С этими словами от выхватил меч и с размаху рубанул Грюта по шее. Удар был так силен, а меч Рагневальда так остер, что голова слетела с плеч и покатилась по земле. Кровь забрызгала всех стоявших вокруг; многоголосый вскрик взлетел к небу. Обезглавленное тело качнулось, подогнулось в коленях и рухнуло на землю. Из перерубленных шейных вен обильно текла кровь. Кровяной поток красной змеей обвился вокруг ног Бергвида.

– Пусть эта кровь… будет моей жертвой тебе, Медный лес… – бормотал Бергвид, тяжело дыша и опираясь острием клинка о землю. – Дух корней и камней… И вам, темные альвы… Народ Подземелья… Это ваше. Я дарю вам эту жертву… Моя первая жертва вам…

Кровь перестала растекаться и стала быстро впитываться в землю. Бергвид поднял голову и огляделся: вокруг него стояли люди, замершие, как свартальвы, застигнутые солнцем. На бледном лице Бергвида виднелись брызги крови, взгляд темных глаз потух, меч в опущенной руке вздрагивал, и он походил на какое-то безжалостное божество, принявшее кровавую человеческую жертву.

Асольву вспомнилось давнее зрелище: святилище Тюрсхейм, в котором он не бывал вот уже двадцать семь лет, молчаливый Волчий камень и тело, распростертое перед ним… Лужа горячей крови, рыжеватый клок волос, колеблемый ветром, окровавленный меч в руках Стюрмира конунга… Тот час, когда отец Бергвида лишил жизни его отца, Фрейвида Огниво. И как ни мелок был нагловатый и неумный Грют Драчун по сравнению с гордым, неуступчивым и решительным хёвдингом Квиттингского Запада, сходство конца их судеб показалось дурным пророчеством. С того убийства начались поражения квиттов. Тем ударом меча Стюрмир конунг расколол надвое свое племя и обрек его на гибель. И вот теперь его единственный сын, собравшийся в поход, сделал такой же первый шаг. И он, уже сознательно, делает то, что отец его совершил только по недальновидности: объявляет соперниками и врагами собственных соплеменников и поднимает оружие против них. Когда две половины целого встают друг против друга – возможна ли вообще победа? Чем ни кончится – это все равно будет поражение.

И еще Асольву вдруг вспомнилась сестра Хёрдис. В бедах, сопровождавших начало войны, обвиняли ее. Здесь она уже ни при чем, а беды все множатся и множатся…

– Никто не смеет… никому не трогать… – пробормотал Бергвид, пытаясь придать властность своему ослабевшему голосу. – Не трогать… Темные альвы возьмут его… Я отдаю им… Не понадобится раба…

Он имел в виду свое намерение принести человеческую жертву в святилище перед началом похода. Но если рабы могли втихомолку радоваться, не опасаясь столь сурового жребия, то воинов неприятно поразило это внезапное жертвоприношение. Те, кто раньше не имел с Бергвидом дела, усомнились в нем; знавшие его испугались за себя. Невозмутим остался только Ормкель.

– Так и надо дураку! – презрительно сказал он и сплюнул на землю неподалеку от трупа.

– Мы выступаем в поход в ближайшие дни! – объявил Бергвид, перейдя со двора, где все это случилось, в гридницу и выпив пива из кубка, который поднесли ему дрожащие руки невесты. – Пока кровь жертвы не остыла, мы должны начать свое дело. Этот придурок не оставил нам выбора. Теперь копье брошено, и не мне звать его назад. Не будем ждать, пока Лисица нападет на нас! Пусть похвалится Одину победой своих рабов над той падалью, когда сядет с ним за стол! Если сумеет умереть достойно! Я приказываю: мы выступаем завтра! Я не оставлю ни одной целой усадьбы между Раудбергой и Золотым озером! Через пять дней я буду сидеть в гриднице Каменного Кабана! Да поможет мне дух корней и камней! Никто не посмеет больше противиться мне! Отныне у Квиттинга не будет других владык и хёвдингов! Я все возьму под свою руку и поведу квиттов к новой славе!

