Румяный и веселый после еды, он имел вид нагловатый, но дружелюбный, его щечки над жидкой светлой бородкой ярко розовели, зубы скалились в усмешке. Гельд его не любил, но вести с ним дела считал вполне возможным.

– Драгоценнейшее качество человека – постоянство! – приветливо ответил Гельд. – Как приятно знать, что, даже если Ворота Рассвета сдвинутся с места, Сэбьёрн Говорун останется возле своих владений у Корабельных Сараев!

– А куда я поеду, если меня и здесь находят такие замечательные люди! – отозвался тот, чуть ли не подпрыгивая, чтобы оказаться поближе к высокорослому собеседнику. Зная, что Гельд Подкидыш в родстве и с нынешним, и с будущим конунгом слэттов, он держался с ним не только дружелюбно, но почти подобострастно. – Пойдем, выпьем пива! – восклицал Сэбьёрн и осторожно, будто боялся порвать хорошую одежду, за рукав тянул Гельда к своему высокому крыльцу. – Или, может быть, тебе нужна молодая красивая девчонка? Тогда, конечно, пойдем, я покажу, что у меня есть! – Он хитро подмигнул и махнул рукой на подклет. – Товара не слишком много, но есть кое-что такое… Эльг Длинноногий привез с запада. Есть две хорошенькие говорлинки и две-три наших – все молоденькие, чистенькие…

– А Эльг Длинноногий здесь? – Гельд невольно огляделся. – Ты давно его видел?

Это имя, достаточно известное в Морском Пути, внезапно вызвало у него необычное любопытство. Именно Эльг Длинноногий, собственно говоря, сделал Тюру дочь Сигмунда вдовой. Нельзя сказать, чтобы Гельд сознательно испытывал к нему благодарность за это, но взглянуть на доблестного фьялля теперь было бы по-новому интересно.

– Нет, он отплыл как раз вчера. Собрался в Ясеневый фьорд. А зачем он тебе? – настырно спросил Сэбьёрн, будто боялся, что лишится выгоды, если эти двое столкуются напрямую.

– Да так… Ну, если ты не пошутил насчет пива, то пойдем, я расскажу тебе о моих подвигах.

Слушая о пленении Ормкеля сына Арне и его людей, Сэбьёрн даже не хихикал, а только кивал с самым серьезным видом. Поглядывая на его деловитое лицо, Гельд мысленно отмечал, как по-разному оценивают одни и те же вещи конунг и торговец: уж Сэбьёрн Говорун не побоится поссориться с фьяллями и охотно купит хоть самого Торбранда конунга, если отдадут по сходной цене. Но ведь и спрос с торговца и конунга совсем разный.

– Я отдам их тебе за марку серебра каждого, – окончил Гельд. – Все здоровы и вид имеют самый бодрый, какой только можно иметь в таком положении. Конечно, ты можешь сперва сам на них посмотреть. Они сидят в малом сарае у конунга.

– По марке – это много! – тут же отозвался Сэбьёрн. – Я сам продам их разве что по марке.

– Это здоровые молодые парни. От двадцати до сорока лет, старше ни одного не найдешь. Сильные, как лоси.

– Сильные-то сильные, но что они умеют делать? Ты сам умный человек и знаешь, что умеет делать хирдман благородного рода! Сражаться и пить пиво, да врать о своих подвигах! Сочинение стихов и игра в тавлеи среди рабов не очень ценится! А ходить за скотиной или вертеть жернова они не умеют и не хотят! Сколько кнутов надо будет истрепать об их спины, пока они научатся хотя бы кормить свиней!

– Зато когда научатся, им цены не будет. Я прошу марку, потому что мне пришлось хорошо их кормить в пути. Каждый из них проел чуть ли не целый эйрир!

– Зато теперь их придется кормить мне!

– Но не так уж долго! Здесь столько народу, ты еще до Дня Поминания^[1] распродашь не меньше половины. Во фьорде Бальдра у меня купили шестерых, да по пути сюда я на стоянках продал пятерых, и везде мне без споров давали марку. Это же настоящий товар, не увечные какие-нибудь, не чахоточные! А потом… ведь могут найтись люди, которые заплатят и больше за удовольствие иметь среди рабов людей такого знатного рода!

