же таинственный партер.

– Надо срочно ехать домой и все обдумать, – вслух сказала я, чтобы прийти в себя.

В первую очередь я решила отснять мою таинственную находку из суеверного страха, что вдруг она неожиданно исчезнет, сделав максимальное количество кадров с разной выдержкой, чтобы получить как можно более четкие снимки. Потом точно измерила в миллиметрах размер оттиска для последующей распечатки его в натуральную величину. Быстро досмотрела оставшиеся гравюры и сняла те, которые решила использовать в своей книге. Закончив с этим, стала аккуратно убирать их обратно в папку, перекладывая каждую гравюру специальной бумагой, как это было у Бориса Юрьевича, благодаря его за такой подарок.

Но оказалось, что это были еще не все сюрпризы, которые приготовил мне профессор Громов.

Последней в папку я убирала свою таинственную находку. Расставаться с ней мне было нелегко, но что поделать.

«Я ее сняла, и она у меня тоже есть», – мысленно утешала я себя.

Закрывая гравюру калькой, я обратила внимание, что к ней прикреплен лист писчей бумаги с рукописным текстом, который я сразу не заметила.

– Вот это да! Сюрприз за сюрпризом, – вырвалось у меня. – Сначала прочтем, а потом его тоже надо сфотографировать.

На этом листе, судя по всему, рукой самого Бориса Юрьевича было написано, что на гравюре предположительно изображен партер старинной усадьбы, которая располагалась среди болот на Ладоге. Усадьба принадлежала фрейлине екатерининской эпохи. Летом эта усадьба была недоступна, а приезжала она в нее еще по зимнему пути и оставалась в ней безвыездно до конца осени.

«Да что заставляло фрейлину вести такой аскетический образ жизни, который никак не соответствовал принятым в то время в высшем свете нормам жизни? – подумала я, складывая гравюры, после того как еще раз все проверила и убедилась, что ничего не забыла и не перепутала. – А теперь как можно быстрее домой».

Я позвала лаборанта, чтобы она закрыла библиотеку и, как обещала, проводила меня до выхода, поблагодарив за уникальную возможность ознакомиться с такой интересной коллекцией. Попросила передать мою благодарность Анне Анатольевне и, вежливо отказавшись от предложенного мне чая, поехала домой.

«Как часто судьба преподносит нам сюрпризы, когда мы этого не ждем, – размышляла я по дороге домой. – Вчера я была в унынии, когда зашла в тупик со своею находкой, а сейчас я пребываю в эйфории. Но надо взять себя в руки, моя голова должна быть ясной, так как, судя по тому, с чем мне уже пришлось столкнуться, эта загадка имеет много подводных камней. Ну что же, от этого она становится еще более притягательной, и мне очень бы хотелось ее разгадать».

Приехав домой, я в первую очередь обратилась к компьютеру, чтобы просмотреть фотографии, которые у меня получились, и сразу же их напечатать. Для обработки их в фотошопе терпения у меня не было.

– Для первого ознакомления качество подойдет, а потом в спокойном состоянии и обработаю, – утешала я своего кота, который терся о мои ноги с требованием паштета, а вовсе не волновался за качество моих снимков. – Ужин у нас откладывается.

Пока принтер печатал листы, я приготовила остальной материал и разложила его вокруг своего рабочего места – дивана, на котором и устроилась, прихватив с собой как оружие лупу.

– Ну что ж, начнем, – сказала я, взяв в руки лист с изображением гравюры из коллекции профессора Громова. – Очень интересно.

Гравюры были похожи, но в то же время отличались. Начиная с того, что на моей гравюре был изображен план партера. А на гравюре Громова он был изображен в перспективе. Форма партера была квадратная, и по главным осям проходили крестообразные аллеи, в центре пересечения на площадке находился гномон – солнечные часы. Сам партер был обнесен стеной, в которой имелось три входа. За центральной стеной, практически на линии горизонта, была изображена усадьба в псевдоготическом стиле. В левом верхнем углу располагалась эмблема ордена розенкрейцеров и надпись HORTVS TVVS SPIRITVS – «Сад твоей души». Справа – из облаков выходящая рука, которая указывала на солнечные часы. И при внимательном изучении символов на партере стало ясно, что моя гравюра является только четвертой частью от всего плана.

