Снефрид молчала. Ларец был у нее – обернутый в мешковину, лежал на дне ее ларя с крашеной одеждой, запертого на большой железный замок. Ключ висел у нее на груди, под застежкой, на бронзовой цепочке. Да, Ульвар говорил, что за этим его выигрышем могут прийти и принести деньги – сотню серебра.

– Как было имя того человека? – задумчиво спросила она.

– Я тебе перечислила его имена. Повторить?

– Не надо, я помню. Среди них нет имени хозяина ларца.

– Но это же не настоящие его имена! Он не хотел, чтобы кто-то о нем знал. Слишком привык скрываться, даже умирая, пытался сбить врагов со следа.

– Я знаю имя того человек, у кого Ульвар выиграл ларец. И никому другому я его не отдам. Даже если он назовется Свидриром, Хрофтом, Альфёдром, Бивлинди, Фьёльниром, Харбардом^[17] и так далее.

– Кажется, он пытался назвать настоящее имя, – неуверенно сказала Хравнхильд. – За пару вздохов до того как умер. Оно начинается на Хр… Может, Хрейдар, или Хринг, или что-то в этом роде. Но может, это был просто предсмертный хрип.

– Стало быть, мы не знаем, кто он и имеет ли право на ларец. Ты сама понимаешь – дорогой залог нельзя отдать первому, кто пожелает, если он не докажет, что имеет право.

– Но если бы он не имел права, откуда бы он знал о ларце, о выигрыше, о том, что он у вас, о сумме залога?

– О, мало ли откуда! О нем могли знать несколько человек. А кто-то из них мог проболтаться. Спьяну похвастался, или… его силой заставили выдать тайну.

– Но какая тебе разница? Ведь деньги он принес. А тебе они очень нужны.

– Я не отдам залог невесть кому. Что если потом явится настоящий хозяин? Или тот человек, у кого ключ? Что я буду ему отвечать? И я, и Ульвар окажемся опозорены, а на нем и так слишком много висит!

– Если ты возьмешь эти деньги, то сможешь успокоить Фроди и Кальва, они отвяжутся от тебя, а твой муж вернет доброе имя. Ты сможешь дальше спокойно жить с отцом…

Снефрид задумалась. Она утаила от тетки часть пророчества Хравна, ту, где он предостерег ее от опасности, если она останется одна. «Волки сбросят овечьи шкуры…» Уж конечно, он имел в виду Фроди и Кальва. Если она отдаст деньги, им придется оставить ее в покое, даже если она и лишится защиты отца.

– Но послушай… – Снефрид взглянула на тетку. – Ведь этот человек умер. Он больше не может забрать ларец. Даже согласись я – что мы стали бы делать? Положить ларец с ним в могилу? Ты сама собираешься его хоронить?

– Тебе стоило бы отдать этот ларец мне, – медленно и внушительно произнесла Хравнхильд. – С тех пор как я все это узнала, я кое-что поняла. Твоему мужу не стоило брать эту вещь. Он всегда был слишком легкомысленным и ввязывался куда не надо. Мог бы догадаться, что опасно брать неведомое сокровище, которое как раз в то время пытался заполучить Сигтрюгг, конунг данов. Он шел по следу Свидрира и только чудом не заметил, как ларец перешел к твоему мужу. Но это была не вся опасность, а только малая часть. Сокровище похищено из святилища Фрейра, и на нем лежит проклятье. Он привез его пять лет назад, верно?

– Да, – тихо подтвердила Снефрид.

– И через лето сгинул, тоже верно?

– Да, – еще тише сказала Снефрид.

– В его бедах повинен ларец. У твоего мужа нет ни сил, ни знаний, чтобы управиться с такой сильной вещью. Да и у тебя тоже. Сама посмотри. Вот уже третью зиму ты живешь не женой и не вдовой, зависнув между жизнью и смертью. Тебе пришлось продать хутор. Потом эти двое стали домогаться денег, а теперь еще получили такое оружие – известие, что твой муж проиграл их товар. Он, кстати, и в тот раз играл на товар, но ему повезло…

– Вот видишь! – Снефрид вскинула глаза. – Он не всегда проигрывал, у него есть удача!