Гельд помолчал. Судя по задумчивому лицу Сэбьёрна, стрела попала в цель. Опытный торговец знал, что пленников продают не обязательно в рабство, но и наоборот – на свободу. Родной отец охотно заплатит за сына не одну, а десять марок серебра.

– Знатный род ценится только для женщин, – протянул Сэбьёрн, отвечая Гельду, а думая о своем. – Кстати, у меня есть одна уладка… Не слишком молодая, хотя еще ко всему пригодная и очень красивая. Говорят, она дочь уладского конунга… по крайней мере, такая же рыжая, как он сам…

– Пойдем, я тебе их покажу! – Гельд поднялся. – И ты сам решишь, сколько они стоят.

Через некоторое время они уже входили в сарай, где сидела под замком «добыча» Гельда. Почти у всех руки были связаны, угрюмые и замкнутые лица почти не повернулись на шум и голоса. Вид сильных и мрачных пленников полностью подтверждал слова Сэбьёрна, что справиться с ними будет непросто.

На некоторых лицах мелькнул какой-то проблеск: кое-кто здесь его знал. Кому-то, возможно, в прошлом приходилось сбывать ему свою живую добычу, и вот теперь такой добычей стали они сами. А Гельду вдруг сделалось страшно: измени однажды удача ему самому, привези кто-нибудь его самого сюда со связанными руками, и разговорчивый Сэбьёрн, только что угощавший его пивом, точно так же купит и его. Будет отчаянно торговаться с продавцом, что, дескать, человек старше сорока лет должен стоить всего полмарки как старик, а сам высчитывать в уме, сколько даст за своего родича конунг слэттов. А что поделать: законы мира одни на всех, и никто не сделает для тебя исключения потому, что ты хороший!

– Волчья стая! – объявил Сэбьёрн, при свете факела оглядев фьяллей.

– Подожди, эта стая еще тебе глотку перервет! – хрипло пригрозил кто-то из гущи сидевших на земле пленников.

Ормкель сын Арне, оборванный, с грязными повязками, исхудалый от злобной тоски и заросший клочковатой бородой, смотрел на Гельда и Сэбьёрна с такой неистребимой ненавистью, что Гельд отметил: тут никакой кнут не поможет, вырвать из Ормкеля его упрямство можно будет только вместе с жизнью. Правда, это уже забота покупателя. Он опасливо покосился на Сэбьёрна: не возьмет. Но Сэбьёрна злые взгляды и угрозы не смущали: он всю жизнь прожил среди них и отрастил на своей душе шкуру не хуже, чем у любого дракона.

Не вглядываясь в лица, он считал по головам: десять, одиннадцать, двенадцать…

– Надо их вывести наружу – тут темно, я не вижу. – Он обернулся к Гельду. – Пожалуй, я возьму… десяток-другой…

Гельд усмехнулся: Сэбьёрн говорил о людях, как о яйцах или треске.

Со своими помощниками, захваченными из Корабельных Сараев, Сэбьёрн выводил фьяллей на воздух, осматривал, торговался, но в конце концов согласился взять всех. Гельд уступил по эйриру с человека, как и собирался с самого начала, и к вечеру Сэбьёрн при свидетелях передал ему серебро.

Несколько следующих дней Гельд занимался своими торговыми делами, не забывая, однако, и о делах Бергвида. На Ветровом мысу царило оживление: начался йоль, пировали у всякого очага, от усадьбы конунга до каморки Сэбьёрновых рабынь, хотя веселье, конечно, было несколько разное. У конунга с Бергвидом сыном Стюрмира обходились как с почетным гостем: его сажали на хорошее место, Рамвальд конунг сделал ему несколько подарков и однажды провозгласил кубок в память его доблестно погибшего отца, но о деле с ним не заговаривал и прямо ничего не обещал. Гельд не сомневался, что разговоры об этом идут: не зря Рамвальд конунг на пирах собирал вокруг себя знатных кваргов, в изобилии гостивших на Ветровом мысу в праздники.

