3

В получасовом расстоянии от виллы Рефельдов, на противоположной стороне долины, находилась скромная с виду дача. Она была построена в швейцарском стиле и окружена небольшим садом. Владелец дачи уже давно сдавал ее посторонним жильцам, а сам проводил лето за границей.

В том году дачу наняли очень рано. В ней поселился старик, о котором говорили как об известном столичном докторе. С ним вместе приехали молодой ассистент и старый слуга. Все трое вели замкнутый образ жизни, тем не менее, вскоре по всему округу распространились слухи о докторе Эбергарде как о чудаке и крайне грубом человеке. Это мнение сложилось потому, что, когда местные крестьяне узнали о приезде столичного доктора, многие обратились к нему за медицинской помощью и были приняты так же «любезно», как тайный советник Кронек. А старая экономка, оставленная владельцем дачи для присмотра за домом, всякий раз, когда ей приходилось иметь дело с грубым жильцом, крестилась.

В самой большой комнате на даче доктор устроил себе кабинет и библиотеку. Это был огромный зал с несколькими окнами и широкой кафельной печью. В комнате была расставлена старомодная мебель, что придавало кабинету доктора очень уютный вид. Все свободные места были заняты книгами; ими были заполнены все полки в шкафах и столы.

Однажды старый слуга доктора тщательно перетирал полотенцем разного вида стекла и медицинские инструменты, лежавшие на столе у среднего окна. Было около полудня. Сам доктор находился тут же; он смотрел из окна на расстилавшийся перед ним живописный пейзаж.

Доктору можно было дать по виду лет шестьдесят; он казался очень бодрым и крепким человеком. Его некрасивое лицо поражало своей одухотворенностью, только были неприятны саркастическая улыбка, не покидавшая его тонких губ, да упрямое, деспотическое выражение глаз, показывавшее, что этот человек привык, чтобы все исполняли его волю.

– Мартин, – проговорил он, не поворачивая головы от окна, – как только явится та особа, которая предупредила меня о своем приезде, приведи ее сюда.

– Сюда, в библиотеку? – спросил лакей, переставляя склянки.

– Какие ты глупости спрашиваешь? Конечно, не сюда, а в приемную.

– Я и сам так думаю, что в приемную. Слава Богу, еще никогда ни одна женщина не переступала порога нашей библиотеки. Вообще я не понимаю, что этой женщине нужно от вас! – проворчал Мартин.

– Я подозреваю, в чем дело. Этот дом продается, владелец предупредил меня, – ответил сердитым тоном доктор, – вот покупательница и вздумала явиться сюда, чтобы осмотреть дом. Ее зовут Екатерина Рефельд. Однако эта почтенная особа уйдет с тем же, с чем пришла. Я нанял дачу до будущей весны и до тех пор считаю себя ее владельцем. Перед незваной гостьей дверь захлопнется с таким треском, что она уже больше сюда не пожалует.

– Так и надо! – с широкой улыбкой подтвердил лакей. – Нечего напрасно беспокоить людей… Рефельд! – повторил он. – Эта фамилия мне знакома. Рефельдами называются владельцы большой виллы на той стороне. Это вдова с дочерью.

– Пусть будет хоть бабушка с шестью внучками, мне все равно! – проворчал Эбергард. – Принять ее я все-таки должен. Может быть, она уже даже купила этот дом и хочет перестраивать, но я не позволю взять ни одного камня, пока я здесь. Я так же быстро сплавлю эту особу, как и того глупого тайного советника, явившегося ко мне третьего дня и думавшего поразить меня своими чинами и орденами.

– Ну, этот-то больше не придет, – уверенно заметил Мартин, – вы были с ним так грубы… грубее, чем всегда.

По-видимому, старик думал этими словами сделать комплимент своему барину; очевидно, доктор был, действительно, доволен мнением Мартина; он весело кивнул головой и с улыбкой проговорил:

– Да, я умею показать людям, что им нечего совать свой нос туда, куда их не просят. Теперь пойди и позови ко мне доктора Жильберта.

Мартин вышел, ворча себе под нос:

– Вот еще что выдумала! Покупать дом, прогонять нас! Пусть только сунется сюда эта баба!

Та особа, которую поджидали со столь «дружелюбными» чувствами, все еще не показывалась, и Эбергард расхаживал из комнаты в комнату в самом дурном расположении духа. В таком состоянии застал его доктор Жильберт. Это был молодой человек двадцати четырех лет от роду, высокий и стройный, с красивыми, несколько женственными чертами лица. Он почтительно поклонился Эбергарду, на что тот ответил еле заметным кивком головы, после чего воскликнул:

– Хорошо, что вы пришли, Жильберт! Мы займемся тем экспериментом, о котором я вам говорил сегодня утром. Вы уже гуляли?

