Ловушка

– Ну, что ты скажешь? – нервно кусая губы спросила Гермину Ольга, сидя в экипаже, быстро несшемся по улицам к Тиргартену.

– Быть может, тебе лучше заехать домой, отдохнуть немного? – вместо ответа робко проговорила подруга.

– Почему? Я не устала. Если же ты воображаешь, что я расстроена этим сюрпризом, то ошибаешься. Я давно знаю, как относятся мужчины к женщинам и на верность совсем не рассчитывала. Хотя, признаюсь, бесцеремонность этого господина меня все же немного удивляет… Я считала его благовоспитанным человеком.

– Ольга, не будь несправедлива, – серьезно сказала Гермина. – Не осуждай, не узнав правды. Я понимаю, что ты оскорблена, но, как знать, что за смысл в этой загадочной истории.

– Смысл совершенно понятен, – горько смеясь, заметила Ольга.

– Господин профессор охотится за двумя зайцами, и чуть было не поймал обоих.

– И ты считаешь это посещение доказательством неверности Рудольфа?

– А чем же иным можешь считать его ты? Любопытно было бы знать.

Гермина взглянула на подругу.

– Мне странно, Оленька, что ты, такая сдержанная, умная и справедливая, в данном случае судишь так быстро, несправедливо. Ведь это посещение белой дамы может быть связано с невинными причинами. Представь себе, что эта дама в белом направлялась вовсе не к профессору, а назвала его имя только для того, чтобы не назвать настоящее… Ведь ты же слышала, что у каждого квартиранта свой ключ. А квартирантов в этом четырехэтажном доме не мало.

Лицо Ольги просветлело.

– Как узнать правду? – спросила она.

– Очень просто. Надо спросить Рудольфа.

– Но ведь он куда-то уехал.

– Тогда он пришлет тебе письмо. Я убеждена, что не позже суток ты получишь известие от твоего Рудольфа.

Ольга крепко пожала руку подруги.

– Какая ты добрая… Спасибо тебе. Но, право, я не знаю, что со мной делается. Как я ни стараюсь успокоиться, а все же не могу освободиться от какого-то смутного предчувствия… Мне все кажется, что страшное несчастье грозит мне.

Гермина покачала головой.

– Уж не встретила ли ты своих фатальных англичан? – понизив голос, спросила она. Ольга вздрогнула.

– Нет… Благодарю Бога: они исчезли. Потому я и не беспокоюсь о том, что мой контракт с императорским театром до сих пор еще не подписан.

– Как не подписан? Да ведь ты же играешь чуть ли не десятый раз…

– Как гастролерша. Разве ты не заметила этого на афише?

– Конечно, заметила и объяснила это желанием использовать успех новой звезды в мае месяце, когда театры обыкновенно пустуют. Благо ты делаешь полные сборы.

– Очень может быть, что ты и угадала настоящую причину этих гастролей. Мне намекал наш обер-режиссер, что господин интендант не желает обманывать публику, выдавая ангажированную актрису за гастролершу.

– И обижать своих старушенций, выставляя «новенькую» в красную строку? – смеясь добавила Гермина.

– Да, и это может быть. А так как мне платят за гастроли по цене дебютов, т. е. ровно втрое больше, чем я буду получать по контракту, то я и молчу и не беспокоюсь, именно, потому, что не вижу англичан, приносивших мне несчастье.

– И я их не вижу больше недели, – с невольной грустью подтвердила Гермина. – Они очевидно уехали.

– И слава богу… Когда они здесь, я точно задыхаюсь. И вот теперь, представь себе, со вчерашнего вечера, и только что у дверей Рудольфа, меня преследует это мучительное чувство… Так и кажется, что на мне тяготеет ужасный взгляд лорда Джевида Моора.

Гермина вздохнула.

– А я бы Бог знает что дала, чтобы только увидеть его приятеля!

Целый вечер провела Ольга с Герминой, принцем Арнульфом и двумя его обычными спутниками, гвардейскими офицерами, в зоологическом саду.

Возвращаясь домой на извозчике (Ольга отклонила слишком любезные предложения кавалеров проводить ее до дома), через опустелый и полутемный Тиргартен, она снова ощутила гнетущее чувство: мрачное предчувствие несчастья опять овладело ею.