Дружина Рамвальда, с которой Гельд ненавязчиво беседовал время от времени, не слишком приветствовала мысль о помощи квиттам. Весело сходить на богатые земли, где есть что взять, а не на такие, где все давным-давно взято. Гельд не был мечтателем и не ждал, что люди захотят жертвовать жизнью ради бескорыстной помощи чужому племени. Так не бывает. Вот если бы пообещать им последующий поход на Фьялленланд, где можно будет отобрать все награбленное ранее… Но так много Гельд не мог на себя взять: он ведь не конунг и даже не его сын.

Пообещать что-то существенное мог бы сам Бергвид, но он не проявлял склонности к разговорам, а Гельд не лез с советами, помня, как холодно были встречены его предыдущие попытки. Надменное лицо Бергвида как бы говорило, что кварги должны считать за честь, раз уж им позволено помочь в его делах. Гельд вспоминал рассказы брата Дага: пятнадцать лет назад у него на глазах Стюрмир конунг в Эльвенэсе вел себя примерно так же. Что и привело к самым печальным последствиям. У говорлинов, которых здесь на Ветровом мысу множество, есть пословица: яблоко падает рядом с яблоней, то есть сын бывает похож на отца. А в Морском Пути говорят: из дурного зерна не вырастает ничего хорошего. Ах, Квиттинг! У тебя же есть в запасе так много добрых, здоровых зерен, почему же прорастают в первую очередь дурные? И живешь среди одного чертополоха, взывая к богам: за что вы так наказали мою родину!

Но Гельд старался гнать мрачные мысли. В конце концов, Бергвид еще толком не показал себя, и ничего нет удивительного, если в обществе таких знатных людей он теряется и молчит. Этот надменный вид есть первый признак неуверенности в себе: кто в себе не сомневается, тот не пытается всем что-то доказывать. Он повзрослеет, и все наладится… Если не будет поздно.

Зимние праздники понемногу проходили, миновал День Поминания, движение вдоль южных берегов снова оживилось. Кто-то из гостей Ветрового мыса трогался прочь, на смену им приплывали другие. Однажды в полдень к Сэбьёрну Говоруну явился знатный гость.

– Кто ко мне пришел! – Торговец ликовал и даже сдвинул немного повыше свою шапку, так что его серые глазки, немножко косящие наружу и радостно блестящие, стали хорошо видны. – Хрейдар Гордый! Да хранит Тор на море твой корабль,^[2] да пошлет тебе Один победы во всяких битвах, куда поведет тебя твоя доблесть! Какое бы дело ни привело тебя ко мне, ты можешь рассчитывать на меня, как на собственную ногу!

Хрейдар Гордый, хёвдинг северной трети Фьялленланда, снисходительно принимал эти хвалы. За пятьдесят с лишним лет жизни он успел прославиться далеко за пределами подвластной ему области. Его вытянутое бесцветное лицо с длинным острым носом производило какое-то режущее впечатление, взгляд узких глаз непонятного серо-зеленоватого цвета был ехидным и неприятным, а при виде его густой темно-рыжей бороды возникало удивление, как он ухитряется донести ложку до рта, не запутавшись в этом дремучем лесу. Голову он держал высоко, что помогало его прозвищу, шагал широко и двигался размашисто, будто силы переполняли его и плескали через край.

– Ладно, я к тебе пришел не за льстивыми словами! – сказал Хрейдар, когда Сэбьёрн умолк. – Мне нужно другое. Говорят, у тебя есть молодые девчонки. Показывай.

– Всего одна! – Сэбьёрн с видом крайнего ужаса всплеснул руками. – Было пять или даже шесть, но на праздник каждому хочется сделать подарок себе или доброму другу… Осталась всего одна, и не скажу, честно говоря, что она по-настоящему достойна тебя. Так, для какого-нибудь мелкого хорька, у кого жена состарилась… Но зато, доблестный вождь… – Сэбьёрн подмигнул сам себе, – у меня есть для тебя еще кое-что занятное. Может быть, тебе понравится. Пойдем! Пойдем!

Было раннее утро, над западным побережьем Квиттинга висел зимний туман, и корабль, шедший вдоль обрывистого берега, пробирался через белесую стылую пелену медленно, ощупью. Сквозь слоистые облака неясно просвечивала то мокрая скала, то оголенный лес из березы и дуба, да изредка сосна, дымчатая и серая, качала лохматой макушкой на каменном выступе. Змеиная голова с оскаленными зубами, высоко поднятая на переднем штевне, казалось, щурилась, высматривая дорогу.

