Большое спасибо Ингвару за разработанные схемы поединков.

Есть иная земля, которую не худо сыскать;

Солнце садится, я вижу это, —

Хоть она далека, мы достигнем ее до ночи.

Это земля, которая радует

Сердце каждого, кто познаёт ее… ^[1]

Глава 1

И надо же было случиться такой напасти именно в ту зиму, когда хозяина не было дома! Сигмунд хёвдинг получил приглашение на праздник Середины Зимы к Рамвальду конунгу и уехал, забрав с собой младшего сына Вемунда. Дома, в Камберге, оставалась его жена с тремя другими детьми. Время они проводили тихо, ни с кем не виделись, а за девять дней до йоля разыгралась такая буря, что почти двое суток даже в отхожее место добраться считалось среди домочадцев за подвиг. Дикие порывы ветра сотрясали стены домов, так что даже повредило крышу хлева, качали и ломали деревья в лесу, а каждому, кто осмеливался высунуть нос из двери, тут же залепляло лицо мокрым снегом.

Потому-то никто и не заметил, как и когда на Пастбищные острова выбросило чужой корабль.

Обнаружил его Бьярни, на третий день, когда буря утихла и он с тремя рабами из усадьбы поехал в лесной сарай за сеном. С опушки леса хорошо были видны Пастбищные острова – три невысоких травянистых островка в перестреле от берега, куда на лето вывозили овец и коз из усадьбы Камберг. Теперь там была только пожухлая, присыпанная мокрым снегом трава, но из дверей пастушеских землянок вовсю тянулся дым.

На плоском берегу лежал корабль – да такой, что Бьярни застыл и свистнул от изумления. Восточное побережье полуострова Квартинг – весьма оживленное место, мимо Камберга всегда ходит много кораблей, но такие даже здесь нечасто приходится видеть. Громадный лангскип, похожий на дракона, голодного и злого, что скользит по зимнему морю, выискивая добычу, длинный, узкий, с резными низкими бортами, внушал робость, и от вида его пробирала жуть. Он словно бы выплыл прямо из древней саги и смотрелся так величественно и в то же время дико, что владеть таким кораблем было впору только кому-нибудь из богов Асгарда. Вглядевшись, Бьярни насчитал двадцать восемь весел по каждому борту. На переднем штевне была вырезана оскаленная морда дракона, а на заднем, почти таком же высоком, – хвост. Этот штевень что-то ему напоминал: где-то он уже видел эту драконью голову с огромными ушами, больше похожими на крылья. Или хотя бы слышал о чем-то похожем.

Людей на берегу толпилось много – сотни полторы, но точнее сосчитать не удавалось. Какая-то часть, надо думать, укрылась в землянках, хотя поместиться там могло не больше десятка. Кто-то прятался от ветра за выступами невысоких скал, кто-то – за бортами кораблей. Чахлые кустарники Пастбищных островов уже были все срублены под корень, весь плавник, обычно усеивавший берега островков, как корова слизнула, а значит, в землянках жгут старые лежанки.

Прощай, тихий вечер у огня! Корабль выглядел неповрежденным, и хотя лодки, которые большие корабли обычно тянут за собой, оторвало и унесло бурей, его хозяевам не составит труда пересечь узкий пролив. Просто они еще не заметили крыши усадьбы, а когда заметят, то едва ли захотят ночевать под открытым небом – почти в самой середине зимы! И не очень смутятся, если их не пустят в дом по доброй воле. А в усадьбе всего-то одиннадцать мужчин, считая самого Бьярни.

– Может, они и не хотят ничего плохого… – пробормотал Асгрим Кривобокий – тощий, слабосильный раб лет пятидесяти, который еще в молодых годах попался на клык раненому кабану и навсегда остался с искривленным боком. – Может, просто мимо плыли, а ветром во фьорд загнало… От бури прятались.

– Ага! – издевательски отозвался Кетиль, по прозвищу Клин, которое ему дали за его длинную и узкую рыжую бороденку, сам тоже длинный, с редкими зубами и вечно кислым лицом. – Да это же боевой корабль, тут и поросенок поймет! Плохо нам придется, я вам скажу, если они видели усадьбу!

– Скорее поезжайте домой! – распорядился Бьярни. – Предупредите Арнвида, пусть готовится. Похоже, нам придется за себя постоять. А я пробегусь по ближайшим дворам, соберу людей побольше.

– Да куда уж нашим рылам против этакого чудища! – завел Кетиль. Что еще взять с раба? – Я вам скажу, с такой дружиной воевать – это конунга надо звать на помощь!

– Может, сено-то пока бросим? Чтобы быстрее? – предложил Асгрим, но Бьярни покачал головой:

– Глупостей не говори! Тролль знает, когда мы теперь в лес сможем проехать, а коровы есть хотят каждый день! Давай, берись, Кетиль, твоей бороды им надолго не хватит!