– Это почти все, и в то же время ничего, – сказала я своему коту, направляясь на кухню, чтобы поужинать. – Надеюсь, ужин придаст нам веру в свои силы, нам она еще понадобится.

Но мой путь был прерван телефонным звонком.

– Привет, солнышко, это я, – радостно заявила моя подруга Лена. – Ты что, забыла про наш совместный ужин? Все готово, и я тебя уже давно жду.

Я замерла. Ведь у меня это действительно вылетело из головы после сегодняшней находки. Лена живет недалеко от меня, в своей студии, которая находится на Галерной улице за площадью Труда, и мы часто ужинаем вместе.

– Нет, что ты. Я уже бегу. Только покормлю кота, – быстро ответила я, чтобы Лена не подумала, что я действительно забыла.

– Давай беги. А то все остынет. Твой Ромео сам подогреет себе ужин. Мужчины в наше время самостоятельные и в нас как кухарках не нуждаются, – пошутила подруга и повесила трубку.

Мне не очень хотелось отрываться от дальнейших изысканий и идти в гости, но Лена была моей близкой подругой. Мы подружились во время учебы в Академии художеств, где Лена училась на графическом, а я на архитектурном факультетах.

– Долг превыше всего, – говорила я своему коту, насыпая ему корма. – Тебе везет, ты сможешь после ужина снова изучать наши находки. Обо всем интересном доложишь. Я ненадолго.

После прекрасного ужина, приготовленного Леной, мы, захватив с собой чай каркаде, уселись на диване для продолжения нашей болтовни. Садясь на диван, я взяла в руки газету, чтобы отложить ее в сторону. Но Лена неожиданно сказала, что эту газету она приготовила специально для меня.

– Я не читаю газет, – ответила я, продолжая держать ее в руках. – Что за название – «Загадки и тайны истории»?

– Мне приходится их просматривать, ведь Денис является редактором этого издания, – стала объяснять Лена. – А в этом номере есть статья, которая может вызвать твой интерес. Ты у нас являешься специалистом по старинным усадьбам, тебе и флаг в руки.

– О чем ты?

– Смотри. Одно название говорит само за себя. «План парка – карта к сокровищам», – проговорила Лена, возвращая мне газету, уже раскрытую на нужной статье.

– Если ты так настаиваешь, я ее прочитаю. Но дома. Сейчас, после твоего ужина, я не в состоянии что-либо воспринимать, – согласилась я и встала с дивана, чтобы положить газету в сумку.

Было около одиннадцати вечера, когда я решила отправиться домой.

– Подожди пять минут, сейчас приедет Денис, и мы тебя проводим, – настаивала Лена.

– Ну вот еще, человек придет с работы уставший, а ты хочешь, чтобы он пошел меня провожать. Не волнуйся, добегу сама, не первый раз, – успокаивала я свою подругу.

Пока мы препирались, пришел Денис, но вид у него был расстроенный. Мы с Леной переглянулись – что могло такого случиться? Невзирая на специфику своей работы, Денис всегда пребывал в благодушном настроении и не терял чувства юмора.

– Привет, Оль. Уже собираешься? Тогда я не буду раздеваться, мы тебя проводим, – сказал Денис и как-то устало оперся на дверь.

– Да добегу я сама, пять минут – и дома, не делайте из этого проблему, – пыталась я урезонить своих друзей.

Но он махнул рукой и снял с вешалки Ленино пальто, чтобы помочь ей.

– Мне самому надо немного пройтись, в редакции творятся странные вещи. У нас постоянно что-нибудь происходит, специфика тем. Но это пахнет криминалом, – говорил Денис, подавая Лене пальто.