– Это неудача, что он выиграл в тот раз! Неудача, что он вообще повстречался с тем человеком! – Хравнхильд кивнула на стену, за которой была кладовая. – Если бы он не сел с ним играть, не выиграл бы ларец, он бы не ввязался в ту беду на Готланде и не оказался вынужден бежать! А теперь опасность грозит и тебе! Отдай мне ларец, и все еще наладится. Может, даже Фрейр отведет от вас свой гневный взор и твой муж сможет вернуться домой. И получит право вернуться, потому что этими деньгами ты выплатишь его долги.

Снефрид задумалась. Вспомнился тот день, когда Ульвар, вернувшись осенью из поездки, с важным видом вынул из мешка небольшой ларец резной кости, тонкой работы, украшенный полосами меди и бронзы. Яркий, нарядный. «Смотри, как мне повезло! – гордо сказал он. – В тот день все норны и дисы меня расцеловали, как любимого сына! Тот лосось выбросил два, а я – четыре, и вот мой выигрыш! За эту вещь мне обещали заплатить сотню серебром, да здесь только сам ларец стоит половину того! Что же там внутри!»

«Что там внутри?» – спросила изумленная Снефрид; пожалуй, ни разу ей не приходилось еще видеть такой дорогой и искусно сделанной вещи. Это ларец подошел бы королеве, чтобы хранить в нем самые дорогие уборы.

«Я не знаю! – честно сказал Ульвар. – Тот человек, Хаки, мне не сказал».

«Хаки?»

«Да, его зовут Хаки, а прозвище Тюленьи Яйца. Такое не забудешь. Он сказал только, что здесь заперто величайшее сокровище Северных Стран и оно приносит удачу. Я выиграл величайшую удачу, и теперь увидишь, как хорошо пойдут все наши дела! Вот только ключа нет. Он остался у другого человека, но если тот придет, ему тоже нужно отдать».

«Но как мы узнаем, тот ли это ключ?»

«Он какой-то особенный, и сразу будет видно, что именно этот ключ подходит».

Обманулся ли Ульвар в своих надеждах? На первый взгляд – да. Все их неприятности Хравнхильд перечислила верно. Но… у малых волн мудрости мало. Корабль, на котором Ульвар должен был ехать с дорогим товаром с Готланда в Хедебю, был ограблен викингами. Все плывшие на нем люди попали в плен, и вот только один из них два года спустя был замечен – у кого-то в рабстве. Окажись Ульвар на том корабле – он мог бы погибнуть или стать рабом. И товар все равно пропал бы. А так он жив и на свободе, с надеждой поправить свои дела. Так если она сейчас возьмет и отдаст ларец Хравнхильд – не погубит ли она тем удачу Ульвара в тех далеких краях, где он сейчас? Да и свою тоже – ведь им ничего не грозит, пока Фроди и Кальв не нашли свидетелей проигрыша товара. Пока удача в ее руках – они никого не найдут, и все их угрозы останутся словами…

– Я не могу… отдать тебе ларец, – наконец произнесла Снефрид, не глядя на тетку. – Я не знаю… где он. Куда Ульвар его спрятал.

– Ты лжешь! – гневно воскликнула Хравнхильд. – В жизни не поверю, чтобы этот простофиля не похвастался перед тобой, чтобы ты не знала, где он держал такую вещь!

Снефрид вместо ответа лишь повела плечом.

– Фридо, не глупи! – настойчиво продолжала Хравнхильд. – Тебе не по силам владеть такой вещью! Не по силам! Ты как ребенок, что взялся поиграть мечом – невзначай сама себя зарежешь насмерть, не успеешь и понять как! Отдай его мне, и все еще наладится! Я спрошу у дис, как нам быть с ним, как обратить его силу себе во благо. Тебе и твоему мужу от этого будет только лучше. Держать это у себя для тебя опасно! Даже и потому, что за ним может прийти кто-то еще! Пусть лучше он явится ко мне, чем к тебе! И подумай о деньгах. Ты выплатишь долг, восстановишь честь, обретешь покой, ничего не потеряв из своего. Нужно быть глупой, как курица, чтобы отказаться от такой возможности!

– Пусть дисы расскажут тебе, где этот ларец, – тихо, со скрытой обидой ответила Снефрид.

– Так-то ты любишь своего мужа! Не хочешь помочь ему восстановить свою честь и вернуться домой, когда все это у тебя в руках!

