– Эльсе! – Княгиня заметила дочь и взмахнула рукой, подзывая ее. – Иди сюда скорее! Ивар, посмотри, это наша старшая дочь! Ты бы, наверное, ее не узнал!

Елисава подошла поближе и поздоровалась, отвечая на приветствия и поклоны гостей.

– Да и ты, думается, не узнала меня, правда, Эллисив? – с улыбкой произнес старший из гостей. – Когда мы последний раз виделись, ты была еще совсем девочка, хотя уже тогда красавица. Помню, Кальв говорил мне, что лет через пять лучше тебя не будет ни одной девушки во всех Восточных Странах!

– Это Ивар, сын Хакона! – пояснила ей княгиня. – Он приезжал к нам десять лет назад с Кальвом, сыном Арне, чтобы забрать Магнуса. Гудлейв тоже с ними был. Вот он! – Ингигерда показала на спутника Ивара. – Это очень знатный человек. А с Альвом ты незнакома – он сам тогда еще был мальчиком. – Она кивнула на третьего гостя, молодого, и тот, широко улыбнувшись, поклонился Елисаве. При этом стало видно, что у него не хватает верхнего зуба справа, но даже это его не портило.

– Ивар Белый – очень знатный и прославленный человек, – продолжала Ингигерда. – Но и Альв, сын Торальва, успел прославиться, поскольку уже лет восемь сам ходит в походы вместе с Иваром. Правильно я говорю?

– Конечно, королева! – ответил Альв. – С такими известными и отважными спутниками всякий прославился бы. Где мы только не побывали! Во Франкии мы знаем каждый город.

– И что еще важнее, нас там тоже хорошо знают, – добавил Гудлейв, и все трое засмеялись с самым довольным и горделивым видом.

– А как поживает Магнус? – поинтересовалась Елисава, усаживаясь.

– О, он давно уже стал настоящим конунгом! – ответил Ивар. – И не уступит ни одному из властителей в Северных Странах, можешь мне поверить! Нам сейчас приходится много воевать, но, клянусь пастью Фенрира, мы никому не отдадим того, что нам причитается по праву! Магнус конунг прислал вам всем подарки, и особенно тебе, Эллисив. Он велел передать, что ваша дружба – самое драгоценное воспоминание его юности и что она давала ему сил вынести многое, когда, казалось, никаких сил уже не остается.

Елисава улыбнулась. При мысли о Магнусе на сердце у нее стало тепло. Это был единственный сын Олава Норвежского. Побочный ребенок, он родился от наложницы, женщины красивой и знатной, но не заключавшей брак с конунгом по установленному порядку, и поэтому недоброжелатели называли Альвхильд рабыней конунга, а самого Магнуса – сыном рабыни. Скорее, в этом были виноваты церковные люди, которые всякого ребенка, родившегося от незаконной – греховной – связи, приравнивали к детям рабынь и не признавали за ним никаких прав. Но люди по старинному обычаю считали, что сын конунга имеет право на его наследство уже в силу кровного родства, да и Олав относился к своему единственному ребенку как к полноправному наследнику. Магнус получил не родовое, никогда раньше не встречавшееся среди норвежских конунгов имя, но которое было дано ему в честь Карла Магнуса, великого императора франков и христианского государя, – в знак того, что недавно окрещенная Норвегия вступила в духовное родство с самыми могущественными и просвещенными монархами Европы.

Порой Олаву конунгу приходилось очень нелегко, и однажды, надеясь получить помощь и поддержку у князя Ярослава, он приехал на Русь и привез с собой сына Магнуса, тогда пятилетнего мальчика. Уезжая, он оставил малыша в Киеве. При обычных обстоятельствах князь Ярослав, конечно, не согласился бы принять ребенка на воспитание, ибо тем самым признал бы, что из двух правителей он младший, а это никак не соответствовало действительности. Но тогда без его поддержки Олаву пришлось бы совсем плохо. И Ярослав согласился оставить ребенка у себя из милосердия, чтобы уберечь его от превратностей суровой борьбы за власть. Олав конунг так и не сумел вернуться за сыном и никогда больше его не видел – норвежский властитель погиб всего через год. Власть в Норвегии захватил Свейн конунг, сын датского конунга Кнута Могучего, но народ был им недоволен, и еще через четыре года за Магнусом приехали знатные норвежцы – Кальв, сын Арне и Ивар Белый. Они забрали десятилетнего мальчика, чтобы тот смог занять престол своего отца, и Кальв объявил его своим приемным сыном.

