Хазары появились еще до полудня. Стоя среди других на валу, Мирава смотрела, как они проезжают по тропе вдоль реки – у каждого заводной конь с пожитками, но никаких возов. Белые льняные кафтаны с цветной оторочкой на вороте, с короткими, по локоть, рукавами, кожаные сапоги, высокие, похожие на шлемы шапки с отворотами. Она привыкла видеть хазар зимой, когда они носили шапки, крытые цветным шелком, а их отворота были обшиты полосами разноцветного меха, но летом и шапки были легкими, шелковыми на льняной подкладке. Скуластые смуглые лица с небольшими бородками или только с усами, длинные темные волосы, заплетенные в несколько кос. Среди природных хазар мелькали ясы: эти были не так смуглы и скуласты, у многих были светлые или русые волосы, серые или голубые глаза, и длинных кос они не носили. Все всадники были вооружены: однолезвийные мечи, кинжалы и ножи, луки в берестяных и кожаных налучах, колчаны со стрелами. На каждом всаднике поясов было по два: один богато украшенный литыми пряжками, хвостовиками и накладками – воинский, а другой простой – саадачный, для лука и стрел. Поясные накладки у хазар были отлиты в виде человеческих голов, и между славян жило убеждение, будто число этих накладок говорит о числе убитых врагов. Одна старуха рассказывала, будто в давние времена хазары и ясы привязывали к седлу кожу, содранную с головы убитого врага, а бляшки стали делать взамен. Мирава не знала, верить ли в это.

А вон и Азар-тархан. Шелковая отделка на белом кафтане у него была шире и богаче, чем у прочих, вороной конь был самым лучшим, а пояс блестел серебряными накладками в таком множестве, что делалось жутко: если это и правда головы убитых, то их тени должны лететь за ним длинной густой вереницей.

Но едва ли не богаче был наряжен его конь: позолоченные бляшки узды, бронзовые накладки на передней и задней луке седла, а под седлом кожаная попона, где серебряной проволокой были выложены узоры в виде больших птиц, клюющих плоды с дерева. Начельник его был украшен литым из бронзы изображением женшины с чашей в руках: у фигурки можно было разглядеть заплетенные и уложенные на голове косы, в ухе – серебряное колечко серьги, а в глаза были ставлены два маленьких бирюзовых камешка. Все эти украшения придавали вороному коню вид какого-то божества, и владеть им мог только самый знатный вождь.

Ярдар, Хастен и старшие оружники ждали у ворот, но в город Азар-тархан не поехал. Даже зимой он не желал тесниться в избах, а ставил округлые войлочные вежи на деревянной обрешетке – ёрту, где можно было разводить огонь и, застелив землю лапником и кошмами, жить почти так же удобно, как в избе. Расположились они на том же лугу, где совсем недавно стояли русы, и теперь уже их белеющие шатры хорошо было видно из Тархан-городца. В этот раз хазары не привезли ёрту: для этого понадобились бы возы или медлительные верблюды, а тархан, как видно, не хотел терять времени.

Во время пребывания хазар в Веденецкой волости кормить их было обязанностью здешних жителей. Зимой, ожидая их, Ярдар заранее собирал нарочно выращенных бычков и баранов, но теперь, когда хазары явились не в срок, пришлось пожертвовать частью тархановского стада. Скот сразу отправили в стан, чтобы хазары с дороги приготовили еду. Вскоре над лугом поплыл дым костров.

Дав гостям устроиться, Ярдар поехал поздороваться и узнать о причинах внезапного появления. С собой он взял Безлета, Заведа и Хельва, как людей благоразумных и сдержанных; Хастена он предпочел бы оставить дома, но тот не желал отставать ни на шаг.

Азар-тархан, иначе Азарион, сын Кадзаха, принял воевод в своем шатре. Они были в этом краю хозяевами, а он гостем, однако он, наделенный властью именем хакан-бека Хазарии, был хозяином в любом месте на бескрайних просторах державы Булана^[25], где появлялся среди платящих дань «городу царства». Скрестив ноги в высоких кожаных сапогах с загнутыми носами, он сидел на цветном ковре напротив входа, на почетном хозяйском месте, пусть в шатре и не было очага. Знающий обычаи степных народов, Ярдар вручил ему на рушнике каравай хлеба с кругом белого овечьего сыра, а Хастен поставил горшки с простоквашей и сметаной – полагалось подносить пищу белого цвета в знак пожелания здоровья и благополучия. К их облегчению, Азар-тархан принял все это, кивком приказав поставить на кошму перед ним; в ответ, выронив из рукава горсть серебряных шелягов, вручил их Ярдару и пригласил сесть. Ярдар с облегчением уселся: обмен дарами означал, что хотя бы пока тархан к ним благосклонен.

– Да славится Стыр Хуыцау – Великий Творец! – провозгласил Азар-тархан, держа чашу, поднял ее на вытянутых руках, потом плеснул на землю и отпил.

– Да славятся боги! – повторил Ярдар, приняв чашу после тархана.

