Марья вдохновилась возмущением подруг, но решила не вступать в диалог, чтобы оставить как можно больше гнева любимому мужчине. Она так и подумала про него и усмехнулась собственным мыслям. Ведь самое жуткое в том, что он не перестал быть любимым. Когда такое происходит, ты не можешь разлюбить человека за секунду, потому и так больно. Ты злишься, страдаешь, ревёшь, блюёшь, напиваешься, но делаешь это потому, что любишь и не понимаешь, как с этой любовью можно так поступить. Когда ты всю свою жизнь копишь в себе эту любовь, взращиваешь, хранишь как сокровище, она становится такой прекрасной, чистой, нежной, сказочной, волшебной. А потом находишь своего Диму и делишься с ним своим богатством. Он же в ответ крадёт её у тебя и бросает как кость тысячи подписчикам какой-то девки.

Гнев Марьи успокаивался, её сердце билось бешено в предвкушении встречи. Чтобы занять себя, она открыла телефон и начала читать их с Димой переписку. Ещё несколько часов назад они смеялись над тем, что она очень хочет пойти в боулинг, он обещал ей устроить такое свидание. Они планировали провести вместе выходные, обсуждали книгу, которую он пишет, и присылали друг другу дурацкие селфи. Часть переписки была сразу после того, как он уже опубликовал своё лав леттер пельменогубой. И всё это вместе просто не сочеталось у неё в голове.

Тут она услышала в двери поворот ключа.

Дима вошёл в квартиру, как он всегда входил: красивый, лучистый, как будто зимой выступал филиалом солнца. Она подняла глаза на него, словно на своё волшебство, размазанная на секунду, но вовремя собравшаяся.

– Присаживайся, пожалуйста.

– А раздеться мне можно?

– Если речь о куртке. Конечно.

Дима смотрел на Марью, поджав уголки губ. Марья целилась в него стрелами из глаз.

– Ну?

– Что ну?

– Рассказывай.

– Ты что-то какая-то агрессивная.

– А ты, прости, чего ожидал?

– Марья, ты правда всё неправильно поняла.

– ТАК А ЧЕГО ТЫ ТЯНЕШЬ?! – Марья перешла на крик. – После этого? Чего ты ждал?

– Ничего же не было.

– А как мне об этом узнать? Где мои доказательства?! – Из глаз Марьи хлынули водопады.

– Маша, Машенька, это была просто глупость, для книги, я неправильно всё сделал.

– Да что, бл…ь, за глупости? Я не понимаю. Есть ты, есть эта баба губастая, а я… – Марья запнулась, – а меня там нет.

– Я тебе всё объясню, любимая.

– А вот не смей! – Марья вскочила со своего места на ковре, убежала на кухню и притащила кинжал, который ей подарил один из клиентов в знак благодарности. Марья подпрыгнула к винтажному столику и воткнула в него кинжал со всей силой.

– Вот теперь мне страшно, любимая.

– А что тут страшного? Бери и втыкай в меня.

– Да что ты говоришь такое.

– Ты не понимаешь, что мне физически больно от всего, что я увидела и прочитала. Но делать мне больно – это же для тебя нормально, поэтому: вот, бери да режь, какая уже разница? Сердце мне можешь вырезать. Его там уже всё равно нет.

– Дай же мне объяснить.

– Я слушаю.

– Ладно. Блин. С чего бы начать.

– Объяснение – супер.

– Да подожди ты.

Дима нервно крутил на пальце кольцо, которое ему подарила Марья. В этот момент он ощущал себя сапёром, перерезающим проводки: одно неловкое слово – и его девушка могла взорваться так, что самого Диму просто убило бы взрывной волной. Помимо чувств к Марье ему было, что терять вместе с этими отношениями. За свой идиотизм он мог сейчас заплатить очень высокую цену.

Дело в том, что Дима был вполне талантливым писателем, который никак не мог написать книгу. В этом ему мешали неуверенность в себе, занятость на работе и банальное раздолбайство. Чёткая, структурированная Марья (которая к тому же гораздо больше зарабатывала) придумала схему, по которой бойфренд мог бы уйти с работы, переехать в её квартиру, сохранить фриланс в нескольких изданиях, для которых писал, и заниматься на постоянной основе только взращиванием своего литературного шедевра. И заявление на увольнение было уже подписано главным редактором, а хозяйка его съёмной квартиры предупреждена о том, что Дима доживает на её квадратных метрах последний месяц. Поэтому слова приходилось выбирать крайне осторожно. Дима сделал глубокий вдох и начал:

– Я сразу попрошу: ты только не перебивай.

Марья нарочито равнодушно пожала плечами.