Княгиня Ингигерда с тяжелым сердцем расставалась с юным конунгом: имея достаточно своих детей, она тем не менее хранила память об Олаве и, сильно привязавшись к его единственному сыну, опасалась, что тяготы борьбы окажутся не по силам ребенку. Но возражать было нельзя: если бы Магнус упустил время и позволил утвердиться на престоле кому-то другому, то на всю жизнь остался бы изгнанником, живущим из милости при чужом дворе. Из любви к нему княгиня была обязана дать ему возможность попытаться, тем более что мальчик обладал немалой поддержкой знатных людей на родине.

Как рассказали Ивар и Гудлейв, в прошлом году умер конунг Дании Хёрдакнут, сын Кнута Могучего, и по заключенному между ними договору Данию получил Магнус. Теперь под его властью оказались две державы. Но на датские земли претендовал другой Свейн – племянник Кнута, сын его сестры Астрид^[10]. Принадлежа к королевскому роду по женской линии, он предпочел взять себе имя матери – Свейн, сын Астрид, а не отца – Свейн, сын Ульва. Так иногда делали люди, у которых материнский род был настолько знатнее отцовского, что последнего они почти стыдились. Кстати, и сам Харальд не любил, когда его называли сыном Сигурда. Его отец, Сигурд Свинья, был мелким конунгом, владевшим в Норвегии каким-то фюльком, и притязания Харальда на власть и почет основывались на том, что его мать, королева Аста, также была и матерью конунга Олава, которого в Норвегии почитали как святого. Но Магнус, будучи родным сыном Олава, имел полное право на отцовское наследство и уверенно его отстаивал. Этой весной он разбил Свейна и утвердил свою власть над Датской державой. Сейчас Магнус конунг оставался в Норвегии, но уже на осень назначил новый поход на датские владения Сканей, где обосновался Свейн, сын Астрид.

Слушая обо всем этом, Елисава улыбалась – она запомнила Магнуса десятилетним мальчиком, малорослым, щупленьким, и никак не могла вообразить его взрослым мужчиной – сильным и красивым, хотя и ростом не выше среднего, как рассказывали Ивар и Гудлейв. Но к тому мальчику она была привязана – будучи почти ровесниками, с пяти до десяти лет они росли вместе, играли с другими ее братьями и сестрой, и теперь Магнус казался ей тоже кем-то вроде брата.

– Он ведь еще не женился? – осведомилась княгиня Ингигерда.

– Нет, еще не женился, но у него есть кое-какие замыслы на этот счет! – с многозначительным видом ответил Ивар и, выразительно подняв брови, перевел взгляд на Елисаву. – Олав Шведский когда-то нашел себе жену в Вендоланде и перевез ее через Восточное море в Нордлёнд. У нее родилась дочь Ингигерд, которая вышла за тебя, Ярислейв конунг, и переехала через Восточное море в обратном направлении, из Швеции на Русь. Теперь у нее тоже есть дочь, и не будет ничего плохого, если она снова пересечет Восточное море, чтобы стать одной из самых прекрасных королев Нордлёнда. Тебе так не кажется, Эллисив?

Он был прав. Ее бабка по матери была княжной поморских славян, но вышла замуж в Швецию. Ее мать была шведской принцессой, но вышла замуж на Русь. Сама она родилась дочерью русского князя, и вот ей предлагается проделать уже проторенный путь с юго-востока на северо-запад. Так они и будут сновать, будто нитки, связывая друг с другом восточный и западный берег Варяжского моря.

