Незабудка скреб когтями по дну клетки, изредка цокая языком. Руки у меня посинели от холода; я сложила ладони вместе и поднесла ко рту, согревая их дыханием. Погода стояла необычно холодная для марта, небо за окном хмурое, белое и пустое. Даже птицы не отваживались подняться в воздух из страха замерзнуть и свалиться с небес. Так говорит Юнона. Леди Джейн Сеймур (или Юнона, как все ее называют, ибо при дворе полным-полно дам по имени Джейн) прибыла к нам год назад; я ежедневно благодарю за нее небеса. Последнее время кузина Маргарет сущая язва, а Джейн Дормер невозможно оторвать от королевы. Кроме того, Джейн Дормер скоро выйдет замуж за Фериа и в конце концов покинет Англию и станет испанской графиней. Блестящая партия, учитывая то, что она – единственная из нас настоящая католичка. Она не похожа на меня или Юнону; нам, откровенно говоря, было все равно, есть ли чистилище, пресуществляются ли Святые Дары в плоть и кровь Христову во время мессы. Мы не слишком задумывались о том, что будет, когда мы умрем; для таких мыслей у нас будет достаточно времени, когда мы состаримся, а пока можно подумать о чем-нибудь повеселее.
Нас с Юноной часто путали. Правда, если взглянуть на нас внимательнее, сразу становится заметно, что сходство между нами лишь поверхностное. Мы одного роста, и у нас одинаковый цвет волос. Зато у меня глаза голубые, а у Юноны они более темного оттенка; у меня лицо сердечком, а у нее овальное. Губы у нее изогнуты, в то время как у меня более пухлые. Но за последний год мы так сблизились, что переняли друг у друга ужимки, обороты речи и манеры. Мы получили все преимущества близнецов – мы привлекаем к себе взгляды мужчин. Иногда казалось, будто мы находимся в двух местах одновременно, способны ввести других в заблуждение, – при этом у нас не было недостатков близнецов вроде отсутствия индивидуальности или необходимости все делить.
Королева, чье зрение слабело, тоже часто путала нас. Иногда мы нарочно менялись платьями, что порождало сумятицу. Приятно было видеть, как злится самодовольная Сьюзен Кларенси. Юнона – мой единственный луч света в этом мрачном месте, где все осторожно вращаются вокруг королевы и только и шепчутся о том, кого она назовет своим наследником. Правда, о престолонаследии никто не смел и заикаться – все боялись ее огорчить, хотя она и так всегда была в дурном настроении. Кроме того, ей опять казалось, будто она ждет ребенка.
Некоторые хотели бы видеть ее преемницей меня, хотя многие считали, что она выберет Елизавету. Иногда я представляла, что стану королевой и получу все, что полагается королеве: драгоценности, платья, роскошные покои, лесть придворных. Но даже я не была настолько глупа, чтобы полагать, будто меня ждут сплошные удовольствия; я ведь видела, что нынешнюю королеву буквально раздавило ее бремя. Сейчас она была сама на себя не похожа. Мысли о королевской власти слишком велики, чтобы свободно помещаться в голове, тем более что я все время вспоминала сестрицу Джейн. Так что я гнала от себя мысли о престоле. Кроме того, королева сомневалась в прочности моей веры. Я это знала, потому что чувствовала на себе ее взгляд во время мессы. Наверное, она не молилась по-настоящему, а только следила, как бы среди ее фрейлин не оказалось еретичек. Знай она, о чем я думаю на самом деле, меня бы давно сожгли на костре. Так или иначе, я давно поняла, что Елизавета гораздо лучше подходит на роль королевы. Скоро она вернется ко двору, и Maman посоветовала мне помириться с ней – что, боюсь, будет нелегко.
Джейн Дормер что-то тихо напевала. Мы с Юноной нашивали маленькие золотые диски на рукава парадного платья; работа навевала на меня тоску. Королева сгорбилась в кресле и, похоже, спала. Никто по-настоящему не верил в то, что она ждет ребенка, но только Фрайдсуайд Стерли говорила о своих сомнениях вслух. Во всяком случае, королева знала Фрайдсуайд с детства, и только ей хватало храбрости говорить, что она думает. Остальные, даже Сьюзен Кларенси, во всем ей потакали. Но королеве действительно нездоровилось: живот у нее раздулся, как барабан, и, видимо, болел, судя по тому, как она стонала, когда мы одевали ее. Мы все слышали, как по утрам ее рвет; нам приходилось убирать за ней яркие лужи желчи. Когда песенка Джейн Дормер подошла к концу, королева заворочалась и вздохнула, а потом вдруг проснулась. Юнона с улыбкой ткнула меня в бок, и я, затаив дыхание, плотно сжала губы, чтобы не прыснуть. Наискосок от нас сидела Левина; у ее ног лежал ее борзой пес. Она рисует нас всех. Левина ненадолго оторвалась от своей работы, посмотрела на нас, подняла брови. В отсутствие Maman Левина очень утешает меня; она всегда была рядом и готова меня успокоить.
