Читать книгу «Ведьмина звезда. Книга 2: Дракон Памяти» онлайн полностью📖 — Елизаветы Дворецкой — MyBook.
image

Вебранд не отвечал, глядя ему в глаза со странным чувством: не то изумления, не то ненависти… недоверия… зависти… Хагир не мог понять смысла этого тяжелого взгляда, но от него пробирала дрожь, точно змейка с жесткой чешуей ползет по самому позвоночнику, и он снова поверил, что кровь оборотня – не пустой звук. В глазах Вебранда появилось что-то нехорошее; какой-то зверь заворочался в нем, готовясь к прыжку. Хагир невольно напрягся, уже проигрывая про себя то движение, каким выхватит меч, чтобы защищаться, если «зверь» все-таки прыгнет.

– Не думал я, что найдется человек, способный его одолеть, – пробормотал Вебранд, и Хагир не понял, надеялся сын оборотня на непобедимость Ночного Волка или боялся ее. – Так где мой кубок?

– Сдается мне, что мы делим добычу фьяллей! – намекнул Хагир, с облегчением чувствуя, что «зверь» не прыгнул и опасность отступила: если уж полуоборотень заговорил о кубке, значит, вопрос о мести посчитал решенным. – Что толку нам с тобой спорить, если к Празднику Дис этим кубком будут хвастаться Ормкель сын Арне или Хрейдар Гордый?

Вебранд промолчал: увлеченный появлением Хагира, он почти забыл о фьяллях.

– Я пришел к тебе из-за этого: чтобы предложить тебе союз против фьяллей, – продолжал Хагир. – Конечно, нас с тобой нельзя назвать друзьями, но оставаться врагами сейчас нам было бы глупо. Ты убил Стормунда, и даже я, хотя я клялся ему в верности, признаю, что ты имел право на эту месть. Теперь мы в расчете кровью, а что касается богатства, то мы оба можем лишиться всего. Фьялли стоят во фьорде и не выпустят отсюда ни тебя, ни меня. А разбить фьяллей мы можем только сообща, если объединим твоих и моих людей. Мы разобьем фьяллей и тогда поделим наше имущество пополам. У тебя не хватит гребцов, чтобы увести «Змея», даже если ты и отобьешь его у фьяллей. А после битвы их ведь станет еще меньше. С моими людьми мы вместе сможем увести корабль, а ты за это отвезешь нас туда, куда мы скажем, и высадишь с нашей долей имущества. По-моему, такой союз был бы выгоден нам обоим и не уронил бы ничьей чести. Как тебе думается?

– Я сам могу одолеть кого угодно! – надменно воскликнул Вебранд. Эту речь он слушал с трудом, все время порываясь перебить.

– Да, конечно, но не сейчас, – твердо заверил Хагир. – У фьяллей человек шестьдесят или семьдесят, а у тебя от силы сорок. Из них кое-кто ранен. А Ормкель и Хрейдар не менее упрямы, чем ты. После битвы у тебя и половины людей не останется. Допустим, ты победишь, но как ты поплывешь отсюда? Или ты думаешь, что наши соседи не сообразят ограбить победителя? Да они уже сейчас сидят с оружием наготове и ждут своей очереди.

– Я покажу таким выскочкам, кто задумает ограбить меня! – запальчиво воскликнул Вебранд. Теперь он вдруг разволновался, так что губы и руки у него затряслись, а тяжелые веки часто замигали. – Если кому-то удалось меня ограбить, то пусть он не думает, что я каждый день позволяю играть с собой… такие шутки!

– Нет, конечно, нет! – заверил Хагир и поймал себя на воспоминании, как, бывало, усмирял разбушевавшегося Стормунда.

Сердце защемило, и он сел по-другому, чтобы даже краем глаза не видеть тела на хозяйском сиденьи. И Вебранд, который убил Стормунда и которым Хагир с таким малым успехом пытался возместить свою потерю, показался противен, как помесь ежа и гадюки.

