– Волхвы ведают: душа из тела выходит с ослепительно ярким сиянием, глазам больно и ничего вокруг не видно. Только видит это сияние не всякий, а у кого Вещее Око отворено. Когда душа уходит, то оставленное ею тело светится отголосками силы еще небольшое время. Волхвы, служащие Марене, умеют эту силу собирать. Потому-то и радеют^[11] на могилах. Если умерший на краде сжигается, то вся сила выходит за тот срок, что тело сгорает. Если же покойный в земле лежит и огонь связь души с телом не разорвал, то сила по капле будет сочиться – долго-долго, пока тело в прах не обратится. Трех лет для этого недостаточно, а душа при таком теле будет пребывать между Навью и Явью, и ни Навь вперед, ни в Явь назад ей ходу нет. Страшны для живых такие пленники, что жаждут или людской силой напиться и в Явь воротиться, или освобождение получить и в Навь удалиться.

Все пять могил возле Вал-город светились ощутимо. Еще бы – сотня покойников там мается.

– Что же раньше-то не подумали? – сам себя корил Святобор. – Не свое, не рядом – и не до того было. А как теперь знать, кто этой силой кормился и для чего употреблял? Да уж поздно причитывать, надо дело делать.

Сейчас, как во все сроки поминальных велик-дней, когда Явь и Навь сближаются, свечение от могил было особенно сильное. Закрывая глаза, Велемила тоже видела его, кончики пальцев покалывало. Но она никак не ожидала, что дух старого воеводы прямо выскочит ей навстречу, едва дождавшись темноты!

– Как ты его видела? – спросил Святобор у девушки.

– Сидит вот так. – Она съежилась, опустила голову, сложила руки перед грудью. – И вроде как на меч опирается, а меч концом в землю погружен. Сидит, не шелохнется.

– Не глядел на тебя?

– Нет, слава чурам! Я бы умерла на месте!

– Но ты верно его узнала? – тревожно спросил Деленя.

– А как же!

– Запомнила место?

– Вторая могила от реки.

– А что случилось? – в это время спросил Хрёрек у Стейна. Разговор велся по-словенски, он ничего не понимал, но видел, что произошло нечто особенное.

– Девушка видела на могиле привидение, – коротко пояснил Стейн.

– Это меня не удивляет, – к изумлению самого Стейна, ответил датский скиталец. – И я, и мои люди каждую ночь видим там, на поле, голубоватые огни. Мы заметили их еще в первую ночь и с тех пор стараемся не выходить в сумерках. Верно, Хакон?

Его сын к тому времени вернулся из леса, привезя целую связку тетеревов и одну косулю, что пришлось очень кстати. Это оказался похожий на отца молодой парень, такой же темноволосый, с продолговатым лицом и смышленого вида. Черты лица у него были тоньше, а волосы вились и лежали красиво, несмотря на то что были порядком грязны. На охоту его сопровождали трое таких же, как он, юных викингов; Витошка мгновенно с ними перезнакомился, и эти пятеро устроились в углу своим кружком. При этом, как сразу заметил Стейн, Хакон сын Хрёрека часто бросал взгляды туда, где сидела Велемила. Из-за этого молодой дан ему не слишком нравился. Правда, его несколько утешило оброненное замечание Хрёрека, что у него уже есть на примете невеста для сына… но о ней он говорил как-то туманно, будто сам не был уверен, есть она или нет. Должно быть, догадался Стейн, Хрёрек хочет посватать для своего отпрыска дочь какого-нибудь могучего конунга или хёвдинга, который поддержит его в борьбе за владения в Дании или Франкии, да не уверен, что тому нужно это родство. Ну, точно как в саге об Ингваре: «Имеешь ли ты земли и подданных, или захватил в походах большие богатства и завоевал славу, чтобы быть достойным породниться со мной?» – «Я думаю приобрести все это после того, как породнюсь с тобой».

Но известие, принесенное Велемилой, прервало этот разговор.

– А он не опасен для живых? – спросил Хрёрек у Святобора. – Мы, правда, просили отца Брендана силой святой молитвы отогнать мертвецов, но иные мертвецы так сильны, что и молитва не помогает.

– А где сам Брендан? – спросил Деленя. – Сам в поход не пошел, отца послал старого?

