Цитаты из книги «Я всегда на стороне слабого. Дневники, беседы»

Моя правда – на стороне больного. Прав он или не очень. Нравится это кому-то или раздражает. Я не могу по-другому

Иногда в семьях с больными я вижу столько любви, что понятие о ее бесконечности становится реально ощутимым. Это не поправленная подушка или повернутый вовремя на бок больной, не миска бульона, не икра и не цветы. Не чистое белье, не вымытые руки. Не модные лекарства и доктора и сиделки. Это преданность, прощение, терпение и привязанность. Единое целое, которое невозможно разлучить. Невозможность разлюбить ни при

– Здравствуй, Сергей. – Ты не бросай меня.– Не брошу.– И сестры, телки твои, пусть приходят.– Хорошо. – Только не бросай меня

Лешка, второй врач, сказал мне в лифте: – Сучья у нас работа, Петровна

Я никогда до конца не понимала, чем руководствуется Лиза, несущаяся сломя голову в самое стремное из всех возможных пекло: равнодушная до неразборчивости к политике, она небрежно отмахивалась от правых и левых, красных и белых, указывавших ей, кому помогать, чтобы не испортить репутацию

Наташа ослепла и перестала говорить. Правые ручка и ножка повисли плетью, она все больше и больше спала. Ребенка решено было отправить на родину. От мэрии предоставили билет на самолет до Киева. Благотворители так и не появились. «Когда самолет поднялся и пролетал над большим полем, я хотела одного – чтобы все это кончилось. Мне так хотелось, чтобы этот самолет упал и мы с Наташей умерли вместе. Но мы не упали. Теперь мы здесь».

Один раз они спросили меня: «А вы еврейка, доктор?» Получив отрицательный ответ, хором сказали: «Ах, как жалко, а ведь неплохая женщина». Потихоньку от меня Карасик бегал по консультантам, убеждая взять Фиру на химиотерапию, плакал и скандалил там. А потом мне звонили и просили забрать Карасика обратно, так как он не давал спокойно работать.

Общаясь с ними, я поняла, что Одесса – это такой недостижимый рай, в котором все лучше, чем где-нибудь на земле. Селедка, баклажанная икра, погода, цветы, женщины. И даже евреи. Евреи в Одессе – настоящие. Про Киев Карасик смолчал.

Санёк – из первых моих бомжей – характеризовал одного депутата емко и точно «х…, конечно, но народ любит». Санёк отсидел пятнадцать лет за убийство и смешил меня характеристиками вроде: «Иваненко Благодаря ему я знала всех, кто баллотировался на выборах.

– Вы общаетесь? – Нет. Конечно, нет. Подруга бывшая сказала. Но он человек, понимаете? Что бы между нами ни произошло, он страдать не должен.