– Сам видел, сам! – Буяр помахивал своей шапкой, держа ее между колен, и не смотрел на сестру. Ему было стыдно, и это означало, что и он наконец-то повзрослел. – В Оршанске. Он со Столпомиром пришел.
– Со Столпомиром? Как так? Откуда? Почему он с ним? Прямо так взял и пришел?
– Ну, не совсем так. Там у Столпомира город есть, Радегощ. От Оршанска еще переход…
– Знаю!
– Ну, мы с тамошними на охоте встретились, они у меня оленя перехватили. А я пошел и Радегощ взял. Не весь, посад только. Людишек угнал, припасов всяких.
Избрана схватилась за голову. Она так и знала, что от младшего брата будут одни неприятности. Но неприятности эти оказались так велики, что у нее не находилось слов. Выходит, этой войной она обязана дурацкой удали собственного брата!
– А потом Столпомир с войском пришел. И Зимобор с ним. Уж не знаю, как он к нему пристал. Наверное, как от нас ушел, так и к нему.
– Но никто не говорил, что Зимобор в Полотеске! Я же спрашивала. Я же всех спрашивала!
– Говорю же, сам видел. Он мне сначала другое имя сказал. Я, говорит, Ледич из Столпомировой дружины.
– А ты его не узнал?
– Он в шлеме был, варяжском, закрытом, ну… Откуда же я знал! Кому бы в голову пришло? Ну, одолел он меня. – Такое признание Буяру далось нелегко, но то, что предстояло, было еще хуже. – Еще бы не одолеть… Он вон старше… – бормотал Буяр, то ли Избране, то ли самому себе. – Ну, убить он меня не убил…
– Вижу! – отозвалась Избрана, в досаде почти жалея, что милый младший братец все-таки уцелел.
– А взял с меня клятву против него не воевать и признать, как старшего брата, вместо отца, – наконец выговорил Буяр.
– И ты поклялся? – Избрана смотрела на него как на предателя. Буяр не поднимал глаз, но ее взгляд жег ему затылок.
– А что мне было делать, если он мне меч к горлу приставил? Был бы другой кто… А то все-таки брат… Старший… Что же, пусть бы он своей рукой меня убил… Ну, в общем, я больше не воюю! – Буяр тряхнул шапкой, словно подводя черту под своей прежней жизнью. – Ты, сестра, как хочешь. А я и моя дружина… Мне дружину только так и отдали, что я за нее тоже клялся не воевать. И то, десятников всех троих он в залог оставил.
– А в Оршанске что?
– А я откуда знаю? Я оттуда прямо сюда. Он там еще оставался.
– Не знаешь! – с презрением глядя на него, отчеканила Избрана. – Не знаешь, что с твоим городом делается! Да если у нас такие все князья, как ты, то вас не то что я, а любая сельская баба побьет!
– Ну, короче, сама воюй! – Красный от досады Буяр поднялся и махнул шапкой. – Без меня, короче…
Из-за суеты и беспорядка, возникших с приездом Буяровой дружины, выступление пришлось отложить. О внезапном появлении Зимобора Избрана велела никому не рассказывать, пытаясь оттянуть то, что сама невольно уже начала считать неизбежным. Предсказание Громана сбывалось у нее на глазах, но Избрана не желала с этим мириться. После всего, что уже произошло, возвращение старшего из братьев, да еще со Столпомировыми полками за спиной, было ее гибелью. В честь приезда княжича в дружине затеялся пир, и даже Избрана какое-то время посидела в гриднице, вот только сделать веселое лицо ей оказалось не по силам.
Утром дружина была готова к выступлению еще до рассвета. Лица выглядели помятыми, но вполне трезвыми. Секач и Красовит намекали княгине, что ей лучше остаться и здесь ждать от них вестей, но она коротко мотнула головой. Остаться и ждать было хуже смерти.
Зеркало Избрана взяла с собой. Оно уже стало казаться ей чем-то вроде оберега.
Около полудня небольшой дозор, один из тех, что рассылали вперед и по сторонам следования войска, вернулся с известием, что полотеское войско замечено поблизости.
– Их сотни четыре всего, – рассказывали дозорные. – Передовой полк. Столпомир, видно, следом идет.