– Да вот же он – отец Брендан.

Хрёрек показал на одного из своих людей: мужчину средних лет, которого выделяла из прочих удивительная прическа. Волосы с передней части головы были сбриты, так что образовалась широкая лысина от уха до уха, зато сзади росли пышной гривой. Бороду он тоже брил, а одеждой ему служила длинная рубаха из грубой некрашеной шерсти, овчинная накидка и такой же простой шерстяной плащ. В тепле избы, когда он снял плащ, при свете огня стало видно, что на груди у него висит бронзовый крест ирландской работы.

– Чей отец? Брендан – это его отец или он сам?

– Да нет же, он сам, но отец он не в том смысле! – Хрёрек засмеялся. – У него нет никаких сыновей, кроме духовных. Отец Брендан – священник, аббат монастыря Святого Колума Киле. Он сопровождает нас в этом походе, чтобы передать… одно поручение. Сила святой Христовой молитвы отгоняет нечисть, вот мы и надеялись, что он сможет защитить нас.

– Так вы христиане? – догадался Стейн.

– В целом, да. – Хрёрек почесал бороду, будто был не совсем уверен в истинности своих слов. – Я принял святое крещение во Франкии, а мой сын – во Фризии. И многие из наших людей тоже, потому что мы долго жили в христианских странах.

– Но большинство из нас думают, что важнее всего полагаться не на богов, а на свою силу и удачу! – добродушно закончил Гуннульв, один из его спутников. – Страны меняются, боги тоже, но если у человека есть удача, она будет с ним на море, на суше и даже в Валгалле!

– Я думаю, от воеводы Хранимира нам вреда не будет, – заметил Святобор, но не сразу, а будто прислушавшись к происходящему за стенами дома. – Вот что: коли воевода сам сказался, мне идти радеть незачем.

– Ты не пойдешь? – удивился Деленя.

– Нет. – Святобор бережно поставил свой волховской посох к стене за печкой. – Сам сказался, теперь знаем, где его кости, так и зачем я пойду, только Марену даром дразнить. Это не круги водить под березой – в Навь чем меньше соваться, тем лучше. А как его успокоить, я и сам знаю.

Стейн тем временем подсел к Велемиле и незаметно сжал ее руку, стараясь подбодрить.

– Да ты, оказывается, ясновидящая! Может, научишься предсказывать будущее, и слава о тебе пойдет по всей стране. Все богатые хозяева станут приглашать тебя на пиры, сажать на самое почетное место, подносить лучшее угощение.

– Без почетного места я и так не останусь, – с удивительной мрачностью отозвалась Велемила. – Так страшно! Я знала, что он там… И другие тоже. Но я там одна, а он – сидит!

– Ваш еще смирный, – шептал Стейн ей на ухо, желая развеселить девушку, но стараясь, чтобы его не слышали другие, особенно Деленя. – А представляешь, как людям было страшно, когда Трюггвард хёвдинг по ночам сидел у них на коньке крыши, бил пятками по скатам и выл! А еще он пролезал людям в дома и кидал в них камни, когда все сидели за столом. Хорошо, если попадал в кашу, но одному бонду он попал камнем прямо в голову, и тот от этого умер! Помнишь, я тебе рассказывал, за это убийство Трюггварда вызвали на суд, но он не явился.

– Вот будет дело, если Хранимир теперь придет ночью к Творинегу, сядет на крышу и начнет камни в кашу кидать! – Велемила фыркнула от смеха и прикрыла рот ладонью, тоже с опаской косясь на Деленю. – Он Творинега всегда не любил.

– Это у которого мы кур воровали? О тролли! – Стейн вдруг застыл, и на лице его отразилось самое искреннее сожаление.

– Ты чего?

– Этот драчливый лось меня уел! Теперь и у них в роду есть прыткий покойник!

Велемила прыснула от смеха, зажала себе рот, другой рукой вцепившись в руку Стейна, и он уже совсем не жалел о том, что утратил свое «преимущество» перед родом Делени. Они шептались, пока все не собрались ложиться спать; Велемила прижималась к нему плечом, Стейн чувствовал на щеке ее дыхание, их волосы соприкасались, и все внутри обмирало, его томило желание сжать ее в объятиях. Он даже не всегда слышал, что именно она говорит, и отвечал невпопад. Все это так его воодушевило, что когда Святобор и прочие ладожане собрались идти в другие избы спать, Стейн вызвался выйти первым.