Хозяин корабля, стоявший на носу возле штевня, тоже щурился, вытягивал шею вперед, прислушивался к шуму волн, бьющих о камни.

– Теперь должно быть близко, – бормотал он. – Близко до вонючей норы, где сидит эта лиса с моим награбленным добром… Больше-то он не будет лазить в чужие дома, пока хозяев нет… Осторожнее, «Змеюга»! Не сядем же мы на камни за полперехода до места! После всего это будет совсем обидно!

Постепенно светлело, туман помалу рассеивался. Уже стала видна вода с мелкими сердитыми волнами, где качалась ледяная крошка, мелкие островки и камни позади них, возле самого берега. Впереди между скалами обозначился вход во фьорд.

– Должно быть, это здесь! – крикнул он, обернувшись к гребцам. – Давай, ребята, мы уже на месте!

Со всей осторожностью продвигаясь в незнакомой воде, «Змей» вошел во фьорд и ползком крался по самой середине, подальше от берегов, где ждали добычи подводные камни. Вебранд и прочие свободные от весел вглядывались, выискивая тропинки или другие признаки жилья: в таком тумане за близким лесом не трудно пропустить даже золотую крышу Валхаллы.

– Вон, похоже… – начал Вебранд, но рядом с ним молодой хирдман радостно крикнул:

– Вижу сарай! Вон он, на отмели!

– Сам вижу! – оборвал его вожак. – А ты не ори, курносый, а то хозяева услышат. Пусть им будет нечаянная радость!

Сейчас он даже не хихикал по своему обыкновению, а на лице его отражалась некая возбужденная сосредоточенность. Вебранду Серому Зубу было не до шуток: наконец-то его долгий путь к смертельному врагу подошел к концу.

Подкравшись к берегу, «Змей» выполз на песок. Гранны побежали к корабельному сараю и легко открыли дверь: она оставалась не запертой. Вебранд распахнул створку во всю ширь и шагнул внутрь. Сарай был пуст, если не считать старой лодки, сетей, драных рыбных корзин и прочего в таком роде, наваленного по углам.

– Нет корабля, – огорченно воскликнул курносый Лэттир. – Он же должен быть тут! Я бы его сразу узнал – с волчьей головой!

– Может, их тоже нет дома! – хмыкнул кто-то за спиной.

– Может, они так расхрабрились, что сразу после йоля пошли в новый поход! – сказал Вебранд. – Ну, ладно. Начнем с дома, как они начали. И уж я дождусь хозяев, хоть бы они прятались от меня целый год!

День был пасмурный, но в Березняке скоро заметили, что над берегом моря поднимается густой столб черного дыма.

– Будто… пахнет гарью! – Старая Гуннхильд принюхалась к ветру, обернулась к морю, прищурила слабые глаза. – Эйк! Дубина! Погляди – что-то горит!

– Сарай! Корабельный сарай!

Двор усадьбы мигом наполнился криками: на берегу моря с таким огромным столбом черного дыма могло гореть только одно: корабельный сарай!

– Скорее, скорее! – Бьярта полотенцем гнала из кухни челядь, которая в суете искала шапки, накидки и пояса. – Скорее! Хагир! Стормунд! Эгдир, берите топоры, крючья! Ломайте, а то дальше пойдет! Заливать уже поздно!

– Ничего, в лесу много снега, на лес не перекинется! – утешал ее Хагир, торопливо завязывая пояс. – Построим новый – этот сарай ровесник святилищу Тюрсхейм!

Эгдир в это время крепко держал Коля, который вырывался и тоже собирался мчаться на пожар.

– Как хорошо, что Ульвмод забрал корабль! – приговаривала Бьярта. – Он бы с нас тройную цену содрал за свою кучу гнилых дров… Отчего же могло загореться? Какие-нибудь бродяги ночевали! Я говорила тебе, Стормунд, запирай дверь!

Вооружившись топорами, ломами и баграми, толпа челяди и хирдманов в беспорядке высыпала со двора. Впереди бежали Эйк и Хёрд, размахивая ломами и вопя, как берсерки перед битвой.