До моего дома мы решили прогуляться по Английской набережной. Тем более – редкий случай! – погода благоприятствовала прогулке вдоль Невы. Был уже конец ноября, но погода стояла не по-зимнему теплой и безветренной, что в Петербурге бывает редко. Мы шли вдоль Невы, обсуждая новую подсветку домов, выходящих на Английскую набережную от здания Сената и Синода до площади Труда. Картина впечатляющая, особенно если смотреть с противоположного берега.

Мост-дублер, который заменял Благовещенский мост, не был подсвечен, и Нева тонула в темноте.

Мы подошли к спуску напротив нашей Академии художеств. Из-за теплого воздуха над Невой стоял туман, и сфинксы казались спящими в облаках.

– У нас произошло убийство, – неожиданно резко сказал Денис, опершись на парапет.

Мы молча уставились на него, слишком неожиданным был переход.

– Лен, помнишь ту статью про клад в парке, ты еще сказала, что надо показать ее Оле, – спросил Денис.

– Да, конечно, я ее как раз сегодня отдала Ольге почитать. А что? Нельзя? – глупо спросила Лена.

– Автора этой статьи вчера сбила машина, насмерть. Свидетели говорили, что машина поехала, когда он стал переходить дорогу. Номера были залеплены грязью, – продолжал Денис, не обратив внимания на реплику Лены. – Но это еще не все. Квартиру Щеглова вскрыли и всё в ней перелопатили. Сегодня приходил следователь, интересовался, чем таким занимался Щеглов. А мы не в курсе. Последнее время он был каким-то нервным, настаивал на срочной публикации своей статьи, а ее и всерьез-то никто не воспринимал.

Мы стояли, глядя на темные воды Невы, которые текли у нас под ногами, и не знали, что ответить.

– Ладно, дамы. Утро вечера мудренее, да и вам уже пора спать, – философски заметил Денис и, взяв нас с Леной под руки, повел в сторону моего дома.

Трагический рассказ Дениса выбил меня из колеи но, я все-таки решила прочитать статью погибшего журналиста этим же вечером.

В своей статье Андрей Щеглов, опираясь на письма агентов тайной канцелярии, которые он разыскал в Публичной библиотеке, высказывал гипотезу, что члены тайного общества, вынужденные срочно покинуть Российскую империю, спрятали свои сокровища в имении, которое располагалось в Петербуржской губернии, но зашифровали путь к ним в плане парка.

– И что ты по этому поводу думаешь, Ромео? – спросила я своего кота. – Звучит не вполне убедительно. Во время и после революции находили разные клады, как бы их бывшие владельцы ни прятали.

Он же, безразлично на меня посмотрев, соскочил с дивана и стал потягиваться прямо на моих материалах, зацепив один из листов.

– Перестань хулиганить, – отчитала я кота, пытаясь вытащить застрявший у него в когтях лист.

Мельком глянув на бумагу, я увидела, что это была заметка Бориса Юрьевича о таинственном партере, которую я сфотографировала в Лесотехнической академии.

– Ты думаешь, что это взаимосвязано? – удивленно сказала я своему коту, который медленно удалялся в сторону кухни с гордо поднятым хвостом и чувством выполненного долга.

Я опустилась на диван и уставилась на листы, разбросанные вокруг.

– Хорошо, Ромео, если мы принимаем твою версию как основную, то что мы имеем на данный момент? Ничего. Тогда необходимо составить список задач, которые надо решить исходя из данной гипотезы. Ты с этим согласен? – Кот сидел в дверях кухни, намывая свои усы.

Несмотря на то что наступил второй час ночи, я решила составить список первоочередных задач, потому что в моей голове творился хаос и надо было все расставить по своим местам. Или, во всяком случае, попытаться это сделать, так как я знала, что заснуть после событий сегодняшнего дня вряд ли смогу.

Итак…

Первое – как можно более точно датировать время создания гравюр и по возможности установить имя автора или владельца печатни, в которой они были напечатаны. Тогда легче будет установить временной отрезок, когда происходили данные события, если они вообще имели место.