– Ты хочешь потерять большую часть дружины? – продолжал он, с усилием сдерживая неприязнь и заставляя себя делать то, зачем пришел. Пусть он наполовину оборотень, но половина-то человека в нем есть! К этому-то человеку Хагир обращался и верил, что кровь оборотня его не задавит. – Ты очень смел и самоуверен, но не думаешь же ты, что перебьешь фьяллей, не потеряв ни одного человека? Или у тебя одни берсерки? Так и фьялли чего-нибудь да стоят – я не должен, надеюсь, тебе объяснять, что они умеют драться? Нам и вместе-то придется трудно, но тогда будет хотя бы надежда одолеть!

Вебранд хотел что-то ответить, но встретился глазами с Хагиром и замолчал, настороженно вглядываясь в собеседника. Сомневаться в честности слов и намерений Хагира не приходилось: он был даже слишком открыт и сам сознавал свою уязвимость, не припасши никакого камня за пазухой, но и гордился тем, что открыто смотрит в глаза людям и судьбе. Взгляд Вебранда изменился, мысли вдруг перескочили с одного совсем на другое. Перед ним было худощавое, твердое лицо с прямыми чертами, глаза под черными бровями смотрели требовательно и притом с надеждой на понимание. Сейчас показалось, что от напряжения они чуть косят внутрь, но от этого взгляд приобрел сходство со стрелой, что вот-вот сорвется с тетивы и полетит точно в цель. Все это вместе напоминало Вебранду что-то далекое, забытое.

– Хе! – Вебранд хмыкнул, и Хагиру показалось, что тот совсем забыл, о чем они говорят. – Ты знаешь кто? Ты – Ингвид Синеглазый! Один к одному!

– Ничего странного! – Хагир несколько растерялся от такого поворота. – Он был братом моей матери, а ведь даже пословица есть, что каждый рождается в дядю по матери… А ты его знал?

– Было дело! – Вебранд хехекал и крутил головой, совершенно не желая рассказывать, каким же образом это дело было. – Встречал! И ты – опять он! Я думал, он помер давным-давно, а тут ты мне попался! Не дело было тебе служить этому крикуну, который сейчас поднимает кубки в Валхалле! – Вебранд кивнул на тело Стормунда. – Ты сам – хороший вожак! Будь ты моим врагом, я гордился бы тобой! С таким врагом веселее жить, и как-то себя уважаешь!

Хагир невольно улыбнулся: ему было приятно, что даже Вебранд увидел в нем сходство с дядей, которым он так гордился.

– Для достойного человека можно сделать многое! – заверил он. – Всю оставшуюся жизнь я с удовольствием буду твоим врагом. Но сейчас это никак не получится, иначе одного из нас убьют фьялли. Уж одного-то наверняка. Не утверждаю, что это будешь ты, но оба мы с тобой уцелеем едва ли. Ты же не захочешь, чтобы Ормкель отнял у тебя мою смерть, как ты у него отнял Стормунда?

Это все прозвучало не слишком умно и складно, но Вебранду понравилось. Все-таки восприятие его было немного «вывихнутым» – сказывалась отцовская кровь, – и то, на что Хагир шел по необходимости, через силу, ему казалось привлекательным само по себе.

– Чтобы я выдавал паршивым козлам моих друзей или врагов? – с каким-то ликованием возмутился он. – Да никогда! Пусть этот Ормкель подавится тухлой селедкой, которую сам зубами поймает в море! Мы ему дадим! Он у нас без штанов к великаншам поплывет![8] Хе-хе!

Вебранд даже потер руки, а потом хлопнул Хагира по плечу. Ему казалось очень забавным помириться с тем, кого судьба предназначила ему во враги, и таким образом посмеяться над норнами. А Хагир смотрел в его повеселевшее лицо и не знал, верить ему или нет. Сын оборотня слишком часто менял облик.

– Ты здорово придумал! – одобрил Вебранд наконец. – Так мы и сделаем!

– Мы поклянемся быть верными помощниками друг другу, пока судьба не позволит нам самим распоряжаться собой! – серьезно добавил Хагир, держа в уме, что клятва должна быть составлена строго и не оставлять никаких лазеек для коварства. – Мы поклянемся биться плечом к плечу и честно выполнить обязательства после битвы.