– Всё началось с рабочего проекта, который ты мне помогала придумывать, помнишь? Ты ещё говорила, что он весь целиком про нас как идеальную пару. И это было на самом деле так. Но вот моё восприятие чувств – оно какое-то покорёженное. Мы снимали фотографии для проекта с этими счастливыми людьми, а я не мог себя проассоциировать ни с одним из них. И дело не в том, что я не люблю, я люблю очень сильно, но моя любовь – она какая-то корявая, больная. И мне захотелось создать иллюзию отношений «напоказ». Такую «майонезную любовь». Тебе же такое не нравится. Ты вон и Инстаграм-то свой ведёшь только для рабочих проектов, а мне было интересно, получится ли сделать видимость отношений, которых нет.

Марья тупо смотрела на Диму и моргала. Она хотела много всего сказать, но слова не подбирались, прыгали в её голове чехардой и никак не могли решиться, какое же вылетит первым, поэтому она просто открывала и закрывала рот.

– У меня с ней ничего не было, честное слово! Я просто заигрался.

– Дим, скажи, пожалуйста, ты психически здоров? У меня просто слов нет от того, что я сейчас услышала.

– Но это правда!

– Меня это и пугает. То есть ты взял какую-то левую девку, взял всё, что я ожидаю от отношений: цветы, подарки, много времени вместе, не знаю, что там ещё, нежные сообщения, заботу, внимание, – и отдал ей? На корм её Инстаграму? Дим, а лайки и огонёчки того стоили?

– Я же говорю, это для сюжета нужно было прочувствовать.

– Родной, для какого сюжета? О каком сюжете ты сейчас говоришь?

– Ну, для книги, которую я пишу. Там вроде неплохо вышло.

– А у меня же нет в этом никаких сомнений. Я про другое. Ты понимаешь, что нет ни одного шанса, что мы с тобой после этого останемся вместе?

– Маша, ты что такое говоришь. Я же не изменял тебе!

– Ну, в этом у меня, предположим, уверенности нет, но даже если так. Ты вообще понимаешь, что ты сделал? – Марья встала со своего места и начала измерять шагами комнату. Она говорила медленно и спокойно. Таким спокойным бывает море перед тайфуном.

– Это просто была глупость, эксперимент!

– Ты меня разрушил. Убил. Разделил на ноль, на который делить нельзя. Представляешь, всем нельзя, а у тебя получилось. Да это Нобелевской премией пахнет! Ты вырвал сердце у меня из груди голыми руками, – Марья на секунду остановилась и посмотрела в упор на Диму, – записывай, писатель. Это следующая глава, видимо. И меня в ней не будет.

Дима поднялся с места и попытался обнять Марью, но она оттолкнула его.

– Не надо, не надо, пожалуйста. Ты сделаешь только хуже, пожалуйста, уйди, не мучай меня больше. – В её глазах снова появились слёзы, которые она тщетно пыталась проглотить.

– Машенька, прости меня, я же люблю тебя, я ничего не сделал, я мудак, идиот, не бросай меня, ведь ты же – мой воздух.

В первую секунду ей захотелось обмякнуть в его объятиях, немедленно забыть обо всём, потому что слова «я тебя люблю» от самого дорогого человека всегда действуют одинаково. В них хочется утонуть, задохнуться, закрыть уши и больше ничего никогда не слышать. Но тут вовремя дала о себе знать тревожная игла в солнечном сплетении Марьи.

– Дима, а давай-ка вспомним, что было год назад?

– А что было год назад? – нервно переспросил он и снова затеребил кольцо.

– А год назад, Дима, ты трахался с моей подругой. Чего ты глаза отводишь? Трахался и врал мне, что вы просто из-за меня подружились. И у тебя хватало наглости нести всё это мне в глаза. И добавлять, что я ревнивая, что не так всё поняла. Кстати, да, я же всё время всё не так понимаю!

– Это другое, – попытался вставить Дима, но Марья расходилась.

– Мне уже не важно, что это. И это было условием нашего мира, возобновления наших отношений. Что до тех пор, пока в твоей жизни есть я, я буду единственной женщиной. А теперь ты в очередной раз меня предал. Поэтому, пожалуйста, просто уйди.

– Маша…

– Ты сделал всё, чтобы я ничего не чувствовала. Молодец. И верни мне мои ключи.

Дима пристально посмотрел на Марью, он хотел что-то ещё сказать, но понимал, что «его воздух» оставлял его и совсем скоро ему будет нечем дышать. Он молча надел кроссовки и куртку, положил ключи на столик в коридоре, всё это время она наблюдала за ним не отрываясь. Затем он открыл входную дверь, обернулся и выдохнул:

– Прости.

И вышел. Из комнаты моментально высосали кислород, а Марья без сил свалилась на диван и зарыдала так, как рыдают только от невыносимой физической боли. Она долго плакала и кричала, в голове кипел круговорот мыслей: «что будет дальше?», «может, повыделываться и простить?», «побежать за ним?», «как же жить без него?», «как жить без сердца?» Она долго ревела, затем силы начали оставлять её, поэтому Марья просто всхлипывала, продолжая думать о том, что будет дальше. В этих мыслях она задремала.