– Пусть идет! – мрачно сказал Красовит. – Как дойдет, так передового полка своего не найдет! Четыре сотни! Да я его и один…
– Один ты в отхожий чулан пойдешь! – грубо оборвал его Секач, и сейчас Избрана, как ни мало любила воеводу, полностью одобрила его ответ. – А на Столпомира пойдем все вместе! Давай труби!
Заснеженная река, по которой двигалось войско, вывела смолян на довольно широкую луговину, со всех сторон ограниченную лесом. Это было самое подходящее место для битвы, поскольку дальше тянулись лесные дебри, непроходимые и не пригодные ни для каких сражений. Войско остановилось, бояре принялись равнять ряды, распоряжаться. Красовит и Секач спорили, надо ли пройти вперед на случай, если полочане испугаются и не захотят выходить на открытое пространство. Избрана старалась прислушиваться к их спору, но не вмешивалась. Еще девочкой она любила слушать, как отец обсуждал с дружиной ратные дела, и на словах понимала все очень хорошо. Сторожевой полк, передовой полк, пешая «стена», конное крыло, засадный полк… Вот только как всем этим распоряжаться, когда все твои полки собраны на не слишком широкой луговине, где люди и кони вязнут в снегу, а вокруг лес, в котором ничего не видно? Пусть уж Секач сам делает, как знает.
– Да надо пеших вперед пустить, пусть снег вытопчут, а потом уж конных! – долетало от кучки бояр.
– Ну, давай я его обойду! Обожмем и задавим! А то он в лес отойдет, и поминай как звали! Ну, я его зажму! – твердил Красовит.
Секач ответил со своей обычной грубой прямотой, и Избрана отвернулась, сделав вид, что ничего не слышала. Впрочем, на ее никто сейчас не смотрел. «Видишь? – вдруг подумала она, мысленно обращаясь к зеркалу, а имея в виду Зимобора. – Вот они тут что творят. А все ты!»
Из перелеска послышался звук боевого рога. Полочане, не устрашенные численным превосходством смолян, собирались принять бой. Впрочем, это никого не удивило: на их месте смоляне поступили бы так же, а давние противники обвиняли друг друга в чем угодно, но только не в трусости.
– Ты бы отошла, княгиня. – Благовид, все с тем же добродушным лицом, которого не мог изменить даже шлем со стрелкой поверх носа, тронул Избрану за локоть. – А то еще стрельнет какой-нибудь чурбан…
Избрана не ощущала в себе глупого желания скакать впереди полков с тяжеленным мечом в руке, поэтому она кивнула и направила коня назад, к опушке. Войско уже выдвинулось вперед, на истоптанном снегу вокруг нее осталась только дружина Хедина.
– Ей, крутолобые! – весело кричал спереди какой-то кметь из Красовитовой дружины. – Что отстали? Потом добычу делить не пустим!
Варяги на этот раз предпочли сделать вид, что не поняли. А Избрана сердито поджала губы: добычу еще добыть надо!
Из-за рощи показалось полотеское войско. Несколько десятков человек неровной и не слишком грозной толпой, неуклюже переваливаясь в снегу, выкатились на открытое место, и Избрана все не могла убедить саму себя, что это – начало настоящей битвы, первой и самой важной битвы в ее княжении.
Секач крикнул, в полочан полетели стрелы. Те вскинули щиты и ускорили шаг. За спинами передних появлялись все новые и новые фигуры, по примятому снегу бежать было легче, и казалось, что там, за лесом, сорвалась какая-то лавина и теперь эти фигурки в железных шлемах будут катиться и катиться, бесконечные, как речные волны… На открытом месте перед рощей их уже было много, все казались одинаковыми и проворными, как муравьи. Избране стало жутко, захотелось немедленно остановить все это.
Вперед выехал всадник со щитом, поднял руку и замахал еловой веткой.
– Секач, назад! – закричала Избрана, боясь, что ее уже не услышат. – Узнай, что ему надо! Кто это?
Секач опять заорал. Не так уж он был глуп и кровожаден, чтобы слепо стремиться в драку.
– Тише, тише! Дайте послушать! – закричали с разных сторон.
Оба войска, усмиренные воеводами, приостановились двумя неровными темными массами. Избрана снова выехала вперед. Два варяга прикрывали ее щитами на всякий случай.