Но едва лишь они добежали до обрыва, откуда можно было глянуть вниз и увидеть берег, как их воинственные крики сменились испуганными. Корабельный сарай горел, весь объятый пламенем, стоял оглушительный треск, и языки огня лизали небо. А вверх по склону поднималась толпа чужих вооруженных людей самого грозного вида. Казалось, орава злобных троллей выскочила из-под земли и вот-вот столкнется с людьми нос к носу.

Эйк и Хёрд замерли на миг, потом выронили свои орудия, повернулись и еще быстрее помчались обратно. Лом и багор остались лежать на тропе.

– Э-а-а! Люди! Чужие! На нас напали! – вопили пастухи, на бегу сталкиваясь со своими. – Напали!

Их не понимали, им не верили. Еще один, двое, трое с Хагиром во главе добежали до обрыва и увидели пришельцев, позади которых яростно пылал корабельный сарай. Быстрый шаг, полное вооружение, суровые лица гостей не оставляли сомнений, что те пришли отнюдь не с миром и дружбой. Брошенное снизу копье свистнуло мимо плеча и без слов принесло вызов. Домочадцы Березняка в едином порыве отхлынули назад: щитов ни у кого с собой не было, равно как и настоящего оружия.

– Фьялли, фьялли! – закричал кто-то.

И тогда все побежали обратно.

– Назад! В дом! В усадьбу! – орал Хагир, задержавшись на тропе и подгоняя отставших. – Женщины, все в дом! Коль, домой! Убью!

В считаные мгновения вся толпа ввалилась назад за ворота, и Хагир втянул назад открытую створку. Ворота заложили засовом.

– Что там? Кто там? – Стормунд, увлеченный общим потоком и ничего не понявший, с ломом в руках стоял у ворот, больше удивленный, чем встревоженный. – Хагир, кто там? Что вы побежали? А сарай? Надо разобраться!

– Пока будем разбираться, нас перебьют! Решетку! Решетку тащите, тролли! – кричал Хагир, не отходя от ворот, как будто сам поддерживал их крепость. – Хринг, решетку!

В последние годы в усадьбах квиттов завелось приспособление: в случае большой опасности ворота прикрывали сзади высокой решеткой, собранной из железных полос. Если нападающие прорубали или сжигали сами ворота, решетка еще некоторое время мешала им прорваться во двор. В Березняке тоже имелась такая решетка, и по странной случайности Бьярта помнила, в каком амбаре она пережидает спокойные времена.

Двор был полон суеты. Благополучное течение сытой зимы нарушилось слишком внезапно: упавшие с неба враги казались дурным сном.

– Они узнали! Они пришли мстить! – кричали и челядинцы, и хирдманы. – Это Асвальд Сутулый, да? Это Асвальд?

– Это не фьялли! – крикнул Хагир. – Это Вебранд!

На фьяллей нежданные гости совсем не походили, зато Хагир узнал корабль на отмели: это был тот самый «Змей», который полгода назад выплыл им навстречу и которому Стормунд так обрадовался. Это Вебранд Серый Зуб. Занятые мыслями о фьяллях и Бергвиде, они совсем забыли о нем, а зря. Слишком увлеченные своим торжеством над старыми врагами, они забыли, что обзавелись еще одним, не менее опасным. И глупо было бы надеяться, что он их не найдет.

Эти мысли молниями вспыхивали в голове Хагира, и казалось удивительным, что эти простые соображения не явились раньше. Ни единого мгновения он не должен был упускать Вебранда Серого Зуба из ума. Можно было подготовиться к встрече получше. Не распускать дружину… Выставить дозоры… Тьфу, что теперь вспоминать! Теперь надо рассчитывать только на тех, кто здесь, и как-то обойтись этими!

С лязгом, грохотом и воплями, когда железные прутья и углы задевали чьи-то конечности, решетку приволокли и привесили к скобам. Женщины и прочие неспособные к битве спрятались в хозяйский дом, хирдманы вооружились и встали полукругом на дворе. Стормунд стоял впереди у самых ворот, в полном вооружении, в блестящем шлеме. Жаль, что гранны сквозь ворота не видят, до чего грозно он выглядит!