– Боже! – с улыбкой воскликнула королева, еще не до конца проснувшись, как будто она видела сон. – Ангельские звуки! – Может быть, ей снилось, что она умерла и предстала перед Создателем? Вдруг улыбка исчезла, и королева показалась мне древней старухой, как будто на нее взвалили все несчастья мира. – Кале, – сказала она, поднося тыльную сторону ладони ко лбу. – Когда я умру и меня вскроют, вы найдете у меня в сердце Фелипе и Кале. – Я заметила, что Фрайдсуайд Стерли, которая сидела с вышиванием по другую сторону камина, переглянулась со своей соседкой, Сьюзен Кларенси. Они обе не скрывали тревоги. Правда, последнее время королева слишком часто говорила о смерти.
– Кале, Кале, Кале! – скрежетал Незабудка, прыгая на жердочке.
Джейн Дормер поднесла королеве кубок с поссетом, утешительно приговаривая:
– Не бойтесь, ваше величество! Ваш муж вернется к вам, не успеете оглянуться. Ребенок вас исцелит… – Королева ненадолго приложила руку к животу, и на ее губах мелькнула улыбка. Мысль о воображаемом наследнике – ее единственная радость. Она пила из кубка и что-то шептала на ухо Джейн Дормер. Та снова запела. Королева заснула – так же внезапно, как и проснулась.
Последние месяцы при дворе стало очень уныло. В прошлом году, после того как вернулся Фелипе, королева погрузилась в пучину отчаяния. Его повсюду сопровождала герцогиня Лотарингская, его любовница – хотя никто не называл ее так, все было ясно как день. Достаточно было увидеть, как он смотрит на нее – словно голодный пес на кость. Дело усугублялось тем, что герцогиня была поистине красавицей. Если усадить их рядом, любой, кто с ними не знаком, наверняка решит, что королева – именно герцогиня; у нее роскошные драгоценности и поистине королевская осанка. Саму же королеву с ее длинным лицом и вечно унылым видом легко принять за обыкновенную фрейлину.
Как бы там ни было, герцогиня несколько месяцев назад уехала. Вскоре и король отправился на войну, взяв с собой всех молодых англичан – во всяком случае, такое создалось впечатление. В Лондоне остались лишь дряхлые старики вроде кардинала, который еле ходит. Не с кем танцевать – однако последнее время нам совсем не до развлечений. После потери Кале, правда, мужчины начали возвращаться – разумеется, кроме погибших. Я часто вспоминала юношей, с которыми я, бывало, танцевала и которых больше нет. В прошлом году целый месяц, после сражения при Сент-Квентине, нас одна за другой осаждали дурные вести: тот ранен и, скорее всего, больше не сможет ходить; тот-то попал в плен к французам, а этот пропал без вести.
Не могу забыть, что я испытала, когда ко мне в садике с пряными травами подбежала кузина Маргарет с криком:
– Гарри убили!
Мне показалось, что кто-то вырезал у меня сердце. Я по-звериному завыла; мне пришлось прижаться к Маргарет из страха, что я вот-вот упаду.
– Не понимаю, почему ты так волнуешься, – фыркнула она. – Ты ведь его почти не знала. Он был моим другом!
– И моим мужем! – простонала я, не в силах сдерживаться. Все вокруг меня кружилось.
– Я не о Гарри Герберте, дурочка. О Гарри Дадли!
– Не о Гарри Герберте? – Мир постепенно приобретал знакомые очертания.
– Да, кузина, именно так я и сказала. – На лице Маргарет расплылась торжествующая улыбка, и я поняла, что она нарочно ввела меня в заблуждение.
– Его я не знала, – ответила я, беря себя в руки. – Хотя его брат Гилфорд был женат на моей сестре Джейн.
Про себя я прикидывала: Гарри Дадли был всего на год старше меня. Меня пронзила грусть, когда я думала о себе, едва вышедшей из детского возраста. И вот хладный труп моего ровесника зарыли в землю, как труп моей сестры Джейн – ей ведь было всего семнадцать, когда она погибла.
