Читать книгу «Сатанисты ХХ века» онлайн полностью📖 — Елизаветы Шабельской — MyBook.

Кошмар

– Через полгода, продолжала Ольга, – я вернулась в Питер. Давно я имела влечение к сцене, у меня был выдающийся голос, я считалась первой солисткой в Смольном. Мне не трудно было поступить в Мариинский театр, в русскую оперу, где я имела успех. Публика сразу полюбила меня, полюбил и наш капельмейстер, ценящий таланты, откуда бы они ни приходили… Но я скоро заметила, что я, как говорит русская пословица, «от одного берега отстала, к другому не пристала». Для артисток я оставалась аристократкой, графиней Бельской. Для общества же, т. е. для того высшего круга, в котором еще так недавно я была «своей», я превратилась в оперную певицу, Ольгу Бельскую, получающую (fi donc) жалованье, и которую каждый мужчина имеет право… пригласить ужинать… Вот эти-то «приглашения» были так же оскорбительны, как и насмешливо-завистливое отношение моих товарищей по театру. Я решила испытать счастья в Италии. Приехав в Рим, я получила приглашение петь в театре Сан-Карло, где мой успех был велик. Но какой-то злой рок преследовал меня… Пропев немного более месяца, я заболела дифтеритом и мой голос, хотя и не пропал совсем, но ослаб…

Далее Ольга передала о своих триумфах, заканчивавшихся такими же неудачами. Профессор заметил, что это дело масонов.

– Знаете ли что, Рудольф?.. Я бы должна бояться этих масонов после всего, что вы говорили и что я читала, но, представьте себе, мне почему-то кажется, что вы преувеличиваете, вы, ученые историки и политические журналисты. Право, дорогой друг, ваши масоны не так умны, как вы думаете. Ведь уже одно то, что они выбрали меня орудием… Ведь это же глупо…

– Но я не понимаю, почему? – с некоторым недоумением заметил профессор.

Ольга улыбнулась.

– Потому, что дипломатические способности наших масонов и их всеведение не особенно велики, раз они избрали именно меня орудием своих планов, не догадываясь, что я менее чем кто-нибудь гожусь на роли соблазнительниц.

– Но… вы не знаете того, как эти люди умеют играть душами, переделывая их на свой лад. Уж если они играют, как пешками, серьезными и гениальными мужчинами, каким был Менцерт, то трудно ли им справиться с женщиной, существом нервным и увлекающимся. Я по опыту знаю их адское искусство заставлять каждого глядеть их глазами и думать их мыслями. Не говоря уже о чисто дьявольском средстве – гипнотизме, который изучается, к несчастью, до сих пор только злодеями… Вас охраняла до сих пор невидимая сила креста, но сколько гибнут не веря, или недостаточно веря… Маловерие – опаснейшая духовная болезнь нашего времени и…

– Я очень счастлива, слыша эти слова от вас, Рудольф…

Ольга взглянула на профессора с нескрываемой нежностью.

– Я так боялась, что наука, особенно протестантская, создает неверие, или по крайней мере пренебрежение к нашей православной вере, с ее поклонением Богоматери, со всем тем, в чем находят отраду сотни миллионов верующих православных и без чего я не понимаю, как могут жить ваши лютеранские жены и дети… И я очень счастлива, видя ваше отношение к религии вообще, и к моей русской церкви – в частности…

– Ольга, великая и настоящая наука не только не противоречит религии, но подтверждает ее. Это так верно, что когда мы с Менцертом были в Париже, у Ренана, то он согласился с нами.

– Ренан?.. Этот кощунник, отвергающий божественность Спасителя? – с негодованием и с недоумением вскрикнула Ольга. Профессор улыбнулся.