– Нет, еще не успел, – ответил Жильберт. – У меня была работа…

– Вы должны гулять, – сердито прервал Эбергард. – Сиденье за письменным столом совершенно расшатало вам всю нервную систему. Вам необходимы воздух и движение. У вас чрезвычайно жалкий вид.

– Я, действительно, слишком много работал в последнее время. Мой экзамен…

– Который вы сдали блистательно, между прочим, – снова перебил доктор своего ассистента. – А ваша диссертация написана так прекрасно, что обратит на себя всеобщее внимание. Господа коллеги будут злиться, что как раз мой ученик написал такую выдающуюся вещь. Их злость вам не страшна, пусть себе злятся; а вот здоровье вы должны поправить непременно. Оставьте занятия и гуляйте, гуляйте как можно больше. Я требую, чтобы мои предписания строго исполнялись!

Молодой доктор привык к повелительному тону своего учителя; не возражая ему больше ни слова, он подошел к столу, на котором лежали инструменты, и взял один из них в руки.

Эбергард последовал за ним и опустился в кресло.

– Надеюсь, нам не помешают, – с довольным видом проговорил он. – Хотя я и жду визита, но, вероятно, он последует гораздо позже.

– Вы, наверно, ждете окружного врача? – заметил Жильберт. – Он был недавно здесь, но не застал вас дома. Его, очевидно, очень заинтересуют наши опыты…

– Нет, нет, я жду женщину! – перебил его Эбергард.

– Женщину? – воскликнул ассистент, широко раскрыв глаза от удивления.

– Чему вы обрадовались? – со злостью проворчал старый доктор. – Вы, вероятно, воображаете, что придет молодая дама? Успокойтесь, это бабушка с шестью внучками!

– И все шесть придут сюда? – с ужасом спросил Жильберт, знавший, что Эбергард не переносит детей.

– Нет, придет только одна старуха! – возразил доктор, выдавая свое предположение за действительный факт. – Какая-то Екатерина Рефельд хочет купить этот дом и потому явится осматривать его! Будьте уверены, что я приму ее достойным образом. Ну, а теперь давайте заниматься!

Учитель и ученик так усердно занялись своими опытами, что не слышали стука колес и не видели подъехавшей к калитке сада кареты. Эбергард рассматривал что-то в свой микроскоп, а Жильберт смачивал стеклянные пластинки какой-то жидкостью, как вдруг раздался чей-то смеющийся, звонкий голосок. Так мог смеяться только ребенок или очень молодая девушка.

– Кажется, эта бабушка, которую вы ждете, все-таки привезла одну из своих внучек! – заметил Жильберт.

– Только этого недоставало! – воскликнул Эбергард.

В эту минуту дверь распахнулась, и Мартин торжественно произнес:

– Господин доктор…

Дальше он не мог ничего сказать, так как, слегка отстранив его рукой, в комнату впорхнула легкая фигурка молоденькой девушки, а за ней следовал высокий белокурый господин. Очевидно, пришедшие не знали, что лакей пошел докладывать об их приезде и, увидев открывшуюся дверь, решили, что могут войти…

На молодой девушке был светлый весенний туалет; она непринужденно поклонилась Эбергарду и веселым тоном проговорила:

– Надеюсь, мы вам не помешали, господин доктор; мы предупредили вас письменно о моем приезде; я – Екатерина Рефельд…

Звон разбитого стекла помешал ей окончить свою речь. Пластинка с приготовленным препаратом упала на пол и разбилась на кусочки. Все это натворил Жильберт. Молодой человек стоял, как статуя, и смотрел во все глаза на молодую девушку, точно лучом солнца осветившую мрачную библиотеку. Услышав звук разбитого стекла, Кетти повернула свою белокурую головку, на которой кокетливо сидела шляпа с розовыми бутонами, и, увидев смущение молодого человека, улыбнулась, причем на ее щеках заиграли ямочки, придававшие ей еще большую прелесть. Как ни молода была эта юная дочь Евы, она прекрасно поняла причину неловкости Жильберта; понял ее и доктор Эбергард и рассердился еще больше. Он сделал какое-то движение головой, которое, вероятно, должно было обозначать поклон, и властно проговорил:

– Жильберт, ступайте гулять!

– Как? Сейчас? – смущенно пробормотал молодой человек.

– Сию минуту! Это необходимо для вашего здоровья. Идите и не возвращайтесь раньше чем через час!

Жильберт ничего не мог возразить против этого приказания и послушно направился к двери, но на пороге оглянулся и встретился с лукавым взглядом голубых глаз. Розовое личико молодой девушки слегка подергивалось от старательно сдерживаемого смеха. Он хотел постоять несколько секунд у дверей, но Мартин резко захлопнул их перед самым носом Жильберта.