– Само собой! Чего ты там говорил насчет добычи? Пополам! Да забирай! Чтобы я жалел паршивых горшков и зерна? Мне надо будет, я еще раздобуду! Сколько пожелаю! – охотно восклицал Вебранд, обрадованный случаем удивить людей и богов таким невиданным великодушием и благородством. – Конечно, поклянемся! И вы все поклянетесь! – Вебранд живо огляделся, окидывая взглядом своих удивленных хирдманов. – Не каждый день так везет! Не каждый день встречаются такие достойные люди! – Он снова хлопнул Хагира по плечу. – Ты бы знал, с какой мелочью и дрянью я всю жизнь возился! Всякие лисы тявкают из нор, а как есть случай, так кусают исподтишка… Для такой радости не жаль серебра! Бери что хочешь! Ну… разве что Дракона Памяти…

– Давай поговорим о Драконе после, – сдержанно предложил Хагир. – Сейчас не время его делить.

Говоря так, он на самом деле твердо знал, что никогда и никому не отдаст возвращенное достояние предков. Если ради кубка Вебранд захочет опять увидеть в нем «хорошего врага», что ж, пусть. Но не сейчас.


Была глухая ночь, но в покоях Овечьего Склона, усадьбы Ульвмода Тростинки, почти никто не спал. Все мужчины легли не раздеваясь, положив оружие поближе. Сам хозяин ворочался с боку на бок на своей лежанке, и все его домочадцы настороженно прислушивались к тишине. Женщины и прочие беглецы из Березняка разместились частью в девичьей, частью в кухне. Увидев их заплаканную толпу с неряшливыми узлами, уразумев суть их сбивчивого рассказа, Ульвмод опешил, и, пожалуй, только растерянность не дала ему сразу отказать им в приюте. Он пустил их в дом, но потом, как казалось Тюре, жалел об этом. Ни единого слова ободрения, ни одного сердечного взгляда… Даже на нее, которая так ему нравилась, Ульвмод смотрел с опасливым недовольством, не как на женщину, а как на тлеющую головню, грозящую сжечь его дом. Может быть, Тюра понапрасну обижала его в мыслях, но его дом и сам Ульвмод вовсе не казались ей надежной защитой. Появись дружина Вебранда перед этими воротами – и хозяин с готовностью вышлет наружу всех, кого потребуют гранны. А ведь у него есть дружина, способная биться…

Спали только младшие, остальные лежали на скамьях и на полу без сна. Наговорившись и наплакавшись до изнеможения, беглецы умолкли: одни горевали о близких, другие ждали – придут за нами враги сюда, не придут?

Тюра сидела возле очага, уронив руки на колени и сжимая пальцы с такой силой, точно пыталась удержать что-то расползающееся. Она почти не двигалась, и только тогда, когда огонь в очаге начинал опадать, спохватившись, принималась поспешно подкидывать ветки и чурбачки. Поддерживать этот огонь ей казалось так важно, как будто от него зависела дальнейшая судьба всего мира. Пока огонь горел, пока его рыжий свет не пускал сюда тьму зимней ночи, Тюре не верилось, что день кончен и с ним безвозвратно ушла в прошлое усадьба Березняк со всей привычной жизнью. Ночь, потом утро… Утро без Стормунда и Хагира… После ночи будет новый день и новая жизнь, там придется признать все потери. Нет, еще не ночь! Тюра бросала ветку за веткой в огонь, отталкивала ночь, почти веря, что этим самым продлевает жизнь тех, с кем она рассталась.

Стормунд и Хагир… Стормунда она видела мертвым, и это зрелище разом вычеркнуло его образ из ее мыслей о будущем. Тюра любила родича, но скорби по нему сейчас не ощущала: все силы ее души сосредоточились в мольбе о спасении оставшихся – и тех, кто пришел сюда с ней, и тех, кто остался в Березняке. Хагир проводил ее живым, и в ее сознании он упрямо продолжал жить. Может быть, сейчас, когда она сидит тут, он уже лежит холодный на холодной земле, и глаза его равнодушно смотрят в темное небо, и снежинки не тают на остывшем лице… Невозможно было представить, что его и всех прочих больше нет. Слишком привыкаешь считать домочадцев частью себя, и Тюра все время ощущала связь с оставшимися в старом доме и не могла поверить, что это обман, что эта живая часть отнята у нее без возврата. При мысли об этом казалось, что весь белый свет кончается вот тут же, в этой чужой кухне, на границе света от очага. Она одна перед холодным морем, перед скупым зимним лесом, перед пустотой и беспомощностью… Все как тогда, когда погиб муж… Но теперь у нее на руках гораздо больше людей и меньше средств помочь им.