Эйра дрожала, наблюдая все это и не веря своим глазам. Лицо Бергвида с сохнущими брызгами крови на коже казалось ей темным, как у тех свартальвов, диким, как у тролля, нечеловеческим, как у восставшего мертвеца! Ей было тяжело и больно смотреть на него, но она не могла оторвать глаз, как будто скованная злым колдовством. Под ресницами горели слезы ужаса, дыхание сбивалось, сердце колотилось, точно просясь на волю. Бергвид вдруг представился ей какой-то черной пропастью, куда утекает горячая кровь из жил каждого, кто его видит и слышит. Ее душа полнилась ужасом, гневом, недоумением и отвращением ко всему происходящему. Это какое-то чудовище! Оборотень, которым тролли и ведьмы подменили того Бергвида, которого она полюбила. Она полюбила человека, который стал в ее глазах олицетворением мести за прежнее бессилие и разорение, новым Сигурдом, способным объединить квиттов под своей властью и уничтожить всякую вражду. Но перед ней теперь сидел сам воплощенный дух вражды, готовый поить неживое кровью живых, чтобы получить силу для новых убийств.

Он поклялся двергам убить всех мужчин из рода Вигмара! Только дома, согревшись на солнце после холода подгорья и придя в себя, Эйра осознала, какие жуткие обязательства взял на себя Бергвид – и она ему помогла! И вот он выступает в поход, чтобы выполнить обещанное: убить Вигмара, и Бьёрна, и Ульвига, и старого Хальма, который в ее воображении так похож на самого Хродерика Кузнеца… Темные альвы не сумели справиться с Кузнецом и вот теперь пытаются чужими руками избавиться от его потомков и наследников, которые оспаривают власть двергов над недрами Медного леса. И даже Лейкнир… Хоть по крови он и не принадлежит к роду Вигмара, но по духу он стал ему таким же сыном, как Эгиль или Хлодвиг. И именно так, как сына Вигмара и своего смертельного врага, его воспринимает Бергвид. Нет, совсем не того хотел Асольв, когда решился его поддерживать. Совсем другого! Почему же его искреннее желание мира привело только к более жестокой вражде?

Но что теперь делать? В мыслях Эйры все путалось, созревающий в душе перелом грозил обвалом всех чувств и представлений. Но Эйра еще не отдавала себе отчета в происходящем с ней и ощущала только то, что стоит над пропастью.

* * *

На окончательные сборы потребовалось еще какое-то время: как ни жаждал Бергвид конунг скорее ринуться в бой, приходилось ждать, пока вернутся посланные на побережье за съестными припасами. Ульв Дубина и кое-кто за ним, правда, кричали, что еду надо отнять у врага, но Асольв убедил слишком на это не рассчитывать: благодаря выходке Грюта Вигмар Лисица предупрежден, и жители его округи наверняка припрятали скот и прочее. Кроме того, Бергвид медлил в ожидании, пока к нему съедется побольше народу из тех, с кого ему удалось взять клятвы верности. Но вот наконец посланные вернулись с припасами, приготовления закончились. В Кремнистом Склоне собралось почти полтысячи человек, все пространство за стеной усадьбы было изрыто землянками и дымило кострами, так что внутри усадьбы все пропахло дымом, как после пожара. Ближние рощи были снесены на дрова и светились насквозь. Ждать больше люди не хотели. Принеся в святилище Стоячие Камни жертвы Одину и Тюру, войско Бергвида выступило на север.

В последний вечер перед выходом Асгрим Барсук долго терся возле Бергвида, пока наконец не выбрал время поговорить с ним без чужих ушей. Самое низкое происхождение ясно отражалось на простецком лице Асгрима с узким морщинистым лбом, встопорщенными бровями и какой-то мятой рыжеватой бороденкой, однако он был неглуп, храбр и упорен, имел славу хорошего воина. Мудрецом его не считали – а напрасно. Не будучи сведущ в рунах и песнях, понятия не имея об уладских богах, не зная, кто сейчас конунг у раудов или граннов, он между тем обладал одним ценным и редким умением – умел разговаривать с Бергвидом. Его низкое происхождение, его неуклюжесть не задевали самолюбия конунга, и он относился к Асгриму снисходительно, как к преданному дурачку. И так получалось, что он, отвергая советы умных и сведущих людей, принимал их единственно от этого «дурачка».

– Вот ты, конунг, думаешь про одно дело, – начал Асгрим, стоя возле резного подлокотника конунгова сиденья.

Бергвид вопросительно покосился на своего ярла.

– Я тоже про него думаю, – продолжал Асгрим. – Все про того вон парня!

Он кивнул на сидящего напротив Ормкеля. Из осторожности Асгрим не хотел называть фьялля по имени, хотя этот «парень» был не моложе его самого.

– Ты о чем? – сдержанно спросил Бергвид.

– Дело-то такое… Может, он со своими там и поссорился, это Один знает, ему сверху видно. Нам не видно. Ты, конунг, правильно делаешь, что ему не доверяешь. Ты, как Один, всех насквозь видишь.