В темной глубине извозчичьей каретки Ольге чудилось знакомое красивое бледное лицо с закрытыми глазами и тонкой струйкой крови, медленно ползущей из-под темных кудрей по виску на белую щеку…

Ольга вздрогнула и открыла глаза… Неужели это был сон? Неужели она успела заснуть, и ее преследует тот же сон, что мучил и в прошлую ночь?

«Да, что бы ни говорила Гермина, а это не к добру», – подумала Ольга и перекрестилась.

У входа в гостиницу ее остановил солидный господин, с видом тайного советника в отставке, исполняющий роль швейцара в гостинице «Бристоль».

– Вам письмецо, сударыня. Принесено посыльным.

Еще не видя письма, Ольга почувствовала, что это – известие от Рудольфа.

– Что случилось? – спрашивала она себя, подымаясь по лестнице с нераспечатанным конвертом в руках. Она боялась разорвать этот знакомый конверт из толстой слоновой бумаги, над которым она не раз смеялась, упрекая профессора в «бумажном кокетстве».

Коридор был пуст. До ее помещения еще два этажа. Ждать дольше она не могла и тут же дрожащей рукой разорвала конверт и, окинув его одним взглядом, прочла записку:

«Ольга… Простите просьбу… Но дело о жизни и смерти… Жду вас сейчас же… не медля ни минуты… Повторяю, простите и… поймите… вопрос жизни всегда вашего Рудольфа… Ключ от входной двери посылаю. Моя будет отперта…»

Неверный почерк… недописанные слова, дрожащие строчки… От письма веяло несчастьем. Ольга закусила губы, чтобы не застонать.

«Масоны», внезапно прозвучало в ее мозгу так ясно и отчетливо, точно кто-то шепнул ей это слово на ухо.

– Да, масоны, – прошептала она, беззвучно шевеля губами и, не раздумывая, не колеблясь, повернула обратно и стала спускаться вниз по лестнице.

Не замечая удивленного лица величественного швейцара, ни любопытно-насмешливых взглядов полдюжины «мальчиков на посылках», стоящих шеренгой у ярко освещенного входа, Ольга быстро вышла на подъезд и вскочила в каретку первого попавшегося извозчика, машинально крикнув ему адрес Рудольфа.

Кровь и розы

Со странным чувством остановилась Ольга у знакомого ей подъезда. Входные двери были уже заперты, а маленькое оконце привратника в полуподвале закрыто ставнями, сквозь которые не пробивался ни малейший луч света. Весь дом, казалось, спал. Только четыре окна третьего этажа слабо светились. Ольга сразу поняла, что там квартира Рудольфа и что он ждет ее.

– Подождите меня здесь, голубчик, – обратилась она к извозчику, отдавая ему первую попавшуюся монету, и дрожащими пальцами вложила в замочную скважину небольшой ключ, который она всю дорогу судорожно сжимала в похолодевшей руке.

Дверь бесшумно отворилась.

Ольга машинально вынула ключ из замка, захлопнула за собой дверь и смело поднялась по лестнице, придерживаясь за перила. По счастью, свет от большого электрического фонаря, стоявшего против подъезда, проникал на лестницу, наполняя ее дрожащим полумраком. Ольге было жутко и страшно в этом незнакомом доме, куда она пробиралась ночью, тайком, точно преступница.

Как во сне поднялась Ольга по лестнице до двери, возле которой она стояла сегодня утром. На этот раз дверь была не заперта. Сквозь узкую щель падал тонкий луч света на темные доски пола.

– Ольга… – послышалось ей в глубине полутемной лестницы, но она даже не оглянулась, сознавая, что это галлюцинация слуха.

«Ведь он меня ждет», – подумала она.

Внезапный прилив решимости охватил молодую женщину, и спокойно и уверенно она отворила дверь, вошла в маленькую переднюю, довольно ярко освещенную спускающимся с потолка мавританским фонариком, и вдруг остановилась пораженная…

Все было здесь ей знакомо. И стены, увешанные старыми гравюрами, и дешевенькие в восточном вкусе занавески на трех дверях, и пол, покрытый пестрой японской циновкой, и вешалка из гнутого бамбука, с небольшим круглым зеркалом посредине, и даже этот мавританский фонарик, дающий такой трепетно-пестрый свет.

