Студия находилась недалеко от кафе, где мы встречались с Макаром, рядом с Австрийской площадью. Я шла небыстрым шагом по Каменноостровскому проспекту и пыталась хоть как-то побороть свое волнение. Несмотря на отточенную журналистскую коммуникабельность, я все равно немного тушевалась при знакомстве с новыми людьми. В тот момент ощущение было такое, словно я иду на важное для себя собеседование. Хотя отчасти ведь так и было. Скажу честно, ребята из группы меня не так волновали, как встреча с Марком. Свернув на улицу Мира, я прошла по ней три дома и нырнула в арку. Во дворе было несколько вывесок, нужная мне значилась как «Studio 812»[6]. Рядом с дверью стоял молодой человек и курил. Нас разделяли несколько метров, но уже издалека я заметила, насколько он красив. Высокий, плечистый, с русыми, немного вьющимися волосами, он затягивался сигаретой и смотрел на меня. Чем быстрее я приближалась к двери, тем больше убеждалась, что передо мной ожившая статуя Давида работы Микеланджело. Было очевидно, что он иностранец – либо американец, либо австралиец. Пропорциональные черты лица, голубые глаза и аккуратная щетина создавали совершенную мужскую внешность, о существовании которой в России даже не догадываются. Докурив, он слегка поднял брови, отчего на его лбу образовалось несколько морщинок. Улыбаясь, иностранец открыл мне дверь.
– Thanks,[7] – с кокетством произнесла я.
– Пожалуйста, – произнес Аполлон, с трудом выдавливая из себя каждый звук, а потом прибавил: – Я немного говорю по-русски.
Это было очень смешно. Как же, как же тяжело дается бедным иностранцам произношение русских слов.
– Great! Anyway, I speak English,[8] – ответила я.
Мы вошли внутрь. Нас встретила невысокая приветливая девушка с длинными черными волосами. Худенькая, даже хрупкая, она была одета в темно-синие джинсы прямого кроя и обтягивающую черную футболку, которая кричала о том, что лифчика под ней нет. Маленькая, но столь сексуальная грудь выглядела дерзко и явно имела какую-то цель. Девушку звали Софья, и она ну очень быстро разговаривала. Из-за чрезмерной эмоциональности в уголках ее губ скапливалось немного слюны, которую она не успевала глотать.
– Ты, должно быть, Лиза! Макар предупреждал, что сегодня должна подъехать девушка для Vagabrothers.
– Привет, это я.
Соня была администратором студии, следила за порядком и должна была знать, кто сюда приходит и зачем.
– Ребята еще не собрались, но ты подожди в переговорной. Сейчас все подтянутся. Хочешь, я кофе тебе сварю?
– Да, спасибо! А можно мне пока воды?
Задорная Сонька показала мне, где кулер, а заодно и проводила в переговорную.
Помещение, которое занимала студия, оказалось достаточно большим. Пройдя по коридору со множеством дверей, я оказалась в просторной светлой комнате с большими окнами. Посередине стоял стеклянный стол, к нему были приставлены ярко-оранжевый диван и несколько стульев. С улицы светило мартовское солнце, гармонию которого перебивал отчетливый запах перегара. На диване лежало упитанное мужское тело и страдало. Лицо искажали боль и безысходность ситуации. Уверена, что в этот самый момент парень в очередной раз давал себе клятву, что никогда больше не будет пить. Даже пиво.
– Это у нас Семен, – произнесла с ехидством Соня. – Ему сегодня малость нездоровится. Сема, сядь нормально, тут гости!
Семен медленно поднялся и с трудом принял вертикальное положение. Подперев руками свою пока неясно мыслящую голову, на выдохе он произнес:
– Я гитарист.
Без улыбки на все это смотреть было нельзя. Я представилась и села на стул напротив. Следующим зашел Джейсон. Им оказался тот самый курящий Аполлон, которого я встретила еще на улице.
– Still so bad? – спросил он Семена.
– Oh yes, holy shit,[9] – вяло ответил тот.