Прочие уселись ближе к входу, в менее почетной части шатра. Каждый год общаясь с хазарами, тархановские оружники привыкли и сидеть по-хазарски, различая строгие и вольные позы, а также те, что приличны лишь старикам и женщинам, и умели есть по хазарским обычаям. Сейчас Азар-тархан им пока угощения не предлагал, но по зимам устраивал пир в своей ёрту, чтобы отметить окончание сбора дани. Многие знатные хазары, приближенные хакан-бека, держались жидинской веры, принятой их дедами около ста лет назад, но знатные ясы их примеру не следовали, поэтому Азар-тархану обычай не запрещал есть вместе со славянами, поклонявшимися Перуну, Дажьбогу и Макоши.

Азар-тархан ездил сюда за данью уже зим пять или шесть. Это был человек еще не старый, лет тридцати; довольно высокий, круглолицый, он внешностью выделялся среди собственной дружины, где были природные хазары и ясы. Сам он происходил из донских ясов по отцу, а мать его была взята из знатного рода славян-люторичей с верховий Дона. Поэтому и цветом лица, и чертами он был сродни скорее славянам, чем хазарам, и свободно говорил на их языке. Темно-русая борода у него была гуще, чем у любого из хазар. Возможно, родство со славянами и доставило ему должность сборщика дани с самой дальней окраины хазарских владений. На нем был повседневный кафтан из чисто-белого льна, с широкими длинными рукавами, которые в нижней части имели узкие запястья из шелка двух видов: выше красного с узором, а на самом краю синего. Благодаря узкому запястью длинные рукава лежали внушительными складками. Сам кафтан, как принято, был мешковат, но, схваченный поясом, подчеркивал крепкий и стройный стан всадника. Как принято у хазар, браслетов тархан не носил, зато на пальцах его было четыре-пять перстней: золотых и серебряных, с медовым сердоликом, с голубой бирюзой, с прозрачным хрусталем. В левом ухе виднелась серьга в виде длинной капли – золотая, с белой жемчужинкой сверху и с маленьким камнем-жабиком^[26] на золотой петельке внизу. Подражая хазарам, все тархановские носили серебряные серьги в знак принадлежности к дружине, каждый свободный отрок получал ее в двенадцать лет вместе с оружием. Вот только на столь роскошный воинский пояс с позолоченными пряжкой, хвостовиком и бляшками никто из них, даже Ярдар, не имел права.

При всей своей молодости, Ярдар был достаточно научен вежеству, чтобы не одолевать тархана прямыми расспросами. Осведомился он, как полагается, о здоровье хакан-бека и его рода, о здоровье самого Азар-тархан и его родных.

– Я рад, что вижу вас живыми, а город ваш неповрежденным, – заговорил Азар-тархан. – Боги о вас позаботились. Не могу сказать, что в нашей земле и даже в моем роду все благополучно. Немалое несчастье послали нам боги. Мой брат, доблестный Бесагур, пал в сражении с этими грязными псами, русами. Но ты уже знаешь о той битве, – своими темно-серыми глазами он пристально взглянул прямо в глаза Ярдару. – Они ведь были здесь. Русы и их вожак, здоровенный, как дерево.

– Битве?

Ярдар вполне убедительно изобразил изумление, хотя основой его была тревога – прямо так сходу ему пришлось ступить на зыбкую почву умолчаний и лжи. Приняв совет Ольрада, он предупредил всех своих, чтобы делали вид, будто не знали о побоище на Итиле. А с Хастена даже взял клятву. Тот пытался уклониться, но Ярдар сумел настоять. «Будешь твердить, как баба, я-де говорил, не поможет! – отрезал он. – И ты с нами со всеми в Амундовом шатре сидел, отвечать будем вместе».

– Или вы скажете, что их здесь не было? – продолжал Азар-тархан, слегка скривив рот, и Ярдар едва не вздрогнул: да он никак видит все их мысли насквозь? – Это я уже слышал! Буртасы на переволоке, эти вонючие овцелюбы, пытались мне сказать, что русы ушли вверх по Итилю, не смея соваться к ним, и там их перебили булгары. Я было чуть им не поверил, но не успел я еще с ними расстаться, как их ложь выплыла наружу. Мои люди нашли следы стоянки войска в две тысячи человек! И эти же следы я видел по всему пути до этого самого места! – Азар-тархан показал за стену шатра. – Сотни кострищ, пни, щепки, кости, всякий мусор, всякое дерьмо! Двухтысячное войско не может не оставить следов. Видит Солнце Солнц, они стояли на этом самом лугу, и не более пятнадцати дней назад! Если вы думали мне солгать, то сразу оставьте эти мысли!

– Ты несправедлив к нам, Азар-тархан, – Ярдар попытался изобразить возмущение, коему, к счастью, его явное волнение не противоречило. – В нашей волости все жители видели войско Ам… русов. Но неужели… они убили твоего брата? Этого я не знал, клянусь Перуном!

Здесь его совесть была чиста: об этом Амунд не говорил. В памяти Ярдара мелькнули черные гадательные щепки – черные перья птицы-судьбы. В этой беде тархановцы никак не были виноваты, но она сильно углубит их вину, если Азар-тархан пожелает счесть их виноватыми.