Полоцкий всадник подъехал ближе. До него было всего шагов двадцать. У Избраны вдруг что-то оборвалось в груди и внутри все похолодело. В отличие от Буяра она была подготовлена к встрече. Она ждала его, не хотела верить слухам, но против воли надеялась, что он появится, – и вот он появился! Еще не видя лица под варяжским шлемом, она узнавала фигуру, рост, посадку в седле. Ее обуревало сразу множество чувств. Глупая радость, для нее самой неожиданная, – только теперь она поняла, как жутко и больно было думать, что он мертв. И сразу же негодование, возмущение, яростная решимость отстаивать свое право – ведь он пришел, чтобы отнять у нее власть, почет, может быть, саму свободу и жизнь! И вся эта смесь добрых и злых чувств вызывала такую бурю в душе, что на глазах Избраны выступили слезы. Слезы мешали видеть, и она совсем не по-княжески вытерла их рукавом шубы. Гладкий шелк, которым была покрыта шуба, не стер, а только размазал слезы, оставив на щеках мокрые холодные дорожки, но Избрана этого не замечала – все ее чувства были прикованы к этому всаднику на вороном коне, всаднику в закрытом варяжском шлеме, в кольчуге с каемкой из медных колец, в стегаче из бурой кожи. Вещи все были незнакомые, но это был он. Ее брат Зимобор.
Он тоже увидел сестру и направил коня в ее сторону. Они остановились друг против друга, на расстоянии в десяток шагов. Так, должно быть, в начале времен Перун со своим огненным войском стоял напротив Марены, своей сестры и соперницы, за которой вытянулось черной стеной войско мертвых. Избрана была вовсе не похожа на Марену, – в шубе, покрытой ярким алым шелком, в красной шапочке поверх платка из тонкой белой шерсти, с длинной светлой косой, в красных сапожках, она была так красива на своей гнедой кобыле, чья сбруя блестела позолоченными накладками, что любой принял бы ее за невесту, приехавшую к жениху.
Но тот, кто стоял напротив, не был похож на жениха. Вороной конь, простое оружие и снаряжение как у обычного кметя – все так не сочеталось с ярким обликом Избраны, что само это противоречие несло угрозу. Казалось, они такие разные, что им двоим нет места на земле.
Всадник пристроил еловую лапу перед седлом, расстегнул шлем и снял его вместе с подшлемником. По передним рядам смоленского войска пробежал гул.
– Здравствуйте, днепровские кривичи! – Зимобор поклонился, сидя в седле, и пятерней зачесал назад отросшие кудри, чтобы всем было хорошо видно его лицо. – Здравствуйте, смоляне! Узнали меня? Это я, Зимобор, сын Велебора смоленского. Я вернулся.
– Откуда ж ты вернулся? – раздался крик из смоленского войска. – Морок ты, что ли?
– Не морок я, Шумила. – Зимобор обернулся на знакомый голос, быстро нашел в передних рядах знакомое лицо своего собственного бывшего кметя и улыбнулся. – А другие наши есть?
– Есть! Есть… – прозвучали голоса с разных сторон. Кмети из бывшей Зимоборовой ближней дружины смотрели на него как на восставшего из мертвых и проталкивались в первые ряды – сами не зная зачем.
– Не с того света я вернулся, но – издалека, – ответил Зимобор. – И вины моей нет в том, что далеко пришлось побывать. Но все равно прошу – простите, смоляне, что уходил. Теперь вернулся. И снова говорю: смоленский стол – мой по праву, ибо владели им мой отец и дед, и старше меня у них наследников нет. Не хочу вашей крови проливать, потому что вы, смоляне, – мое племя и мой род. Признайте меня вашим князем, и будет в Смоленске мир и закон.
– У нас есть княгиня! – крикнул Красовит, пока никто не успел опомниться, и впервые Избрана испытала к нему доброе чувство. – Нам других не надо!
– И все вы так говорите, смоляне? – Зимобор обвел глазами ряды дружин.
Вместо внятного ответа прозвучал шум, как будто лес загудел под ветром. Люди не знали даже, живой ли человек стоит перед ними на самом деле, где уж им было разбирать княжеские права! Все думали, что с этим вопросом давно покончено.