– Ренан последних лет не тот, каким был в начале своей карьеры. Прочтите его «Историю израильского народа», и вы найдете на последней странице признание божественности Христа, которую он отвергал в своей первой книге «Жизнь Иисуса»… Но такова сила влияния масонства, что кощунственная книга известна всему миру, а страницы, опровергающие ее, неизвестны… Если бы вы еще сомневались в могуществе масонов, то припомните этот пример и не смейтесь больше над опасностью, угрожающей всему христианскому миру. Вспомните, что уже более ста лет Европа читает только то, что угодно масонам; молодые поколения христиан воспитываются в поклонении тайным обществам, карбонариям, иллюминатам, розенкрейцерам и так далее… без конца. Даже всемирную историю подделывают, превращая чернокнижников и сатанистов-тамплиеров в мучеников, короля же и папу, спасших христианство от слуг антихриста, – в злодеев. Вспомните, Ольга, в каком духе написаны известнейшие и популярнейшие руководства всемирной истории Шлессера, Ранке и т. д. С каждой страницы так и пышет ненависть к монархизму, патриотизму и… христианству. С начала XIX века всех заговорщиков и революционеров открыто прославляют популярнейшие писатели Европы: Виктор Гюго, Жорж Занд, Бальзак, Дюма-отец, Эжен Сю, Понсон дю Герайль и Густав Эмар, иногда даже не подозревающие, что они служили целям масонов, стремившихся погубить их родину… Это ли не доказательство силы масонства. И страшней всего, что никто не замечает этого. Вот почему я и не решаюсь опубликовать вторую часть моей истории тамплиеров. Слишком рано… ее похоронят под гнетом молчания, как похоронили много других книг, написанных против масонов. Именно поэтому я и прошу вас не печатать рукопись Менцерта, а передать ее германскому императору. Если она убедит только одного этого человека, то цель моего несчастного друга будет достигнута, и христианство – спасено.

Ольга на минуту задумалась.

– Вы правы, друг мой. Теперь я и сама думаю, что Провидение привело меня в Берлин, чтобы помочь вам в этом великом деле. Император так милостив ко мне, что я не сомневаюсь в том, что он примет от меня рукопись хоть завтра.

Профессор вздрогнул.

– О нет, Ольга, ради бога, не так скоро… Вы не знаете, какой страшной машины собираетесь коснуться. Одно подозрение о существовании откровенных признаний масона 33-й степени будет смертным приговором вам и мне, и всякому, подозреваемому в том, что он знает содержание подобных признаний. Мне же хочется пожить еще немного и быть счастливым, если… можно… Простите мне этот эгоизм ради моей… любви к вам. Вот, если со мной случится несчастье, тогда другое дело…

– Не накликайте беды, Рудольф, – проговорила Ольга. – Я не хочу слушать мрачных предчувствий. Лучше скажите мне, как вы могли спрятать эту страшную рукопись от масонских шпионов?

– Не беспокойтесь, Ольга. Рукопись Менцерта сможете найти только вы, вместе с моим отцом, которого я предупредил уже, оставив ему нужные указания. Но не расспрашивайте меня об этом… Забудьте покуда эту страшную тайну. Мне не хочется думать о ней теперь, когда я смею надеяться…

Рудольф замялся, не решаясь договорить слов надежды, проснувшейся в его душе.

Но Ольга прочла его мысль в полном любви взгляде и, подняв на него глаза, медленно и спокойно проговорила, протягивая ему руку:

– Надежда – счастье семейной жизни? Не так ли, друг мой?

Красивое лицо молодого ученого просияло.

– Ольга… обещайте мне постараться полюбить меня хоть немного…

– Я скажу вам больше этого, друг мой, – тихо ответила Ольга. – Но дайте мне время привыкнуть к мысли о многом… Хотя бы о потере свободы, бывшей до сих пор милей всего необузданной дочери казачьих степей… Прошу вас, подождите. Не очень долго… пока я сама скажу вам… когда наша свадьба…

На следующий день Ольга вечером играла во второй раз «Иоанну д’Арк». Во время спектакля, во втором акте император заехал в театр на минуту, как делал нередко, и зайдя за кулисы, заговорил с Ольгой.