– Не учи меня, как любить мужа! – Теперь Снефрид по-настоящему рассердилась и встала. – Что ты знаешь о любви? Ты никогда не была замужем, даже не собиралась! Ты знаешь только своих берсерков – этих бешеных мужиков, но я даже думать не хочу, что за любовь у вас с ними случалась!

– Да уж где тебе, глупая девчонка! – Хравнхильд тоже встала, ее голубые глаза засверкали. – Для такой любви нужна смелость и разум, а не куриные мозги и козье упрямство! Пока не поздно, послушай меня! Я предлагаю тебе спасение! Иначе ты пожалеешь о своем упрямстве! Пока ларец у тебя, не увидишь ты ни мира, ни покоя! Скоро тебе придется бежать из дома, и ты будешь бежать, не имея времени присесть, как лист на ветру, пока не достигнешь того места, где ключ подойдет к замку!

Произнеся эти слова, Хравнхильд вдруг сама вытаращила глаза и прижала пальцы ко рту. На лице ее мелькнул испуг и недоумение – кажется, она вовсе не собиралась этого говорить.

– Вот как? – Снефрид широко раскрыла глаза.

Это уже было похоже не то на проклятье, не то на пророчество, и у нее похолодело внутри от мысли, что в эти мгновения она навлекла на себя гнев не только тетки, но и тех сил, что стоят за нею.

– Где же это будет?

– На самом краю света, на границе Утгарда, – тихо выговорила Хравнхильд, напряженно вслушиваясь во что-то глубоко внутри своего разума.

Они помолчали, переводя дух. Потрясенная Снефрид не смела даже спросить, что означает это пророчество.

– Мне пора, – сказала Снефрид в надежде, что когда она выйдет из этого дома, все пугающие тайны останутся позади.

– Обожди, – Хравнхильд постаралась взять себя в руки. – Уже темнеет.

– Ничего. Дорога не опасна, я успею до ночи.

Снефрид надела шубу как следует и вышла, чтобы оседлать Ласточку. Уже и правда темнело, но ей не хотелось оставаться рядом с теткой. Ее слишком потрясло услышанное, и она боялась, что поддастся соблазну разом отделаться от всего – от чужих тайн и своих долгов, – отдав тетке ларец. Ей хотелось обдумать это все в тишине и одиночестве. Может быть, посоветоваться с отцом…

Хравнхильд вышла из дома, чтобы посмотреть, как Снефрид подводит Ласточку к большому камню у ограды – сейчас он едва виднелся из-под снега – и садится в седло. Но не сказала больше ни слова. Отъехав, Снефрид обернулась – тетка так и стояла у двери, глядя ей вслед. И никогда еще она не казалась Снефрид так сильно похожей на норну у девяти корней мира.

* * *

Через несколько дней, когда снег почти растаял, Хравнхильд стояла над ямой глубиной в два локтя, вырытой на опушке ельника, на самом краю родового погребального поля. Может, бабки и деды будут не слишком рады соседству чужака, но Хравнхильд полагалась на то, что Хравн не позволит тому бесчинствовать. Кари, кряхтя и ворча, вырыл эту яму, а потом они вдвоем, сделав из жердей волокушу, приволокли сюда тело гостя из метели. Завернутое в коровью шкуру и обвязанное веревкой, оно уже покоилось на дне ямы.

– Вот твой мешок, – Хравнхильд наклонилась и положила тяжелый, чуть слышно звякнувший мешок в ногах покойного. Меч уже лежал у него под правой рукой, и при свете дня рукоять с серебром и золотом сияла, как звезда, случайно скатившаяся с неба прямо в яму. – Все, что ты принес в мой дом, ты забираешь с собой. Я не взяла у тебя ничего. Твой ларец – если он и правда твой – выкупить не удалось, но то не моя вина, и твое серебро осталось при тебе. Я не взяла себе ни кусочка. Да владеет тобой Один, а меня тебе не в чем упрекнуть.

Она сделала знак работнику, и Кари принялся засыпать яму землей. Рядом лежали приготовленные камни – Хравнхильд сама собрала их, чтобы покрыть могилу сверху и не дать лисам добраться до тела. А покойнику – выбраться наружу.

– И самое главное, что ты уносишь с собой, – пробормотала она, глядя, как комья земли со стуком падают на коровью шкуру, все плотнее ее укрывая, – это твое настоящее имя…