Рабы поспешили к усадьбе, волоча за собой тяжело груженные сани, а Бьярни повернул в глубину фьорда. Ходить на лыжах он умел отлично и считался лучшим лыжником харада. Это все признавали, что само по себе немало значило. Отцом Бьярни был Сигмунд хёвдинг, а матерью – рабыня-уладка с Зеленых островов, и потому среди четверых детей хёвдинга он занимал последнее место. Узаконивать Бьярни отец не торопился: ведь в этом случае и наследство пришлось бы делить не на двоих сыновей, а на троих. Но и сам хёвдинг не мог не признавать, что способностями и умениями Бьярни превосходит обоих законных братьев. Учиться обращаться с оружием он начал, когда Кари Треска взялся обучать Арнвида и тому понадобился товарищ, на котором можно оттачивать свое умение. И Бьярни, хоть и был на два года моложе, скоро превзошел брата, да и теперь, пожалуй, смог бы его одолеть, поскольку был и сильнее, и толковее. Вот и сейчас он ничуть не растерялся, а сразу сообразил, что следует делать.

Подбитые жесткой шкуркой с лосиных колен лыжи хорошо скользили с горы и не давали откатов на подъемах. Отлично зная местность, Бьярни быстро двигался вдоль берега фьорда. С высокого берега ему была видна вода, хотя иногда и пропадала за деревьями. И вскоре, не добежав еще до двора Берга Бороды, всего в половине роздыха от Камберга, он заметил второй корабль. Этот лежал прямо на берегу – такой же лангскип, как и первый, может быть, чуть поменьше, с головой единорога на штевне. Любой другой житель харада Камберг сказал бы просто «какой-то чудной лошади с рогом посреди лба», но Бьярни от матери знал об этом дивном создании из уладских и притенских сказаний.

В небо поднимался дым от множества костров, возле которых грелось человек сто или больше. Бьярни сразу подумал, что два корабля шли вместе, но буря разметала их и пока они друг друга не видят. Но если с Пастбищных островов заметят этот дым?

На миг мелькнула надежда, что эти двое – враги, что буря помешала им сражаться, а теперь они продолжат начатое. Тогда, кто бы ни уцелел после жестокой схватки, местным жителям не составит большого труда прогнать обескровленного победителя, а то и поживиться легкой добычей. Но это было бы слишком хорошо и потому маловероятно. Рассчитывать следовало на худшее. А если дружины обоих кораблей объединятся, то разбить их у округи Камберг не будет никакой надежды: не хватит людей. Но нельзя сдаваться еще до битвы, и Бьярни еще быстрее побежал к хутору Берга Бороды. У того было только двое работников, да он сам с братом и сыном, но из маленьких ручьев слагается большая река.

По пути он обогнул Гребневую гору, которая и дала название хараду Камберг. Рассказывали, что королева Дагмара, жена знаменитого древнего конунга Рагнара Удалого, однажды, сопровождая мужа в походе, останавливалась передохнуть на горе и потеряла там свой гребень, из моржовой кости и весь в золоте. «Конечно, королева Дагмара была красивой, ловкой и во всем искусной, но за своими вещами смотрела плохо!» – смеясь, говорила Йора, сестра Бьярни. В детстве они истерли все коленки, ползая по склонам горы в надежде отыскать тот драгоценный гребень. «Когда я вырасту, я подарю тебе такой же, даже еще лучше! – обещал ей Бьярни, когда они отдыхали, сидя на теплой земле после напрасных поисков. – Ты ведь еще красивее, чем королева Дагмара, и за своими вещами умеешь смотреть!»

Мимолетно вспомнив о сестре, Бьярни еще усерднее заработал палками. Сейчас на Гребневой горе располагалось святилище, и стоящие на вершине валуны издалека напоминали гребень с редкими зубьями. Может быть, название пошло на самом деле от стоячих камней, но округа предпочитала верить в гребень древней королевы. Однако гору и святилище отлично видно с воды, от того места, где стоит второй корабль. Чужаки, кто бы они ни были, не могли не заметить святилища. А значит, догадались, что вокруг много теплого жилья.

Темнело, спускалась ночь, но для Бьярни эти сумерки были все равно что рассвет нового дня, полного неотложных трудов. Быстро передвигаясь от жилья к жилью, Бьярни стучал то в одни ворота, то в другие, дожидался, пока откроют, коротко рассказывал об опасности и призывал всех мужчин собираться с оружием в усадьбу Камберг.

– Если это «морской конунг», то он доберется и до вас! – запугивал он трусливых или нерешительных бондов, которые не очень уверенно чувствовали себя с мечом в руках. – Заберет ваших женщин, ваши зимние припасы, скот, вас самих продаст в рабство! Это сильный вождь, с большой дружиной, ему нужно много добычи, и он никак не удовольствуется тем, что раздобудет у нас, если захватит Камберг! А если мы храбро встретим его хорошим большим войском, он, может быть, вовсе не станет ни на кого нападать, а наша округа прославится, что не побоялась первой напасть на «морского конунга»!