У Асгрима не было никаких оснований думать, что Бергвид не доверяет Ормкелю, скорее наоборот. Но в этом и заключался его тайный способ давать советы конунгу. О том, чего ему хотелось, он говорил как об уже существующем, притом непременно с похвалой уму и проницательности Бергвида. «Ты правильно ему не доверяешь» означало «ты не должен ему доверять!».

– И что еще ты думаешь? – равнодушно осведомился Бергвид, чуть пристальнее взглянув через гридницу на Ормкеля, будто пытался и впрямь увидеть его насквозь.

Бергвид хранил непроницаемо-равнодушный вид – от матери он унаследовал, кроме прочего, еще и способность при необходимости лицемерить, хотя получалось у него похуже, – но его кольнуло беспокойство. Неужели он проглядел что-то такое, что видно любому простофиле вроде Барсука? А что-то такое должно быть, потому что Асгрим, как Бергвид знал по опыту, открывает рот только тогда, когда ему есть что сказать.

– Кто там победит… Когда мы победим Лисицу, – поправился Асгрим, – нам хорошо будет. Да тем парням, – он опять покосился на Ормкеля, имея в виду племя фьяллей, – будет худо. Им-то ведь не надо, чтобы ты в полную силу вошел. Им это – что нож острый в бок. Ни ты, ни кто другой. Им-то хорошо, что мы тут деремся. А если кто одолеет и все под себя возьмет – вот тут им-то хоть в землю ложись. Короче, за ним глядеть надо. Ты правильно велел за ним глядеть. Чтоб он вестей никому не давал.

Бергвид кивнул, не отрицая, что приказал наблюдать за Ормкелем, потом добавил:

– Он не сможет. Он здесь один, и до моря далеко.

– А то вдруг сбежит? Ты ведь, верно, хочешь приказать мне за ним поглядеть? Думаешь, уж Барсук-то не проворонит, да, конунг? Я-то с моими ребятами… Так-то прочнее будет. День и ночь будет под присмотром.

Бергвид опять кивнул, давая разрешение. Он не очень верил, что фьялль в одиночку сумеет причинить какой-то вред, но подозрительность он тоже унаследовал от матери и не удивился бы, если бы предателем оказался кто угодно. В том числе и сам Асгрим Барсук.

На другое утро дружина Бергвида ушла из усадьбы. С ней отправился сам Асольв Непризнанный во главе сорока человек, которых смог набрать. В душе он сомневался, что поход ради истребления рода Вигмара Лисицы – правое дело, а также в том, что это дело осуществимое, но отступиться от Бергвида уже было невозможно, и приходилось положиться на судьбу, как он и поступал всю жизнь.

За два дня войско преодолело расстояние до приграничного ручья, где принял свой последний бесславный бой Грют Драчун, и вторглось во владения Вигмара Лисицы. На сей раз на лугу не паслось скотины. Три двора, которые прошла дружина, оказались пусты. Люди, скот и ценная утварь исчезли. Дружина пошла дальше на север, а позади нее поднимались столбы дыма: дома, амбары со снопами нового урожая на шестах, сараи и хлева были преданы огню. Столбы темного дыма бросались в глаза издалека и служили предостережением, оповещая о несчастье раньше, чем успевали доскакать гонцы на самых лучших лошадях. И жители округи, давно уже жившие в ожидании этой беды, мигом укладывали самые ценные и необходимые вещи, запрягали лошадей в волокуши, сажали детей и женщин позади седел и уходили в горы. В пастушеских домиках и лесных полуземлянках можно было переждать опасность.

Оставив там женщин, мужчины отправлялись на север, к своему хёвдингу. И если бы чувством можно было убить, то Бергвид конунг в первый же день свалился бы мертвым с седла, убитый ненавистью пастухов, бондов и рыбаков, смотревших издалека, как огонь пожирает их дома и все плоды многолетних трудов. Старшее поколение, те, кому сравнялось лет сорок – пятьдесят, уже когда-то видели пламя над родными крышами и вот так же, спасая детей и пожитки, в бессилии проклинали племя фьяллей. Здесь, в пустынных лесах Железного Кольца, они нашли себе новый дом. Вигмар Лисица помог им устроиться, дал им железо на плуги, топоры и серпы и силой своего оружия защищал их труд. Он давал им возможность спокойно работать, и они не хотели другого вождя. Теперь пришел тот, кто звал себя законным конунгом квиттов и потому считал себя вправе уничтожать все, что не покоряется ему.

На Золотом озере узнали о его приближении уже на следующий день. Конный гонец не успел бы добраться сюда так быстро, но Вигмар Лисица недаром четыре раза в год поджаривал бычка на лесной полянке и приглашал к богатому угощению всех окрестных троллей.