Мысли метались, как щепки в волнах; чтобы толком думать о будущем, надо ведь знать, чем располагаешь в настоящем, а Тюра этого не знала. Если она осталась только с теми, кто здесь… Не обманывая себя, Тюра со всей отчетливостью понимала: им не выжить, не прокормиться даже до весны. А кто их примет, кто защитит и накормит? На один день, на два, а потом? И таким облегчением было хоть на миг представить, что все сложится как-то иначе, что каким-то невероятным чудом потерянное вернется к ним, ну, хоть часть… Возвращение хоть кого-то из тех четырнадцати человек теперь казалось счастьем, казалось восстановлением почти всего прежнего.

Когда раздалось несколько тяжелых, торопливых ударов в ворота, Тюра сильно вздрогнула и вскочила. Первой ее мыслью было: скорее заставить этот стук умолкнуть, а не то люди проснутся и снова начнут горевать. Второй: кто это?

Ответ мог быть только один. В такое позднее время явиться сюда мог только Вебранд или… Больше никто. Тюра задрожала: ей хотелось бежать к двери, скорее узнать свою судьбу, но страх не пускал.

Из спального покоя торопливо выбрался Ульвмод в рубахе, горой стоявшей на неподпоясанном животе, с растрепанными волосами, недовольным лицом и копьем в руке.

– Стучат! – Тюра махнула рукой в сторону двора, хотя он, конечно, слышал и сам.

Стук раздавался снова и снова. Лежавшие на полу зашевелились, стали приподниматься, оборачиваться. Бьярта села на скамье, где ей устроили постель. На лице ее застыло горькое, жесткое выражение, как будто ее собственная беда породила в ней ненависть ко всему свету, черты заострились, она стала казаться старше лет на десять.

– Я пойду! – Тюра метнулась к двери кухни и налегла на дверь, пытаясь вытащить из скобы толстый засов.

– Если он потребует вас, я не могу допустить, чтобы сожгли мой дом! – бормотал позади нее Ульвмод. Слыша его недовольный голос, Тюра стыдилась, что навлекла на соседа такую опасность, и торопилась еще больше. – Я ни с кем не ссорюсь и не должен отвечать за чужую удаль. У меня корабль брали внаем – откуда мне знать, куда на нем плавали?

– Дай мне копье, ты, мешок! – Бьярта подскочила к нему и решительно вырвала из рук хозяина оружие. – Иди сядь в уголке – я сама разберусь!

Опешивший Ульвмод открыл рот; лицо у него было растерянное и злое. А Тюра уже выскочила во двор, не успев даже ничего набросить на накидку. Холодный ветер широким языком лизнул ее лицо, падали мелкие снежинки, и она бежала через темный двор, как к воротам того света. Явись сюда хоть сам Фенрир Волк – это лучше неизвестности.

– Откройте! Ульвмод! Кто там есть? – кричал из-за ворот знакомый голос. – Это я, Хагир сын Халькеля! Не бойтесь! Откройте!

Имя и голос Хагира не вызвали у Тюры ни удивления, ни радости: ведь в ее мыслях он не расставался с ней ни на мгновение. Снаружи теперь раздавался тот самый голос, что весь вечер звучал в ее душе. Появление Хагира казалось и невероятным, и естественным одновременно, Тюра не спрашивала себя, сон это или явь, и стремилась к одному: скорее открыть ворота и увидеть его!

– Стой! – Кто-то вдруг схватил ее за руку.

Обернувшись, Тюра увидела Ульвмода.

– Ты с ума сошла! – всполошенно убеждал он. – Откуда тут взяться Хагиру! Он уже давно в иных мирах! Это его дух, призрак, как ты не понимаешь! Он погубит нас всех!

Тюра недоумевающе посмотрела на хозяина и, не ответив ни слова, с неожиданной силой освободила свою руку из-под руки Ульвмода, отпихнула его и выдернула брус из скобы. Ульвмод отступил: в ее взволнованном лице и блестящих глазах промелькнула какая-то высшая, сверхчеловеческая сила. И в эту тролли вселились!


1
...