– О господи… – прошептала Ольга. – Откуда же я знаю все это?.. Ведь я ни разу не была здесь…

И вдруг воспоминание о кошмаре прошлой ночи всплыло перед ее глазами. Она ахнула и на мгновение застыла посреди жуткой тишины, не прерываемой даже звуком часового маятника.

Но Ольга не заметила ни неестественной тишины, ни отсутствия хозяина квартиры, пригласившего ее к себе и не вышедшего встретить.

Почему-то все умственные силы Ольги запутались, как муха в паутине, в одной загадке, овладевшей ее душой. Воспоминание кошмара, оказавшегося такой поразительной истиной, точно заворожило ее. В глубине этого воспоминания теплилось предчувствие такого ужаса, что она не смела додумать своей мысли до конца, стараясь рассеять ее воспоминаниями подробностей.

– Вот за этой дверью столовая, а за этой кабинет, – прошептала она едва слышно. Но даже этот слабый звук собственного голоса заставил Ольгу вздрогнуть: так громко и страшно прозвучал он среди мертвой тишины.

«Мертвая тишина»… Точно молотом ударила по голове эта мысль молодую женщину. Она покачнулась и схватилась рукой за ручку двери; дверь тихо подалась, увлекая ее за собой.

Да, это столовая… Маленькая уютная комната, слабо освещенная догорающей висячей лампой, с накрытом белой скатертью круглым столом посредине, на котором виднелись остатки обеда или ужина, стебельки земляники, опорожненная бутылка шампанского, другая, наполовину полная какого-то розового ликера, и рядом две недопитых рюмки. Очевидно, за столом сидело только двое. На простеньком, но изящном ореховом буфете стояло блюдо с остовом омара, на хрустальных тарелочках лежали сыр и масло, а посреди стола, прямо под лампой, красовался громадный букет ярко-красных роз, наполняющих своим благоуханием всю маленькую комнату, душную от закрытых окон.

Этот удушливый аромат охватил Ольгу, еще более отуманивая ее рассудок.

На мгновение она совершенно позабыла причину своего прихода сюда, раздумывая о том, что значит этот стол… Кто мог здесь ужинать или обедать?.. И почему не убраны остатки этого обеда или ужина?

– Ужин или обед? – раза два повторила молодая женщина, тщетно силясь удержать обрывки мыслей, кружившихся в ее отяжелевшей и ноющей голове.

Ее сознание ускользало куда-то, оставляя только смутные образы не то воспоминания, не то опасения чего-то неясного, страшного и неизбежного. И над всем этим тяжелая необходимость решить какую-то загадку.

– Какую? – нетерпеливо повторяла Ольга, стараясь припомнить что-то, что разбегалось во все стороны, точно расплескавшаяся вода из переполненного кувшина.

«Зачем я здесь? Удивительный сон! И как он длится!? Со вчерашней ночи и до сих пор… целые сутки», – думает Ольга, проводя рукой по лицу, и быстро отдергивает руку, точно обжегшись: ее лицо пылает и щеки горят, а в глазах мелькают красные пятна.

«Это розы, – решила она и, наклонясь над столом, вдохнула сильный, сладкий запах цветов. – Да, это розы… красные розы… точно кровь на белой скатерти… Такие же красные пятна видела я на белых простынях… Какой глупый кошмар и… какой мучительный…»

«Ах, да, о кошмаре… о розах, о крови на скатерти… нет, на подушках и простынях… И это было в спальне… Значит, надо пройти в спальню… Вот сюда в эту дверь. Здесь будет кабинет, а за ним и спальня…»

Слегка пошатываясь, двинулась Ольга через столовую, придерживаясь рукой за стулья и стену, пока не добрела до дверей в кабинет. Он также был освещен большой кабинетной лампой под зеленым колпаком (электричества в этом старомодном доме не было), догоравшей на письменном столе. Ольга на секунду остановилась, окидывая взглядом большую трехоконную комнату. И здесь все было ей знакомо… Вот и зеленая суконная занавесь, за которой она смотрела во сне, как масоны искали рукопись Менцерта. А вот и бумаги, разбросанные так, как она видела, и книги, выкинутые из шкафов, и выдвинутые беспорядочно ящики письменного стола. Ольга усмехнулась.