Второе – освежить знания по истории садов России и Западной Европы начиная с XV века; учитывая время создания общества розенкрейцеров, этот партер явно не был традиционным. Если карта существовала, то скорее всего она была зашифрована в знаках, выстриженных из самшита.

Третье – где эта усадьба могла располагаться.

Четвертое – кто такие масоны и розенкрейцеры.

И пятое – многие другие вопросы, как я понимала, надо будет решать по мере их поступления. А поступать они будут непременно.

Можно, конечно, попытаться расспросить Дениса по поводу других материалов Щеглова, но сейчас это маловероятно, полиция тоже проявляет к ним интерес. И с чего вдруг я этим заинтересовалась? Придется расспросы отложить на потом.

– Ладно, не смотри на меня. Всё, иду спать, – зевая, сказала я коту, который сидел у дивана и смотрел на меня с явным неодобрением.

Утром следующего дня я должна была встретиться в издательстве с Надеждой Сергеевной, редактором моей книги, для обсуждения фотографий, сделанных мной накануне в Лесотехнической академии. Как я и предполагала, разговор у нас затянулся на полдня. Макет книги уже был готов, поэтому мы могли сразу прикинуть, куда можно вставить новые фотографии. Надежда Сергеевна с интересом рассматривала принесенные мной снимки с гравюр из коллекции Бориса Юрьевича Громова, долго решая, какие из них лучше использовать.

– Да, Ольга Николаевна, судя по результату, ваш поход в Академию оказался плодотворным, – улыбаясь, говорила Надежда Сергеевна, в очередной раз перекладывая фотографии.

– Конечно, Надежда Сергеевна, я даже представить себе не могла, что смогу там найти, – с тайным смыслом сказала я.

– Я очень рада, Оленька. Наша книга от этого только выиграет.

– Зайдите через пару дней оценить сегодняшнюю работу, – говорила мне Надежда Сергеевна, провожая меня к выходу.

– Обязательно, – с улыбкой ответила я, зная, что у меня все равно нет выбора. – До свидания.

На улице темнело, хотя до вечера было еще далеко. Но что поделаешь – Петербург, декабрь.

«Значит, у меня еще есть время, чтобы посетить библиотеку, в которой собраны книги именно по истории архитектуры – библиотеку Союза архитекторов», – мысленно отрапортовала я сама себе.

Шел мокрый снег, и деревья в сквере на Исаакиевской площади серебрились в свете фонарей, а на их фоне темной громадой высилось творение Огюста Монферрана – Исаакиевский собор.

Я завернула на Большую Морскую улицу и пошла в сторону Дома архитектора.

В фойе было пустынно, значит, никаких мероприятий сегодня нет и парадные залы, главная достопримечательность Союза, закрыты. Раздевшись в гардеробе, я поднялась на третий этаж, в библиотеку.

Меня интересовала конкретная книга, а точнее – два тома, в которых были собраны гравюры Жака Андруэ дю Серсо. Заново просматривая эти гравюры, я хотела освежить свои знания о характере замковых садов XV–XVI веков. Большая часть этих садов, к сожалению, до нашего времени не сохранилась. Но рассматривая эти гравюры, можно получить представление, как выглядели сады того времени. Интуиция мне подсказывала, что художник, выполнивший мою гравюру и гравюру из коллекции профессора Громова, был знаком с творчеством дю Серсо. По стилистике мой партер можно отнести к садам раннего Возрождения. Для них характерны ограждающие стены, аллеи, пересекающиеся под прямым углом, и прямоугольная система партеров сложного геометрического рисунка с определенной аллегорической образностью. Центр пересечения аллей подчеркивался фонтаном. Все это, как я видела, присутствовало на гравюре из коллекции Бориса Юрьевича. За исключением фонтана – на месте пересечения аллей находился гномон. Но что это могло означать, мне было пока не известно.

Получив книги, я пошла к дальнему столу, сгибаясь под их тяжестью, каждый том весил килограммов пять и имел соответствующий формат. Положив фолианты на стол, я села, чтобы собраться с мыслями, так как не знала, что конкретно мне надо искать.