– А я нечто слышал о вас, прекрасная Иоанна д’Арк! – начал он с милостивой улыбкой. – Русский посол, у которого я только что обедал, сообщил мне романическую историю молодой жены старого генерала, ухаживавшей так самоотверженно за больным мужем, умиравшим из-за другой женщины…

Забывая этикет, Ольга перебила императора:

– Ради Бога, ваше величество, не превращайте в заслугу простое исполнение долга.

Император улыбнулся.

– Вы всегда судите здраво, честно и бескорыстно. Это хорошо… но редко. Если когда-нибудь вам нужен будет защитник, то прошу вас обратиться ко мне графиня.

Ольга вздрогнула…

Такой удобный случай мог никогда больше не представиться. Император так милостив сегодня. Рассказать ему немедля о рукописи Менцерта?..

Но какое-то необъяснимое чувство удержало Ольгу от полной откровенности, и она сказала только часть того, что хотела.

– Разрешите мне немедленно просить у вашего императорского величества милости…

Император с удивлением взглянул на прелестное серьезное личико Иоанны д’Арк.

– Говорите, графиня. Прошу вас.

– В таком случае я прошу ваше величество обещать мне принять от меня и прочесть небольшую рукопись, о которой я была счастлива узнать мнение императора.

– Ого… Уж не собирается ли прекрасная «Иоанна д’Арк» сама писать трагедии? – улыбаясь заметил император.

– Я прошу ваше величество быть снисходительным до конца и позволить мне промолчать пока о содержании рукописи. Когда же передам ее вам, государь, то припомните сегодняшнее милостивое расположение ко мне и прочтите рукопись без предубеждения и… до конца.

– Исполнить эту просьбу нетрудно, дорогая графиня. Даю вам честное слово, что немедленно прочту все, что вы мне ни передали бы.

Ольга невольно поднесла к губам руку императора, который поспешно отдернул ее и, крепко пожав ее маленькую ручку, обратился с каким-то вопросом к проходящему мимо актеру, играющему роль «Лионеля».

Ольга должна была быть довольно, обеспечив рукописи Менцерта милостивое внимание императора, но какое-то смутное беспокойство стало овладевать ею посреди спектакля, усиливаясь от сцены к сцене. Она сама не могла дать себе отчета в этом чувстве, досадном и мучительном, и, чтобы рассеяться, стала невольно оглядывать ложи и партер, разыскивая знакомые лица английских лордов, присутствие которых всегда действовало на нее таким же угнетающим образом.

Но несимпатичных ей личностей не было в театре, как не было никого и из ее близких друзей. Это неприятно поразило Ольгу.

Она знала, что Гермина занята в этот вечер в своем театре, а директор Гроссе уехал на два дня в Гамбург, чтобы послушать тенора, предлагаемого ему берлинским агентом. Но почему профессор Гроссе не пришел в театр, как обещал? До сих пор он не пропускал ни одного представления, в котором участвовала она. Его сегодняшнее отсутствие положительно расстроило ее, тем более, что она не могла придумать, какая бы причина могла помешать человеку после вчерашнего разговора придти в театр хотя бы только для того, чтобы пожать ей ручку в антракте.

Волнуясь и досадуя сначала, а затем переходя от досады к беспокойству, Ольга с трудом доиграла свою ответственную роль.

Вернувшись домой, она села за обед, но не могла есть. Начала читать, но книга выпала из ее рук… А странное жуткое чувство, точно предчувствие грядущей беды, все вырастало в душе. Наконец, Ольга легла спать и, помолившись, заснула тяжелым крепким сном.

Среди ночи она внезапно вскочила с постели. Ей почудился голос профессора Гроссе так ясно и громко, что она, не соображая который час, подбежала к двери и громко спросила, слегка приотворив ее:

– Что случилось?.. Кто там?..

Ответа не было… Сонные коридоры первоклассной гостиницы были слабо освещены «дежурными» электрическими лампочками. Повсюду было тихо и пусто. Ольга осторожно затворила двери и направилась обратно к своей постели.