– Чем меньше говорить об этих изменниках, тем лучше, – буркнула Маргарет. – И потом, Гарри Герберт тебе вовсе не муж. – Говоря так, она вертела обручальное кольцо на пальце. – Однажды Гарри Дадли прогостил у нас все лето в Скиптоне, – продолжала она, доставая из рукава платок и вытирая глаза.
Я ничего ей не сказала, хотя прекрасно помнила, что Клиффорды не жили в Скиптоне с тех пор, как Маргарет была совсем маленькой…
Голос у Джейн Дормер чистый, как лесное озеро. Медленно тянулось время; казалось, мы никогда не закончим нашивать золотые украшения – большая часть рукава еще оставалась не покрытой ими, поэтому, когда никто не видит, я прятала оставшиеся диски в свою сумочку. Джейн ткнула меня в бок, лукаво улыбаясь, когда я прятала сумку под платье, стараясь, чтобы не шуршала бумага. Там у меня письмо от Гарри Герберта; оно пришло сегодня утром в пакете из Нидерландов.
«Моя родная, милая Китти!
Через месяц я покину эти проклятые берега и вернусь в Англию, ко двору, где наконец смогу прижать к груди мою любимую. Здесь на поле сражения я многое повидал; видел такие ужасы, что уже не побоюсь отцовского и даже Божия гнева. Мне теперь страшно тратить еще миг драгоценной жизни вдали от моей любимой Китти. Я решил, что по возвращении мы снова будем жить вместе, как муж и жена. Китти, перед моим мысленным взором мы как две вишни и должны висеть вместе на ветке жизни. Прошу тебя, любовь моя, напиши мне, чтобы я мог держать твое письмо у сердца, пока мы не соединимся вновь…»
Когда я прочла его письмо впервые, думала, что умру от тоски, но оказалось, что я не могу вспомнить, как выглядит Гарри Герберт, – его образ расплылся и сливался с другими: губы Томаса Говарда, руки Роберта Дадли, глаза… Вот глаза его я прекрасно помнила: ярко-зеленые, кошачьи, веселые. А голос был не его; мне вспоминался голос одного пажа из Лестершира, который мне когда-то нравился. Когда я сидела в покоях королевы и мне нечем было заняться, кроме вышивания, я часто думала. Несмотря на то что я до сих пор ношу под одеждой истертый обрывок ленты и до сих пор читаю и перечитываю его письма, моя любовь к Гарри Герберту больше не та пылкая страсть, как когда-то в прошлом. Он больше не трогает мою душу. Конечно, я привязана к нему, но, может быть, не из-за любви, а только по привычке? В конце концов, мы с ним не виделись целых три года, если не считать случайных взглядов на арене для турниров прошлым летом, в последние дни перед тем, как он отправился на войну.
Фрайдсуайд Стерли посмотрела на меня с удивленным видом и одними губами спросила:
– Вы не шьете?
Я наклонила коробку, показывая, что у нас закончились диски. Она пожала плечами; неожиданно королева выпрямилась с таким видом, словно ей приснился страшный сон.
– Избавьтесь от него! – крикнула она, глядя, как мне кажется, прямо на меня. Внутри у меня все упало; я вспоминала, в чем я опять согрешила. Может, кто-то донес ей, что я рассказывала смешной анекдот о папе? Тогда даже Фрайдсуайд Стерли хохотала до слез, хотя и притворялась плачущей. Наверняка кто-то поспешил меня выдать.
– Не выношу, когда он так на меня смотрит, – продолжала королева, показывая на большой портрет мужа в боевых доспехах, который висел на стене у меня за спиной.
Я выдохнула и немного расслабилась.
– Избавьтесь от него! – прокричал попугай.
– Ваше величество, – тихо проговорила Фрайдсуайд, – не волнуйтесь.
Я обернулась и посмотрела на портрет короля; он как будто следил за мной. И прежде чем я успела понять, что происходит, королева спрыгнула с кресла, схватила мои ножницы для шитья и стала колоть портрет, выдирая огромные куски холста. Мы все ошеломленно смотрели на нее, кроме Фрайдсуайд. Она схватила королеву за руку, отобрала у нее ножницы и отдала мне. Королева упала ей в объятия, зарыдала, всхлипывая, залилась слезами. Сьюзен Кларенси и Джейн Дормер старались ее успокоить. Левине хватило присутствия духа подозвать одного из пажей. Она приказала унести портрет. Когда королеву повели в опочивальню, я обратила внимание на Юнону; бледная как мертвец, она прислонилась к стене.
О проекте
О подписке