Зажгли несколько факелов, Святобор снова вооружился посохом. Стейну мигом представилось, как за порогом возникает мертвец – с дико выпученными глазами, всклокоченными волосами и ухмылкой на сорок зубов, – а Святобор бьет его волховским посохом прямо по лбу! Это показалось ему настолько забавным, что он еще раз оглянулся на Велемилу, стоявшую между Деленей и Доброней, и улыбнулся, а потом бестрепетно шагнул на порог.

Он был уверен, что никого там нет.

И действительно, никакого свечения на могилах не наблюдалось, только ветер шумел над лесом. Шел мелкий дождь, отчего факелы мигали, но никто не бросался на них из темноты, и они благополучно достигли изб, которые еще при свете выбрали себе для ночлега. Там уже были постелены прямо на пол еловые лапы – утвари почти никакой не сохранилось, растащили где бывшие жители, перебираясь в другие места, а где просто случайные люди. За три года здесь неоднократно проходили из Варяжского моря торговые гости: брошенные дома Валаборга они использовали как бесплатные гостиные дворы, а годную утварь прибирали к рукам. Особо бессовестные даже лавки порубили на дрова и нужду, судя по застарелой вони, справляли прямо в сенях. Возвращаться, что ли, не собирались?

Не слишком доверяя друг другу, и датчане, и ладожане на ночь выставили дозоры возле своих изб. Всю ночь дозорные косились друг на друга и в сторону могил, но больше ничего не заметили. Наверное, воевода Хранимир, один раз показавшись, счел, что этого достаточно. А может, способностью увидеть его обладала здесь только Велемила, но она больше не высовывала нос наружу, пока полностью не рассвело. Стейн с четырьмя товарищами-варягами тоже отстоял свою стражу, но все было спокойно; прогуливаясь вокруг избы, где спала Велемила, он думал о ней, мечтал и чувствовал себя счастливым, несмотря на темноту и влажный холод. Ее близкое присутствие, память о вечере, проведенном вместе, согревали его. Иногда он подходил погреться к костру, который всю ночь горел перед избами, и мысли о мертвецах не тревожили. Мелькнуло даже было подозрение, что явление воеводы Хранимира Велемила выдумала, но его Стейн отверг: она могла бы пугать девушек на павечернице, но не посмела бы обманывать Святобора!

Весь следующий день ладожане были заняты подготовкой погребальных обрядов: рубили и носили из леса дрова, раскладывали по кругу на каждой могиле. Велемила с помощью отроков варила сразу на нескольких печах кашу и пекла блины: души предков питаются паром от пищи, и ее следует предлагать им еще горячей. Угощение разложили на всех пяти могилах, часть отнесли на старые сопки, где лежали все прочие предки Делени, до самого Франмара Викинга. Святобор ходил вокруг ям со своим посохом и приглашал души покойных угощаться. Потом развели костры, чтобы обогреть души, поставив наземь перевернутые горшки из-под поминальных треб.

 
Восславися, внук Дажьбожий, Хранимир Бьёрнов сын,
И все родичи твои и товарищи
Во роду небесном!
 

– провозглашал Святобор.

 
Помянут будь, внук Дажьбожий, Хранимир Бьёрнов сын,
На лугах Велесовых!
Славен будь, внук Дажьбожий, Хранимир Бьёрнов сын,
Во полку Перуновом!^[12]
 

Стейн, слушая это, задумался: можно ли Хранимира назвать внуком Дажьбожьим? Ведь конунги северных стран называют себя потомками Одина. Он покосился на Хрёрека: тот внимал с почтительным видом, хотя совсем не разумел по-словенски, и сын его стоял рядом, старательно отдавая долг уважения к хозяевам земли, к которой их прибило волнами. Отец Брендан стоял в стороне и тоже шептал что-то. Едва ли он молился за варваров, не знавших Христа, скорее, стремился защитить себя от языческих бесов, к которым обращался Святобор.