И все же Елисава не сразу нашлась с ответом. Она была рада получить новости о товарище своего детства, но намек на то, что Магнус хочет к ней посвататься, показался ей таким же неожиданным и удивительным, как если бы посватался настоящий кровный родич. А послы не жалели слов, расписывая его достоинства: Магнус красноречив, великодушен, щедр, быстро принимает решения, отважен в бою. Молодого конунга любят все норвежцы, да и противники признают его достоинства. Ивар даже произнес несколько вис, сложенных дружинными скальдами во славу Магнуса и одержанных им побед. Но для Елисавы не это было важнее всего. В ней ожили воспоминания детства, и в душе возникло теплое чувство к давно исчезнувшему с глаз соратнику по избиению крапивы деревянными мечами…

Однако ничего необычного в этом сватовстве не было, и родители заговорили об этом сразу же, как только проводили послов и поднялись в горницу. Мать стояла за то, чтобы сватовство принять, а князь Ярослав возражал, причем весьма решительно.

– Я, знаешь ли, давным-давно этого ждал! – говорил он, по своей привычке меряя шагами горницу и прихрамывая на ходу. – Еще когда Магнуса увозили, я ждал, что Кальв предложит обручить его с Лисавой. Но тогда он, видно, понимал, что это просто наглость – просить мою дочь для какого-то мальчишки, сына рабыни, который еще никто! Потому-то он и промолчал – ведь этот Кальв совсем не дурак.

– Но теперь Магнус – уже не никто, а конунг Норвегии и Дании! Не вижу причин, почему бы ему не получить руку нашей дочери. Особенно если она сама будет не против. – Княгиня Ингигерда бросила взгляд на Елисаву, которая скромно сидела в углу и внимательно прислушивалась к разговору родителей.

Если они договорятся и примут сватовство Магнуса – о герцоге Фридрихе и прочих можно забыть и впереди ее ждет Норвегия. Против этой страны Елисава ничего не имела – язык и обычаи северных людей она хорошо знала, и мать, которая сама когда-то собиралась стать норвежской королевой, немало рассказывала о ней. Мысль получить в мужья Магнуса тоже, после некоторого размышления, ей понравилась – он не хромой старик, а молодой и вполне приятный человек. В детстве они неплохо ладили. Так почему бы им не поладить и сейчас?

– А вы помните, кто его мать? – язвительно осведомился Ярослав. – Вы же слышали, что рассказывал Ивар. Она была рабыней, а теперь живет вместе с Магнусом и с королевой Астрид^[11], и эти две постоянно ссорятся из-за лучшего места за столом! А бедный парень между ними, как между двух костров! Альвхильд – его мать, зато королева Астрид – вдова святого Олава конунга, и к тому же только ей он обязан тем, что его поддержали шведы! Без нее он, возможно, и не стал бы конунгом. Он не смеет обидеть ни одну из них, и поэтому у него дома идет постоянная война! Лисава, неужели ты хочешь вклиниться туда третьей, чтобы вечно воевать со свекровью и со старой королевой? Тебе не кажется, что при виде такой соперницы, как молодая жена, эти две старухи забудут свои распри и дружно обрушатся на тебя? Это только домашние враги! Про Свейна, сына Ульва, я уж и не говорю – о нем голова будет болеть у меня, если, не дай бог, этот брак состоится!

Подавленные столь язвительной речью, мать и дочь опустили глаза. Елисава вовсе не хотела поселиться в доме, где ей придется испытать враждебность и матери, и мачехи мужа. А княгиня Ингигерда невольно вспомнила молодость. Когда-то она вот так же, под влиянием отца, отказалась от брака с Олавом Норвежским. А чуть позже ее сводная сестра Астрид стала его женой, не спрашивая родительского согласия. И непохоже, чтобы она раскаялась в этом своевольном поступке. Она была женой одного из самых могущественных владык Нордлёнда, а теперь – вдова настоящего святого! И что теперь делать? Признать справедливость всех этих доводов или…

Но все же конунг – это конунг, даже если он сын рабыни. Князь Ярослав прекрасно осознавал это: его собственные мать и бабка были пленницами, и довольно многие князья и конунги рождались не от самых знатных матерей. Это уж кому как повезет. Происхождение значит немало, однако не мать и не бабка, а сам человек вершит свою судьбу. Поэтому Ярослав не давал никакого ответа и уклонялся от прямого разговора о сватовстве. Норвежцы не настаивали – неплохо зная киевского князя, они не ждали от него чего-то другого и были довольны уже тем, что не получили решительного отказа. Послы занимались торговыми делами, ездили с князем и его сыновьями на охоту, на пирах развлекали гостей рассказами о своих приключениях во Франкии, Фландре и Бретланде.