И вдруг среди ночной тишины ей снова послышался знакомый голос, но уже слабее, зовущий ее как бы из отдаления:

– Ольга… Любовь моя!..

Молодая женщина вздрогнула и кинулась к окну.

Быть может профессор Гроссе стоит внизу и полуночничает на манер героев романа?

Ольга улыбнулась при мысли о том, что до четвертого этажа никакой «Ромео» не смог бы долезть без помощи пожарной лестницы, но все же раскрыла окно и высунулась на улицу.

Свежий ночной воздух пахнул ей в лицо. Улица была пуста… Только вдали прохаживался мерным шагом дежурный городовой. Электричество ярко горело. С востока тянуло предрассветным холодом. Кругом все было так мирно и спокойно, что Ольга сама начала успокаиваться.

«Я положительно разнервничалась сегодня», – подумала Ольга и, приняв ложку брома, снова улеглась и заснула довольно скоро.

Но странное чувство, терзавшее ее весь вечер, превратилось в кошмар.

Неведомо, каким образом очутилась она в квартире профессора Гроссе, которую показывал ей его старик отец. Мельчайшие подробности убранства, расположение комнат, расстановка мебели остались в памяти Ольги. Но в ту минуту, как она спрашивала старика Гроссе: «Где же спрятал его сын рукопись Менцерта?» – директор куда-то исчез. Ольга стояла одна в большом трехоконном рабочем кабинете Рудольфа и, боязливо оглядываясь, искала места, где бы спрятаться… От чего?.. или от кого?

Не успела она еще ответить себе на вопрос, как в соседней маленькой столовой раздались шаги. Охваченная смертельным ужасом, Ольга юркнула за зеленую суконную драпировку противоположной двери и исчезла за ее складками в ту самую минуту, как в кабинет входили два человека: барон Джевид Моор и старший слуга профессора, Ганс Ланге, раза два приносивший ей книги и потому хорошо ей известный.

– Ты уверен, что он спит? – спросил англичанин по-немецки.

– Совершенно… Он выпил всю «содовую» до последней капли. А этого на десятерых хватит…

– Хорошо… Тогда поищем.

Лорд Джевид вынул связку ключей и отмычек и принялся искать в письменном столе, в комодах, в шкафах, повсюду… Стоя за драпировкой кабинета, Ольга видела, как открывались шкафы в других комнатах, как лорд Джевид, озлобленный и мрачный, выбрасывал белье из комода и посуду из буфета.

Но непонятным образом она видела также спальню, где за спущенными занавесками кровати, неподвижный и бледный, лежал Рудольф, усыпленный каким-то дьявольским снадобьем. На его губах блуждала счастливая улыбка… «Ольга»… шептал он. Ольга видела, что он думает о ней, и безграничная жалость сжала ее сердце…

А поиски продолжались – такие же безуспешные.

«Они ищут рукопись Менцерта и не найдут ее», – подумала Ольга спокойно.

Но это спокойствие внезапно сменилось страхом. Ее душа трепетала, предчувствуя, – нет, зная, что стоит перед чем-то роковым и ужасным…

Мучительный кошмар продолжался…

Теперь Ольга была уже в спальне. Скрытая драпировкой постели, она глядела на бледное лицо Рудольф и видела, как из его закрытых глаз выкатились две крупные слезы… Но нет – это не слезы… Это капли крови… Они текут из маленькой ранки, едва заметной между темными кудрями, текут неудержимой струйкой на закрытые глаза, на бледные щеки, на белую сорочку, на подушки, на простыни, на пол… Вся комната наполняется кровью…

А перед постелью стоит лорд Джевид Моор и говорит с дьявольским спокойствием:

– Ну, теперь давай сюда сапожки…

Ольга слышит эти нелепые слова и снова сознание кошмара просыпается в ее душе.

«О, только бы пошевелиться», – с отчаянием думает она, – это мучение сейчас же окончится».

1
...
...
21