Джейсон очень аккуратно сел рядом с Семкой, чтобы не причинять ему лишних мучений. Заглянула Соня с чашкой кофе для меня и чаем для страдальца. Он благодарно кивнул за проявленную заботу и стал медленно делать маленькие глотки. Выходило у него это настолько громко, что если бы где-нибудь проходил чемпионат по хлюпанью, гитарист стал бы его абсолютным победителем. Пока Семен боролся с похмельем и оглушал меня раздражающим звуком, я беспардонно рассматривала Джейсона. Как я уже говорила, он был красив и благороден, настоящий «парень-сказка», «парень-мечта».[10]Не выдержав, я прервала наше молчание.
– Where’re you from?
– From New York.[11]
Моя наблюдательность на улице не подвела. Джейсон оказался американцем из семьи врачей, отец был хирургом, а мама – педиатром. Сестра Бриджит занималась продажей медикаментов или еще чего-то такого. После школы Джейсон поступил на медицинский, как хотели его родители, но бросил учебу из-за чрезмерной любви к музыке. В итоге, через год он оказался в консерватории и стал контрабасистом. В России он жил уже почти три года, о чем вовсе не говорил его русский. Джейсон, как и многие иностранцы, которых я знаю, был влюблен в загадочную русскую душу со свойственной ей меланхолией. Звучало это красиво, но на деле не означало ничего. Он вырос в благополучном районе Бруклина, где в одну линию выстроены аккуратные трехэтажные домики с чистыми крылечками. Я так и представила, как он, будучи еще подростком, сажает деревья в каком-нибудь public garden[12] неподалеку от своей благополучной американской жизни. Про себя я решила называть его «золотой мальчик из Бруклина». Это определение давало ему самую точную характеристику.
Спустя одну чашку чая и кофе появились парень с девушкой, голоса которых были слышны еще из коридора. Оба высокие и стройные, они обсуждали фильм, который смотрели накануне. Девушку звали Надей. У нее были большие голубые глаза и короткие, немного с рыжиной волосы. Одета она была по-спортивному. Как и Джейсон, Надя имела врачебное прошлое, но куда более серьезное. Еще каких-то пару лет назад она была ортодонтом и хорошо зарабатывала. После пяти лет врачебной практики Надя внезапно все бросила и пошла учиться играть на саксофоне, живя на накопления. А когда они стали заканчиваться, начала играть в джазовых ансамблях. Волею случая или судьбы на одном из выступлений в «Шляпе»[13] к ней подошел Макар и предложил присоединиться к Vagabrothers. Миша – молодой человек с Надей – оказался клавишником. Как и подобает всем пианистам, у него были тонкие длинные пальцы. Свои отросшие темные волосы Миша аккуратно убирал за торчащие уши, что придавало ему слегка простоватый вид. Мы посидели впятером буквально несколько минут, как я услышала знакомый голос Марка. В меру низкий, с легкой хрипотцой, он чуть не заставил мое сердце выпрыгнуть прямо на стеклянный стол. Макар и Фельдман приближались к нашей двери. В голове моей стучала барабанная дробь, оповещающая появление главного героя сегодняшнего дня.
Ребята шумно ввалились в «перегарную», освещенную весенним солнцем. Мой взгляд, конечно, был прикован к Марку. Все в тех же черных джинсах и серой футболке с надписью «People puke when I smile»[14] он казался мне сверхпривлекательным. Наконец-таки я рассмотрела, что написано у него на шее: это была татуировка с надписью «Jazz».
Фельдман посмотрел на меня, приветливо кивнул и сел рядом.
– Так, ну вот мы и в сборе, – скомандовал Макар. – Лиза уже, наверное, со всеми перезнакомилась, пока я ждал Марка. Он ведь вовремя никогда прийти не может.
– Ой, будет вам, Макарий Дмитриевич, полно-с. Давеча сами ждали вас с получаса в кибитке городской, пока соизволили-с все юбки накрахмаленные надеть да к балу явиться, – с выражением ответил Марк.
Под бурный смех, заполнивший все помещение, Макар спокойно, но с упреком смотрел на наглого Марка и поджимал губы. А тот победно ликовал, что его шутку по достоинству оценили, исключая только, пожалуй, Джейсона.
– Well, stop talking bullshit, – перешел на английский Макар, чтобы Джейсон втянулся в разговор. – Here is a new member of our team, Elizabeth. She’ll join us in our European tour as a copywriter and my assistant.[15]– Hey, guys! Happy to be here.[16]
Дальше разговор пошел о планах на лето, Макар перечислял страны, которые составляли наш маршрут. Во многих из них я уже была, а некоторые мне предстояло посетить впервые.