На поминальной трапезе в честь погибших, которую ладожане устроили в избе, Хрёрек с сыном и несколькими приближенными тоже присутствовал. Стейн так и не понял, почему Святобор, Доброня и Деленя сочли возможным, после жаркого обсуждения вполголоса, допустить их к участию в трапезе по такому, казалось бы, чисто семейному делу. Ради их родства с халогаландцем Оддом сыном Свейна – но он сам-то здесь при чем? Стейн тайком спросил Велемилу о причине такого удивительного радушия, но она отвечала как-то уклончиво.

– Ну, сейчас они нам не родня… – Она улыбнулась каким-то своим мыслям. – А может, придет время, и будут родня…

Стейн в недоумении посмотрел на нее, потом перевел взгляд на Хрёрека и Хакона. Уж не на эту ли невесту для сына Хрёрек намекал? Конечно, еще вчера утром они не знали о ее существовании, но вполне могли заранее замышлять женитьбу на девушке из семьи какого-нибудь местного хёвдинга – чтобы получше закрепиться в чужом краю. Мысль эта как громом его поразила. А Велемила, видя его потрясенное лицо, только рассмеялась и ушла к печке, где шкворчали на глиняной сковороде блины.

Вопреки печальным обстоятельствам и неприютной обстановке, поминальное пиршество прошло хоть и скромно, но хорошо. Поговорили о Хранимире и его сыновьях, вспомнили Бьёрна Красноречивого и даже отметили, что по сравнению с прочими свеями этот был еще ничего… Хрёрек весьма оживил беседу. Он оказался довольно любопытен и хотел все знать о крае, куда его занесла судьба. Дотошно выспросив все о роде валгородских воевод, он задавал всем множество других вопросов. Откуда течет эта река? Какие еще есть на ней поселения? Многолюдна ли округа? А где живут здешние люди? Чем они богаты? Кто ими управляет и каким образом? Неужели тут нет ни одного конунга? Чем торгуют, какие товары отсюда вывозят и какие ввозят? Говорить о торговых путях ладожане предоставляли Стейну, но он сидел мрачный, расстроенный намеками Велемилы и собственными догадками. Правда, не похоже, чтобы Хрёрек или Хакон уделяли девушке внимание: они разговаривали в основном с мужчинами. Но, может, они просто хотят сперва удостовериться, достаточно ли знатен и могуч «Домагест харсир» и поможет ли родство с ним завоевать богатство и власть? Вот Хакон переместился к Витошке, а тот сидел бок о бок с Велемилой, и наследник Хрёрека оказался совсем рядом с девушкой. Они болтали о чем-то втроем, но Стейн почти ничего не разбирал, поскольку сидел довольно далеко, а говорливый Хрёрек помещался между ним и девушкой.

– А кто этот парень в вязаной шапочке? – тем временем шепнул Хакон, наклонившись к Велемиле и глазами показывая на Стейна. – Это, случайно, не сын твоего воспитателя?

– Кого? – удивилась Велемила. – Какой сын? Он сын… я не помню имени его отца, но его дядя по матери – богатый торговый человек, он зимует в Альдейгье.

– А я подумал, что это сын твоего воспитателя и что он в тебя влюблен. Уж больно злыми глазами он смотрит на меня. – Хакон улыбнулся, уверенный, что к нему очень даже стоит ревновать. Ему было всего шестнадцать, но за время многолетних странствий с отцом он столько повидал и столько пережил, что мог считать себя зрелым мужем.

– К тому же, судя по его виду, он недавно с кем-то подрался, – добавил Бирнир, сын воспитателя самого Хакона и вследствие этого его ближайший приятель с детства.

– Я знаю, с кем. – Хакон показал глазами на Деленю, у которого тоже вовсю цвели на лице синяки и ссадины. – Кулаки у обоих ободраны одинаково.

– Да это опасный человек! – Бирнир поежился, и оба залились смехом. – Он, верно, думает, что ты приехал в Альдейгью, чтобы посвататься к дочери хёвдинга.

– Наши невесты дорого стоят! – поддразнила их Велемила, но эта мысль ей понравилась.

Разве она не заслуживает того, чтобы к ней сватался сын конунга? Она не слишком разбиралась в древних северных вождях, всяких там Иварах и Харальдах, но смутно помнила, что иметь среди предков Харальда Боевого Зуба и еще Рагнара Кожаные Штаны – это очень даже неплохо! Вологор много занятного о них рассказывал по зимам.