– Я не за тем вернулся, чтобы назад уйти, – снова заговорил Зимобор. – И право мое буду оружием отстаивать. Ну, сестра! – Он впервые обратился прямо к Избране, и она вздрогнула. Она сейчас так боялась своего воскресшего брата, что ей было стыдно перед самой собой. – Что теперь скажешь? Сама будешь биться со мной или поединщика за себя выставишь? Кого? Братца Буяра я уже побил. Давай другого – тоже побью.
– А если не побьешь? – нахально спросил Секач.
– А если я не побью – у меня войско есть. – Зимобор кивнул назад, к опушке. – Крови своего племени проливать не хочу и не хочу, чтобы вы, мой род, против законного князя бились. Но если придется – будем воевать.
– Так и ждать нечего – вперед, смоляне! – рявкнул Секач и вскинул щит. – Перун с нами! Ты – полотеский выкормыш, а не князь наш!
– Перун! – заорал Красовит, за ним другие воеводы. – Вперед! Бой!
В Зимобора полетело несколько стрел, и он быстро закрылся щитом. В щит вонзились две стрелы. Вскинув коня на дыбы, Зимобор быстро развернул его и поскакал назад, закрывая щитом спину. Зеленая еловая лапа отлетела в сторону.
В передних рядах смолян затрубил рог, дружина Красовита с криком побежала к опушке. Сам он был впереди, размахивая мечом над головой и крича что-то удалое и неразборчивое. Прочие полки сначала застыли в нерешительности, и Избрана испугалась, что они не пойдут, – но они все-таки поддались порыву, дрогнули и устремились вперед, за стягом Секача, где были вышиты огромные кабаньи клыки, как два хищных полумесяца.
Хедин схватил узду ее лошади, развернул и потащил назад. Навстречу им текло войско, трещали, сталкиваясь, щиты, блестели железные шлемы, смоляне орали, сами не зная что, и бежали как-то неуверенно. Несколько человек не бежали – это были кмети из бывшей Зимоборовой дружины, и привычка сражаться за него, а не против него, не давала им сделать ни шагу.
Избрана пыталась оглянуться, но бегущее вперед войско закрыло полочан от ее глаз. Позади слышались железный лязг, вопль, треск щитов, раздавалось ржанье боярских коней, боевые кличи, яростная ругань и первые крики боли. Все смешалось, и она уже с трудом могла понять, что происходит там, у опушки заснеженного тонконогого березняка.
Разбиты! Избрана вновь и вновь твердила про себя это слово, и каждый раз оно заново обрушивалось на сознание тяжелым ударом. Она так и не поняла, что же там произошло. Хедин пытался объяснить ей, что засадный полк полочан, вдвое превышающий передовой, лесом обошел поляну битвы с другой стороны и напал на смолян сзади. Во главе засадного полка стоял сам князь Столпомир. Смоленское войско оказалось зажато между двумя вражескими полками. Передовой и засадный полк дружным натиском рубили мечами, кололи копьями, не давая смолянам даже поднять оружие в толкотне. Дошло до того, что засечинского боярина Преждана, раненного в руку и упавшего, подкочинская дружина пыталась убить, приняв за противника. Об этом рассказал он сам, с несколькими кметями встретившийся Избране уже после конца битвы.
Но не подробности произошедшего нужны были Избране. В голове не укладывалось, что они разбиты, – случилось то самое, чего она так боялась, что не хотела допускать даже в мыслях. В ней ожило чисто детское неверие в поражение – так не бывает, «наши» всегда должны побеждать! Для днепровских кривичей и для нее самой это поражение могло повлечь такие тяжелые последствия, что даже сейчас, вслед за Хедином пробираясь по заснеженному лесу, Избрана морщилась и потряхивала головой, надеясь проснуться.
Хорошо, что рядом с молодой княгиней оказался Хедин, знакомый с поражениями и умеющий их переносить. Когда почти в лоб его дружине выскочил из леса засадный полк Столпомира, варяг сразу понял замысел полотеского князя и мгновенно принял решение.
– Назад! – на родном языке закричал он своей дружине, не выпуская повод княгининой лошади. – В лес! Быстро!
Более того: он догадался схватить собственный плащ, перекинутый через седло, и набросить его на Избрану, чтобы скрыть ее слишком яркую красную шубу, в которой ее фигура была хорошо заметна. Потеряв ее из виду, полочане в общем свалке не обратили внимания на небольшой варяжский отряд.