– Liz, what about your documents? Do you have a Schengen visa already?
– Yes, I do. Plus I’m a happy owner of US visa, so, ready for everything.[17]
– Но только не к Англии, – встрял Марк. – Или у тебя и такая есть?
– Нет, такой визы у меня нет, – спокойно ответила я.
– Макар, а может, ты ей сделаешь? Пусть Лизавета едет с нами в начале мая в Челтнем на фестиваль.
– Mark, in English, – кивая в сторону Джейсона, ответил Макар. – I’ll think it over.[18]
Пока Макар рассказывал о подробностях тура, я украдкой посматривала на Марка и каждый раз ловила его взгляд. От запястья до локтя его правая рука была замотана пищевой пленкой, под которой просматривалась свежая черная татуировка. – Что набил? – тихо спросила я.
– Портрет Арта Блэйки.[19]
Я понятия не имела, кто это, но, видимо, известный джазовый музыкант.
– Знаешь его? – вопросительно посмотрел на меня Фельдман.
– Марк, давай ты похвастаешься Лизе своим новым платьем чуть позже, когда я закончу говорить о делах, которые, кстати, и тебя касаются, – уже с раздражением произнес Макар.
– No problem, pikey, – с нахальной улыбкой ответил Фельдман, – as your dedicated henchman I shall be obedient.[20]
После этой фразы он сделал что-то вроде реверанса рукой и слегка опустил голову.
Но Марк в тот день был явно в ударе и быть спокойным не собирался. Он постоянно отпускал шуточки, причем по-английски у него это получалось даже более изощренно, чем по-русски. Он словно жонглировал британскими сленговыми словечками. Макар не мог держать удар на равных, ему просто-напросто не позволял словарный запас. Через сорок минут по его лицу было видно, как сильно Фельдман его раззадорил. Еле сдерживая раздражение, Макар отшучивался как мог, но превзойти своего соперника ему никак не удавалось. А Марк, словно настоящий кокни (cockney),[21] пытающийся облапошить лондонского интеллигента Макара, косился на меня и следил за реакцией.
Накалившуюся ситуацию разрядила Соня, чей мотив с торчащими сосками мне стал теперь ясен. Софья вошла в комнату с двумя коробками сока и поставила их на запотевший от эмоций стол.
– Макар, – с женским кокетством произнесла Сонька, – а ты мне поможешь принести стаканы? А то ребята пить, наверное, хотят, Семен так уж точно.
Макар весь переменился в лице. Издевки Марка сразу перестали его волновать, и он, готовый хоть в огонь, хоть в воду, где бы эти стаканы ни стояли, вышел с Соней в коридор.
Все сразу расслабились, открыли окно. Комната, в которой еще три минуты назад чуть не произошло извержение вулкана, стала наполняться свежестью и прохладой. Было видно, как Марк доволен собой. В его больших блестящих глазах отражались самоуверенность и чувство превосходства над соперником. Он знал, в чем его сильная сторона, и очень хотел это продемонстрировать. Операция прошла явно успешно.
Хихикающие Макар и Соня вернулись через десять минут.
– Er hat gerade so ein süßes Weib gevögelt![22]– наклонившись близко к моему лицу, шепнул Марк. – А я ведь тоже не против. Может, сегодня все-таки ко мне?
Ситуация повторялась. Только без фонарей, снежинок и легкого головокружения от первой встречи с Марком.
– Вечер уже занят, у меня сегодня свидание, – решила остудить я своего приятеля. Спасибо датскому знакомому Фредерику, который был в Питере по делам. Неожиданно, еще утром он пригласил меня на прощальный пятничный ужин.
Было около семи вечера. Я не думала, что так надолго задержусь в студии. Моя сумка разрывалась от сообщений неугомонного датчанина. В какой-то момент мне стало казаться, будто сейчас там все задымится.
– Так, ребят. На сегодня, думаю, закончим, – сказал уже спокойный Макар. – Лиз, по билетам я тебе расскажу позже, ближе к отъезду.
Ребята засобирались. Я тоже поспешила. Мне хотелось все-таки увидеть Фреда, с которым мы познакомились в Будапеште прошлой осенью. Он был бывший военный, как говорится, красивый-здоровенный, с которым меня связывала переписка, приправленная легким флиртом.
О проекте
О подписке