«Очевидно, кошмар еще продолжается и сейчас дойдет до конца… Сейчас я увижу самое страшное и проснусь… Только бы поскорей… Этот запах роз положительно опьяняет… особенно при такой духоте… У меня голова кружится».

Ольга перешла кабинет и дрожащей рукой взялась за зеленую занавесь, за которой – она знала это – находилась дверь спальни… А там, за этой дверью…

Ольга задрожала.

– Господи, да когда же этот ужасный сон кончится? – прошептала она.

И вдруг сознание вернулось к ней. Она поняла, что не спит, что она на квартире Рудольфа Гроссе, ночью, одна… по его приглашению… Отчего же он ее не встречает? Отчего его квартира пуста? Откуда этот беспорядок? И это освещение? И эта жуткая мертвая тишина? И этот одуряющий запах роз, и еще что-то страшное, как сама смерть, и отвратительное, как тление?

Молодая женщина пошатнулась, едва успев удержаться рукой за двери. Холодный безумный ужас, точно ледяной рукой, охватил ее сердце и стиснул его с такой силой, что она громко застонала… И в ответ на этот стон ей почудился едва-едва слышный вздох, долетевший откуда-то издалека.

«Рудольф… Рудольф… умирает один! Без помощи! Он позвал меня… Я помогу ему, я не боюсь ни людей, ни кошмаров»…

Собрав последние силы, Ольга шевельнулась. Но в мозгу ее уже снова непроизвольно выросла мысль о красных розах, удушливое благоухание которых не могло заглушить того, другого запаха, мучительного и неопределенного, но страшного… такого страшного, что у молодой женщины невольно стукнули зубы, как от холода.

Спальня была темна. Чад от погасшей лампы наполнял воздух зловонием, мешающим дышать. И эта темнота, это зловоние, этот удушливый воздух, эта зловещая тишина на мгновение вернули Ольге способность связанно думать.

– Конечно, все это продолжение вчерашнего кошмара. Я просто заснула, вернувшись из зоологического сада. А письмо Рудольфа, его ключ, поездка сюда и все остальное – просто кошмар… Знаю его окончание: сейчас увижу Рудольфа умирающего, убитого… масонами, – неожиданно произнесла она громко, и снова слово это прозвучало в ее мозгу, как будто кто-то шепнул его ей на ухо.

В ответ на это слово послышался тихий злобный смех знакомого голоса… Она сейчас же узнала этот голос, но уже не испугалась больше, достигнув границ страха, доступного человеческой душе.

«Ведь все это сон, кошмар, ведь она же сейчас проснется… Так не все ли равно, что за ее спиной смеется лорд Джевид Моор?..»

С безумной улыбкой на губах, с пылающим, но неподвижным, точно окаменелым лицом, с остановившимся взглядом широко раскрытых глаз, с огромными расширенными зрачками, Ольга вернулась в кабинет и, взяв со стола тяжелую лампу, медленным, точно автоматическим шагом, вошла в спальню.

Высоко подняв над головой лампу, она оглядела небольшую комнату, раскрытый бельевой шкаф, разбросанные на полу связки белья, пустые картонки, вынутые опрокинутые ящики комода и столиков, – все те же следы спешных и нетерпеливых поисков, какие она видела в кабинете.

Ольга решительным шагом подошла к кровати, смутно видневшейся из-под опущенных занавесок.

На полу, у кровати, лежал небольшой коврик серовато-зеленого цвета, по которому змеились коричневые пятна.

– Это запекшаяся кровь, – прошептала Ольга.

Страшное возбуждение начинало сменяться в ней какой-то тупой бесчувственностью. Только что леденивший ее ужас превратился в неясное любопытство. Мысль ее как-то скользила по поверхности, не имея силы углубиться в смысл того, что видели глаза.