На рассвете, когда туман плотным одеялом висел на ветках, скотницы открыли ворота, чтобы идти на ближнее пастбище доить, и сразу увидели необычное существо. Маленький, с семилетнего ребенка ростом, тощенький большеголовый человечек сидел на земле совершенно по-собачьи, согнув ноги, а выпрямленными руками упираясь в землю. Длиннющий язык касался плеча, широкие уши с вытянутым и загнутым верхним концом подрагивали. По всем мускулам тролля пробегала дрожь, вытянутая бледная мордочка выглядела сосредоточенной и напуганной. Это был Раск – Проворный, еще один из многочисленных сынков матушки Блосы.

– Молния, где Молния?! – Завидев женщин, тролль тут же вскочил и запрыгал перед ними, не входя, однако, в ворота. От неожиданности скотницы вскрикнули и уронили наземь деревянные ведра. – Скорее, Молния! Где Хозяин? Идет Черная Шкура! Идет брат Серой Ведьмы! Всадницы Жадного! Дочери Стылого! Он идет сюда и жжет все по дороге! Он еще вчера вышел! Он хочет пожечь все, все! Я слышал!

Позабыв про ведра, женщины побежали в дом и подняли всех. Вигмар, с растрепанными рыжими косами и всклокоченной бородой, в неподпоясанной рубахе бегом выскочил за ворота. Зайти в человеческий дом никто из троллей не мог, и потому последний из подкоряжных жителей, если уж у него появлялось тут дело, удостаивался чести, какой не видал никто из знатных хёвдингов, – Вигмар Лисица сам выходил к нему за ворота.

– Идет Черная Шкура! – пронзительно визжал тролль, при виде Хозяина Молний отскочив на десять шагов и лихорадочно приплясывая на стылой земле. – Он все ближе! Я слышу, как он идет! Много людей – топ-топ, бум-бум!

И тролль подпрыгивал, как будто земля, дрожащая под далекими шагами врага, обжигала ему лапы.

Вигмар ожидал этой вести и не стал тратить время на разговоры. Сыновья и хирдманы тут же были разосланы по всем дворам и усадьбам созывать войско, а женщины принялись собирать поклажу.

– Эх, отец не дожил! – бормотал Оддглим, сын Гуннвальда Надоеды, торопливо и сноровисто седлая коня. – Вот он бы показал этой шкуре… Запрыгал бы, как фьялли прыгали тогда…

Оддглим, как и многие другие, рожденные в округе Железного Кольца, вырос на рассказах о том, как двадцать семь лет назад Вигмар Лисица со своей первой немногочисленной дружиной отражал нападение фьяллей, желавших завладеть золотом квиттингских гор. Двадцать пять лет назад Вигмар, Гейр, Гуннвальд и другие воины старшего поколения бились с фьяллями в Пестрой долине и в Битве Чудовищ на побережье. Теперь пришел час молодых. Гуннвальд Надоеда, носивший и второе прозвище – Каменный Череп, проживший больше семидесяти лет, теперь сражался в небесной дружине Одина. От новых врагов Золотое озеро защищает его сын, у которого нет другой родины. Напрасно Даг хёвдинг задумал их примирить – теперь поздно, а его миролюбие могло дорого обойтись Железному Кольцу. От Вильбранда хёвдинга из Хетберга еще нет вестей – даже если он и идет на помощь, пока Вигмару Лисице приходится встречать врага в одиночку и рассчитывать только на себя. И на своих людей: сыновей, хирдманов, бондов, рудокопов…

Вигмар решил выступать завтра на рассвете. Он на память знал, сколько воинов может выставить каждый двор, и все они заранее получили приказ готовиться к походу, но собрать войско никак нельзя было быстрее чем за сутки.

Альдона, не успевшая даже расчесать волос и в криво заколотом платье, бегала туда-сюда и собирала то рубахи, то полотно для будущих перевязок, то пшено и сушеную рыбу, то целебные травы в мешочках. Все падало у нее из рук: умом она знала, что и как надо сделать, но душой никак не могла примириться, что завтра утром – уже завтра! – в это же время никого из ее близких тут не будет. Бергвид Черная Шкура, давний враг, которого ненавидели, презирали и о котором столько говорили, действительно идет сюда, чтобы сжечь усадьбу Каменный Кабан и разорить берега Золотого озера, как он уже разорил приграничье и сжег дворы Делянку, Кукушкин Холм, Олений Мох, Арнорово Пастбище… Это не слухи, не домыслы, не древние