– Милый Мартин, – ласково обратился Жильберт к старому лакею, – скажите, пожалуйста, кто такие эти господа? Чего желает молодая дама? Зачем она пришла сюда?

Мартин нахмурил лоб, строго посмотрел на ассистента и вместо ответа таинственно проговорил:

– Господин доктор, будьте осторожны!

– Я не понимаю вас, Мартин! Против чего вы меня предостерегаете?

– Против этой женщины! Это не барышня, а оборотень. Она явилась в карете, выпрыгнула из нее, как стрекоза, и подала мне визитную карточку, на которой было написано: «Екатерина Рефельд». Вероятно, у меня было очень удивленное лицо, так как она вдруг начала хохотать. Подумайте, господин доктор, она смеялась надо мной, а ее кавалер, вместо того, чтобы остановить эту особу, сам тоже принялся хохотать. Да вы, вероятно, слышали их безумный смех?

– Я… нет… мы были заняты! – солгал Жильберт, в ушах которого еще до сих пор звучал серебристый голос молодой девушки.

– Ну, теперь-то они не очень посмеются перед старым барином! – злорадно прибавил Мартин. – В нашем доме не привыкли к смеху!

– О да, это верно! – с вздохом подтвердил Жильберт.

Лакей смерил его с ног до головы презрительным взглядом.

– Идите гулять, господин доктор, – решительно заявил он, – и будьте осторожны! Берегитесь этой женщины! Это не барышня, а какая-то нечистая сила!

Исполнив свой долг перед неопытным барином, лакей ушел, а Жильберту больше ничего не оставалось, как, действительно, пойти гулять. Он решил ограничить свою прогулку собственным садом, причем все время прогуливался по одной и той же аллее, чтобы не упустить момента, когда гости будут уходить, и у него будет, таким образом, возможность еще раз увидеть прелестное создание.

Молодому доктору до сих пор приходилось очень мало встречаться с женщинами; он имел дело только со старыми домоправительницами доктора Эбергарда, сменявшимися четыре раза в год, – дольше у капризного старика никто не уживался. При огромных умственных способностях доктор Эбергард отличался невозможным характером и слишком бурным темпераментом, вследствие чего ему трудно было ладить с людьми. У него образовалась прекрасная практика в столице, так как он был очень хорошим диагностом, но он так грубо обращался со своими пациентами, что за короткое время растерял всех больных. Затем он читал лекции в университете, но тоже не мог поладить со своими коллегами, а потому бросил университет и уехал из города. Обладая большими денежными средствами, он мог жить совершенно независимо, занимаясь исключительно наукой. Он написал много книг, пользовавшихся в медицинском мире большой известностью. Все охотно признавали за ним крупный талант и выдающийся ум, но избегали встреч, боясь его строптивого характера. Таким образом, Эбергард жил вдали от света, совершенно замкнуто, отдавая все свое время науке.

Жильберт был сыном бывшего товарища Эбергарда по гимназии и университету. Перед смертью отец Жильберта просил Эбергарда позаботиться о его сыне, который оставался после смерти отца круглым сиротой и без всяких средств к существованию. Эбергард дал слово позаботиться о мальчике, и, действительно, когда товарищ умер, взял его сына к себе в дом. Жильберт как раз окончил в это время гимназию и должен был поступить в университет. Эбергард дал возможность юноше учиться, но им руководило не великодушие, а чисто эгоистическое чувство. У него было такое же несчастье с ассистентами, как и с домоправительницами – никто не мог с ним работать больше двух-трех месяцев, а между тем ему был необходим сведущий в медицине раб, который находился бы в полной зависимости от него. Для этой цели Эбергард и избрал Жильберта. Ему нетрудно было подчинить себе мягкий, податливый характер юноши. Давая ему достаточные средства для образования и жизни, Эбергард старательно отстранял от него всякое общество и руководил каждым его шагом. С другой стороны и Мартин считал себя обязанным следить за молодым барином, так что у Жильберта не было ни одного часа, которым он мог бы располагать самостоятельно.

Когда он окончил университет и получил звание доктора, условия его жизни ничуть не изменились. Эбергард сообщил своему юному коллеге, что отныне тот будет его помощником, и Жильберт, чувствуя себя обязанным Эбергарду, не счел себя вправе ответить отказом на предложение человека, так много для него сделавшего. Мартин почтительно называл молодого барина «господином доктором», но продолжал так же относиться к нему и следить за каждым его шагом, как это делал и раньше. Таким образом, в жизни Жильберта ничто не изменилось; он даже не пытался сбросить с себя цепи, к которым настолько привык, что перестал замечать их неудобства.