– Он пал во второй схватке, ночью, – мрачно ответил Азар-тархан, в гневе раздувая ноздри. – И мы получили его тело, только когда эти псы ушли… Тогда нам досталась вся куча трупов… и только тогда мы смогли найти тела… и Бесагура. Но оно было… ограблено. – Что тело было погрызено степными волками, Азар упоминать не стал. – С него исчезло оружие, перстни. Осталась только одежда, рваная и окровавленная, по ней мы его и опознали. Исчез даже его пояс, хотя, видит Великий Творец Стыр Хуыцау, ни один русский пес не имеет права носить его, присваивая доблесть моего брата!

Пояс! Ярдар сглотнул. В сложенных руках возникло ощущение дрожи, он прямо-таки почувствовал, как бледнеет, и понадеялся, что полутьма в шатре не даст Азар-тархану это заметить. Однако воззрился на пояс самого Азара, сидевшего в двух шагах от него – как раз на хозяина шатра падал свет от поднятого полога.

Он видел такой же пояс, с позолоченными головками барсов. Когда был в гостях у другого могучего властителя – того, что ростом с дерево. Удивился, откуда у князя русов хазарский пояс. Амунд ведь говорил, что его дружина сдерживала натиск хазарского войска ночью, когда на них шли и арсии, и знатные тарханы со своими людьми, и даже пешее ополчение из Итиля. Надо спросить у Ольрада, не говорил ли Амунд что-нибудь про Бесагура… хотя откуда ему знать имена тех мертвецов, что обобрали и бросили кучей на поживу степным волкам…

Только бы никто другой не ляпнул про тот пояс перед Азаром!

– Нам русы не причинили вреда… – начал Ярдар. – Иначе мы защищались бы… но они вели себя мирно, и мы никак не могли подумать…

– Это потому что я шел за ними по пятам! – Азар-тархан прервал его, чему Ярдар был только рад. – Они знали, что их преследуют, и бежали, не смея нигде задержаться даже на день!

Может, он и прав, мелькнуло в мыслях у Ярдара. Он не задавался вопросом, много ли мог бы сделать Азар-тархан с его полусотней против двух тысяч: тот был «истинный хазарин», хоть и яс по крови, прибыл из самой Хазарии, с поручением от хакан-бека, и воплощал в себе одном всю мощь древней державы. Казалось, в мече его сверкают сто тысяч хазарских мечей, и тому, кто вздумает с ним тягаться, придется выдержать натиск всей этой мощи разом. В самом имени хазар, владевших дедами и прадедами тархановцев, таилась неодолимая сила. Любого, кто вздумает бросить вызов земной силе хакан-бека и небесной – кагана, сама его дерзость должна была убить на месте.

– Сейчас их уже нет в вашей волости?

– Нет, господин. Наши люди сопровождали их… – Ярдар сглотнул, – следовали за ними до самой Оки. Они ушли к вятичам, и никаких больше вестей о них сюда не доходило.

– О них еще будут вести, клянусь семью богами! – Азар-тархан ударил кулаком по ковру, на котором сидел. – Они думают, что сбежали и спаслись от мести. Но ничто их не спасет. Я отправлю их прямиком к Ваюгу^[27], пусть слышит меня Уастырджин^[28]! А вы? – Он обвел суровым и горящим взглядом – ясы славились тем, что у них «бешеные глаза», – сидящих перед ним тархановцев, начиная от Ярдара и до старого Хельва. – Вы покажете себя достойными подданными хакан-бека, людьми чести и доблести? Или вы, словно овцы или крысы, будете сидеть у себя в норе?

– Мы – люди чести! – Ярдар выпрямился. Называть себя крысой он не позволил бы даже тархану. – Ты намерен отомстить тем русам?

– Да, клянусь моим зэдом^[29]!

– Прямо сейчас? – нахмурился Ярдар.

– Перун тя забей! – буркнул Хастен.

– Нет, я не буду гнаться за ними, раз уж они ускользнули из наших владений, – немного остыв, ответил Азар-тархан. – Но тем больше у нас будет времени приготовиться. Разошли гонцов во все веси и городцы. Пусть соберутся старейшины. Я буду говорить с ними и отдам приказ к зиме готовить войско. Я по пути уже говорил с буртасами, с люторичами на Дону. Все они дадут людей, зимой у нас будет войско, и я проучу этих подлецов.

– Ты задумал… – Ярдар пытался представить, в какую даль придется идти, чтобы отомстить Амунду, но у него не получалось, так далеко его представления о мире земном не простирались. – Ведь Амунд живет за Днепром… за Киевом… Мы пойдем… на Киев? Где князь Олег?

Тот самый Олег, что упустил свою удачу…

Азар-тархан помедлил, будто тоже озирал мысленно земные просторы.

– Боги укажут нам цель, – обронил он. – Но клянусь Огнем, сыном Солнца: я отомщу русам за моего брата Бесагура или никогда не вернусь к священному родному очагу!

«И мы заодно», – невольно подумал Ярдар, но тут же прогнал эту мысль.

Глупо бояться за свою жизнь, когда сама могучая Хазария подталкивает тебя в спину – вперед, к богатствам далеких земель и вечной славе!