Сны снились тревожные, в них они были с Димой, но потом налетал дракон и откусывал ей голову. В другом по ней ползла крупная сороконожка с человеческими губами и пыталась её поцеловать.

Потом снилось, что ей приходит сообщение от него, но она никак не может открыть мессенджер, на этом моменте Марья проснулась. Она взялась за телефон, в котором не было новых сообщений, и решила снова просмотреть их переписку с Димой. Непонятно, зачем женщины это делают, должно быть, это какая-то форма мазохизма. Переписка не находилась, пришлось вбивать его имя в поисковике.

Оказалось, что Дима удалил годы всех текстов, которые они отправляли друг другу, все признания, шутки и планы, он всё стёр. И заблокировал её в придачу. Марья захохотала вслух и отшвырнула телефон. Она чувствовала себя совершенно удивительно. Разбитой и собранной, униженной и победившей, пустой и полной энергии одновременно. Ей хотелось смеяться и танцевать, затем она задыхалась, ещё через минуту мурчала весёлую песенку. В полной уверенности, что она тронулась на фоне посттравматического стрессового расстройства и схватила биполярное расстройство, Марья решила вообще не думать о том, что с ней происходит, и оставить своё состояние психологу. Он умный, он пусть и разбирается.

Она вспоминала их с Димой отношения, пытаясь отбросить чувства, и подумала, что их можно было сравнить с сериалом, где первые два сезона всё было красиво и захватывающе, а на третьем сценарист исписался, разлюбил своих героев и начал повторяться. Верный признак того, что пора выключать сериал.

Маша откопала в сумке пачку сигарет и зажигалку, укуталась в одеяло, вышла на балкон и закурила. Перед ней открывался Чистопрудный бульвар. Не помогали застенчивые ивы, не помогали лодки на воде, а аккордеон попросту не звучал. И оставалось смотреть только на новогодние фонари, с которыми внезапно она почувствовала себя самым близким человеком. Таким же бездушным, раздражающим и совершенно бессмысленным. Хорошо, что ей было ради чего жить. Витеньке всё ещё был нужен подарок на тридцатилетие.

* * *

Айзель: Я вот одного понять не могу. А почему они все такие безмозглые-то?

Марья (разводит руками): Я задавалась этим вопросом много-много раз.

Василиса: А ты знаешь, что там у него с этой бабой сейчас?

Марья: Я поглядывала. Вроде как живут вместе.

Варвара: Я, конечно, думаю, что один раз изменить – теоретически возможно, но вот такая история – уже, к сожалению, диагноз.

Марья: Я вообще не понимаю, как мы с ним три года вместе продержались. Ему всегда нравились шлюхастые тёлки, которые из всего делают шоу. Это же совершенно не я.

Люба: И поэтому ты «княжна-гусеница». Блин, ты, кстати, ни фига не гусеница, где твои складки на животе?

Марья: У нас ни у кого их нет.

Алёнушка: Протестую! Я ещё после ребёнка не похудела.

Айзель: А я впервые в жизни регулярно занимаюсь спортом дома. Залы переоценены.

Варвара: А я поднажрала, но не парюсь особо, Илье всё нравится.

Ольга: Вы все прекрасные, и я вас люблю. Варвара, а вы с Ильёй, как всегда, пара года.

Люба (обиженно): А я думала, все тут в восторге от нас с Антоном.

Василиса: Прости, милая, мы просто в восторге от Антона.

Все смеются.

Айзель: На самом деле, когда вы будете вместе десять лет, вы сможете соревноваться.

Ольга: А мы в соревновании?

Айзель: У тебя всё обнулилось.

Ольга: Согласна на сто процентов.

Василиса: Ну что, следующая игра? Марья, раздавай.

Люба проигрывает. Ольга хлопает в ладоши. Варвара открывает шампанское.

Люба: А вы чего так радуетесь-то?

Ольга: Потому что я знаю твою главную историю.

Варвара: И я знаю, а все остальные – в общих чертах.

Люба: А я вам настроение не подпорчу?

Василиса: Не подпортишь, давай, это ужасно интересно.

Марья: Давайте только сначала Анне позвоним? Уже девять, пусть присоединяется.

Звонят Анне.

Анна: Блииин, как я вам всем завидую.

Василиса: Нам всем тебя не хватает безумно!

Алёнушка: Я ничего вообще не буду говорить, потому что ты меня по итогу пристрелишь, но оторваться от семьи – кайф.

Анна: А она набралась уже?

Варвара: Не осуждай её. Ты бы тоже тут по полу ползала в слюнях.

Анна: Ммммм… Это забытое чувство. Люб, помнишь, как мы с тобой в Барселону на фест летали?

Айзель: А что там было?

Люба: Да мы вылетали в десять утра, и кому-то пришла в голову гениальная идея праздновать каждый этап путешествия. Поэтому мы выпивали до самолёта, в самолёте, в аэропорту Барселоны, в лобби отеля, в номере, а в итоге просто уснули и пропустили первый вечер фестиваля.