Никто их не преследовал. Хедин стремительно уводил дружину прочь от места битвы и тянул за собой Избрану. Они ехали прямо через лес, по какой-то еле заметной тропке, ехали ужасающе медленно, но быстрее двигаться через такие глубокие снежные завалы не смогли бы ни люди, ни кони. Избрана старалась не думать о том, что преследователи по притоптанному снегу поедут гораздо быстрее и нагонят их, но невольно втягивала голову в плечи. Помня, что княгиня не должна показывать страха, она старалась распрямиться, но страх пригибал ее, как тяжелый мешок на плечах.
Хорошо, что людям было не до того и почти никто на нее не смотрел.
Ветки били ее по лицу, зеленые лапы тыкали заснеженными иголками в лицо. Она пыталась что-то крикнуть Хедину, то ли спросить, то ли приказать, но сама плохо понимала что, а он даже не оборачивался. Сейчас он гораздо лучше знал, что делать, и она не могла ни приказывать ему, ни советовать. И Избрана скоро замолчала. События били и бросали ее, как весеннее половодье щепку, а она не только не могла что-то изменить, но даже понять, что происходит. Она была так мала, а весь этот поток – лес, люди, крики и суета – так огромен!
Звуки битвы давно затихли вдали, вокруг сомкнулся лес, но отряд не замедлял шага. Хедин надеялся успеть вернуться в Подгоричье раньше, чем до него дойдет Столпомир полотеский.
Но осуществить этот замысел было не так-то легко. На единственной дороге вдоль Днепра теперь был Столпомир.
– Может быть, нам не стоит идти в Подгоричье, – сказал Хедин чуть погодя, когда Избрана наконец взяла себя в руки и стала способна к разумной беседе. – Столпомир тоже пойдет туда. Даже если мы успеем раньше, то уже утром или завтра он окажется под стенами. Если ты не хочешь попасть к нему в руки вместе с Подгоричьем…
– Не хочу! – решительно ответила Избрана. Вместе с самообладанием к ней вернулось и ощущение, что она опять отвечает за все, хотя бы потому что уцелела. – Нужно что-то делать! Здесь есть рядом еще какой-нибудь город?
– Не знаю. Я никогда здесь не бывал.
– Если в Подгоричье нельзя, надо обойти его и пробираться к Смоленску! Иначе Столпомир придет туда раньше нас! И надо попытаться собрать остатки войска. Не может быть, чтобы никто не уцелел!
– Поживем – увидим! – с удивительным спокойствием отозвался Хедин.
Он понимал, что даже уцелевшие остатки войска им теперь не помощники. Он спас княгиню от плена или даже смерти, но все скажут, что она сбежала, бросив войско. И все, что от этого войска останется, немедленно признает власть Зимобора.
– Кроме того, с ними твой старший брат, – добавил Хедин. – А значит, нам следует попытаться сберечь хотя бы свою жизнь и свободу.
Избрана хотела возмутиться, но промолчала. Возвращение Зимобора стало действительностью, и даже она больше не могла с этим спорить.
И она проиграла ему первую же битву. Безнадежно проиграла.
Но что же это получается? Она больше не княгиня? Это было бы крушением всей ее жизни, и Избрана именно потому никак не могла поверить в несчастье, что оно было слишком велико. Ее главная цель, мечта, ненадолго давшаяся ей в руки, выскользнула, вырвалась, словно злая судьба издевается над ней!
Но вскоре на душе у нее стало чуть полегче. Они встретили сначала Предвара с десятком воев и несколькими прибившимися кметями, потом еще кое-кого. Все они, проскочив между сжимающимися рядами полочан, ушли в лес, и, по их словам, таким же образом уцелело немало людей. У воеводы с Кузнечного ручья была перевязана рука, но выглядел он бодро. Четверо взрослых сыновей, которых он брал с собой в поход, все были при нем, только двое – с незначительными ранами, и он верил, что все еще уладится.
– Мы в Удалье направляемся! – говорил Предвар, тоже обрадованный встречей с княгиней. – Тут село неподалеку, я людей оттуда знавал, на торг к нам приезжали, а один наш мужик оттуда невесту для сына взял. Почти что родичи будем, примут, не прогонят! В Подгоричье-то теперь Столпомир не пустит. А в Удалье пересидим, хоть раны перевяжем. А там и видно будет!
О проекте
О подписке