Открыв первый том, я не спеша стала просматривать гравюры, пытаясь найти хоть какую-нибудь зацепку. Я достаточно долго просматривала первый фолиант и решила приступить ко второму. Но закрывая книгу, обратила внимание, что задний форзац по нижнему краю полностью отошел от кожаной обложки. Опять раскрыв ее, я решила позвать библиотекаря, чтобы ей это показать. Но посмотрев в зал, увидела, что она вышла.

«Ладно, подождем», – подумала я и более внимательно посмотрела на форзац.

Книга была очень старинной, и то, что с ней произошло, могло уже быть следствием воздействия времени. К сожалению, книги тоже стареют.

И тут мое внимание было привлечено маленьким уголком белой бумаги, который выглядывал из-под форзаца.

«Странно, на часть переплета это не похоже. Что это может быть такое?» – размышляла я, пытаясь подцепить белый уголок.

Неожиданно из-под форзаца стал вылезать лист плотной бумаги, сложенный вдвое. Развернув его, я в прямом смысле впала в ступор. Это был брат-близнец моей гравюры. Отличие состояло только в том, что на этом листе изображалась вторая часть моего таинственного партера.

Что думать по этому поводу, я не представляла. Происшедшее событие было слишком нереальным, такое могло случиться только в кино. И что делать дальше, я тоже не знала. Проблема заключалась в том, что у меня с собой не было моего фотоаппарата. Да мне и не дали бы это отснять, в библиотеках фотографировать исторические книги запрещено, это я знала точно.

Решение пришло спонтанно. Библиотекарь еще не пришла, а рядом со мной на столе лежала рабочая тетрадь, в которую гравюра в сложенном виде спокойно помещалась. Я не спеша взяла в руки тетрадь, раскрыла ее и так же медленно положила туда гравюру. Потом закрыла и вернула обратно на край стола.

Я осознавала, что поступаю неправильно, но другого выхода у меня на тот момент не было. Если я покажу эту находку библиотекарю, то вряд ли увижу ее еще хоть раз. А после событий последних дней я прекрасно понимала, что должна разгадать эту тайну.

«Тем более в любой момент смогу спокойно вернуть ее обратно», – успокаивала я свою совесть.

– Уже закончили? – спросила меня вошедшая библиотекарь, видя, что я сижу перед закрытыми книгами.

– На сегодня да. Если понадобится, приду еще раз, – ответила я и встала, чтобы отнести книги. Тетрадь демонстративно лежала на столе.

Отдав книги и расписавшись в бумагах, я вернулась за тетрадью и, попрощавшись с библиотекарем, не спеша пошла к выходу.

Выйдя из Дома архитекторов, я решила пойти домой самым длинным маршрутом, чтобы было время собраться с мыслями. Принимая во внимание найденную мною сегодня гравюру и то, как она была спрятана, выходило, что журналист Андрей Щеглов был прав и существует план какого-то парка, где зашифровано место расположения клада. Но тогда встает вопрос – кому и зачем пришлось прибегать к таким мерам? И почему? И самый главный вопрос – как это расшифровать?

Дома, вечером, разложив все имеющиеся у меня материалы и добавив к ним сегодняшнею находку, я попыталась собрать воедино все детали этой головоломки.

На данный момент в моем распоряжении были: портрет неизвестного мужчины, возможно – Христиана Розенкрейца, который я отсканировала с эрмитажного сборника, гравюра с общим видом таинственного партера и усадьбой и два фрагмента плана. Основным моментом для всех них являлась каббалистическая эмблема ордена розенкрейцеров.

Но не хватало двух фрагментов партера, если исходить из главного вида. Я опять попала в тупик и сомневалась, что мне повезет в третий раз.

– Значит, Ромео, нам надо обратиться за помощью, – утешала я кота, который свернулся печальным клубком на диване. – Тем более такой человек есть. Многоуважаемый Виктор Иванович, и мне кажется, что он многого недоговаривает. Думаю, нам надо нанести ему визит без предварительной договоренности. Эффект неожиданности.