– Но кто это? – расспрашивали его во всех домах.

– Не знаю. Но я уверен, что такие корабли могут быть только у знатного и прославленного человека! Самый большой я уже где-то видел, не помню, может быть, даже у конунга граннов!

– Постой, у конунга граннов! – внезапно вспомнил Хугвид бонд со двора Новая Росчисть. – Так ведь рассказывали, что в позапрошлом году Асмунд конунг потерял свой корабль! В Драконьем фьорде…

– Ну да, да! – перебила мужа фру Сванлауг и затараторила, пока никто не отнял у нее этой чести: – Конечно, Драконий фьорд! Позапрошлым летом все торговые гости только об этом и рассказывали, все, кто только плыл мимо нас на запад! Битва в Драконьем фьорде! Там Асмунд конунг встретил Роллауга конунга из Хэдмарланда и Торварда ярла из Фьялленланда, ну, этого, Рваную Щеку! Они бились и разбили Асмунда конунга, так что его самого взяли в плен и отпустили за выкуп, выкуп поделили пополам, а его корабль, «Крылатый Дракон», достался Торварду ярлу, потому что он его захватил! Так неужели это он?

– Это что же, к нам пожаловал Торвард Рваная Щека! – Хугвид бонд хлопнул себя по бедрам. – Вот это новость! Вот это подарочек к йолю!

– Наверное, он ездил в Граннланд собирать свою дань! Три года ведь еще не прошли.

– Ну, здесь не Драконий фьорд, и мы ему никакой данью не обязаны, – сурово ответил Бьярни, опасаясь, что слава противника охладит боевой пыл округи Камберг. – И если он задумал и у нас чем-нибудь поживиться, то ему не так повезет, как он надеется!

– А ведь говорят, Торбранд конунг убит и его сын сам теперь правит!

– Ну да, он ведь женился на фрие острова Туаль!

– Какое женился, она прокляла его!

– Да нет, помнишь, те два корабля из Винденэса, они были на Туале летом, и видели его там, и говорили, что он муж фрии Эрхины!

– Нет, Асгаут хёльд встречал на Тюленьих островах одних людей, они точно говорили, что он проклят фрией Эрхиной!

– Так мы ждем вас в Камберге, и чем скорее, тем лучше! – прервал их спор Бьярни. – Такой противник делает нам честь, но мы должны получше подготовиться к встрече! Подумайте только, что о вас станут говорить: вы сражались с самим конунгом фьяллей! Это большая честь!

Собственно говоря, это было единственное утешение, которое он мог предложить соседям. Скользя на лыжах к следующему двору, Бьярни признавал, что Хугвид бонд прав: это действительно корабль неудачливого Асмунда конунга. Потому он и показался знакомым: конунг Граннланда три года назад, незадолго до той злополучной битвы, гостил у Сигмунда хёвдинга, и его корабль тут хорошо рассмотрели. И про битву в Драконьем фьорде тогда ходило много разговоров. Плохо дело: молодой Торвард конунг правит самостоятельно только год, а за это время успел победить остров Туаль, который ранее считался непобедимым, и, по слухам, был проклят его правительницей фрией Эрхиной. Теперь он жаждет побед над кем угодно и где угодно, и никому такой человек не принесет добра. Недаром же он рыщет по холодному зимнему морю, как голодный волк, в то время как даже безземельные вожди бродячих дружин уже нашли себе хорошее место для зимовки и хвастают своими подвигами, сидя у горящих очагов!

К тому времени как Бьярни вернулся в Камберг, все мужчины в усадьбе уже вооружились. У дверей хозяйского дома Бьярни встретила мать. Ее звали Дельбхаэм, что означает Прекрасный Облик, и она действительно была в юности замечательно красива. Когда Сигмунд хёвдинг увидел ее на рынке в Винденэсе, ей было всего лет шестнадцать, и за нее запросили три марки. Это было втрое дороже обычного, но Сигмунд все-таки купил ее. В Камберге новая рабыня поначалу молчала, не хотела даже сказать, как ее зовут, и домочадцы думали, что она немая. Разговаривала она только со своим сыном, когда их больше никто не слышал. Из-за того, что от матери и от прочих домочадцев он слышал речь на двух разных языках, Бьярни дольше других детей не начинал говорить, и Сигмунд хёвдинг было заподозрил, что и сын его уродился немым. Зато потом Бьярни принялся бойко болтать и по-уладски, и на языке сэвейгов, притом никогда не путал слова двух языков. Он рос здоровым, красивым, сильным, смышленым мальчиком, и с самого начала было видно, что он далеко пойдет.