Одержимость христианства непорочностью стала одной из его важнейших составляющих с того самого момента, как младенца Христа родила непорочная мать. Эта одержимость распространилась на всех христиан, сосредоточиваясь на женщинах и верующих, охватывая даже тех из них, кто состоял в браке. Ее смертоносная логика сводится к простому демографическому соображению о том, что соблюдающие целибат христиане не могут производить потомство, как отмечали скептически настроенные иудейские и мусульманские критики. Но самые предвзятые и мрачные обсуждения ведутся вокруг Марии – матери Христа. Они нашли отражение в нескольких догматах, которые на протяжении столетий постоянно лишали Марию той простоты и человечности, которыми проникнут ее библейский образ. При этом с ней происходили странные трансформации – от девственницы, зачавшей от Святого Духа, оставшейся непорочной даже после родов, вечной девственницы, которой она оставалась на протяжении всей своей супружеской жизни, до неземной девственницы, непорочно зачатой во чреве матери. Постоянное пристальное внимание, которое теологи уделяли вопросу о непорочности Марии, естественно, обеспечило христианским мыслителям неизменную привлекательность темы девственности как таковой.
Чтобы сформулировать относящийся к Деве Марии Символ веры, с которым согласилась Римско-католическая церковь, понадобилось восемнадцать столетий. В большинстве других христианских конфессий приняты, главным образом, самые ранние представления, относящиеся к этому вопросу. Интересно отметить, что официальные определения девственности почти целиком соответствуют в них степени веры в непорочность Марии.
Основной библейский сюжет, посвященный истории Марии, приведен в Евангелии от Луки, но включает в себя и более поздние положения о привычке Марии присоединяться к апостолам и другим последователям Иисуса в «верхней комнате» в Иерусалиме. Тексты Луки, немногие другие упоминания в Новом Завете и замечание Исайи: «се, Дева во чреве примет, и родит Сына, и нарекут имя Ему: Еммануил»[124], что значит «с нами Бог», составляют те документальные свидетельства, которые убедили отцов Церкви в девственности Марии и, соответственно, в непорочном рождении Христа.
Несмотря на недостаточную убедительность и фрагментарность этих источников, история Марии без конца переписывалась, редактировалась, факты проверялись, сочинялись, дополнялись и толковались. Мариология – учение Церкви о Марии, давно стала серьезной дисциплиной, на исследование отдельных вопросов которой тратили академические жизни соблюдавшие целибат теологи. По мере того как ее история переделывалась, они создавали целые библиотеки, путаясь, когда хотели что-то прояснить, сбиваясь с толку, когда пытались что-то разумно истолковать. Значительно позже, в 1854 г., Папа Пий IX вынес окончательное решение – заявление ex cathedra[125], облеченное в присущую церковному авторитету торжественность и помпезность и оформленное в догмат о непорочном зачатии.
Во II в. христианские мыслители много размышляли о Марии и в связи с ней, естественно, об Иосифе. Положение о том, что Христос был рожден непорочной матерью, зачавшей от Святого Духа, особых вопросов не вызывало – такое уже не раз проделывали Зевс и другие боги. Но распространение идей аскетизма, которые поначалу лишь торили себе путь, а потом – в эпоху раннего христианства – возобладали, вызывало диссонанс с мыслью о том, что Бог возжелал молодых прелестей Марии, а потом спланировал и осуществил ее совращение. Господь не мог быть похотливым соблазнителем – разврат оставался уделом дьявола.
Как же тогда произошло зачатие? Ориген и другие отцы Церкви выдвигали несколько возможных методов: через слова ангела; через ухо Марии; через мистическое дыхание Святого Духа (предпочтительный вариант святого Амвросия)[126]. Религиозное искусство отличалось бо́льшим воображением: семя исходило изо рта Господа вниз по трубке, заканчивавшейся под юбкой Марии; вместо трубки использовался голубь; семя в ухо Марии вложил архангел Гавриил.
В соответствии с апостольским Символом веры, оформившимся к концу IV в. и получившим официальный статус в VIII в., Святой Дух ввел младенца Христа уже целиком сформированного, а не как семя, взращенное телом Марии. К XVII в. Франсиско Суарес, первый теолог, систематически изучавший этот вопрос, пришел к выводу о том, что Мария не потеряла невинность, когда рожала Христа, и не испытывала эротических ощущений, свойственных женщинам. Это стало основой концепции virginitas ante partum[127].
Естественно, что многие люди не могли в это поверить и не верили либо потому, что доктрина была надуманной, либо потому, что позже стала казаться таковой. Они размышляли над этим и могли поверить лишь в то, что Христос был кровным сыном Марии и Иосифа. Нехристиане, уважительно относящиеся к христианству – например, мусульмане, – и по сей день почитают Христа как пророка из плоти и крови. С другой стороны, некоторые христиане верили, что он был вовсе не человеком, а божеством, которое появилось на земле уже в образе взрослого мужчины. Однако уже во II в. такие взгляды становились опасно еретическими.
С другой стороны, верующие поддержали историю непорочного зачатия, изложенную в протоевангелии от Иакова. В нем Мария дала обет непорочности, к которому Иосиф отнесся с уважением. Кроме того, они еще были только обручены, а не женаты, и потому она должна была оставаться девственницей.
История о непорочном зачатии была относительно более привлекательной по сравнению с тезисом о непорочных родах, virginitas in partu. Теперь Мария оставалась непорочной даже после рождения Христа. Основным источником, повествующим об этом, опять-таки является протоевангелие от Иакова. По этой версии, повивальная бабка, помогавшая при рождении Христа, встретила Саломею и воскликнула: «Саломея, Саломея, я хочу рассказать тебе о явлении чудном: родила дева и сохранила девство свое». Саломея не поверила ей и сказала: «Жив Господь Бог мой, пока не протяну пальца своего и не проверю девства ее, не поверю, что дева родила». Саломея подошла к Марии и подготовила ее к осмотру. Но как только она сунула палец ей во влагалище, Саломея вскрикнула от боли, тут же его оттуда вынула и заплакала: «Горе моему неверию, ибо я осмелилась искушать Бога. И вот моя рука отнимается как в огне»[128]. Она помолилась, раскаялась, и Господь ее простил. Благодаря ей в качестве установленного факта было получено доказательство того, что Мария каким-то образом родила Христа, сохранив нетронутой девственную плеву[129].
Некоторым отцам Церкви, например Оригену и Тертуллиану, такая новая версия показалась неправдоподобной, и они отказались в нее поверить. Тем не менее ее сторонники постепенно приходили к власти, и со временем virginitas in partu стало догмой. В конце IV в. священнослужитель Иовиан вступил в спор с Папой Сирициусом, ярым сторонником целибата, доказывая, что рождение Христа лишило Марию девственности, порвав ее девственную плеву. Это еретическое утверждение привело Папу в такую ярость, что он отлучил Иовиана от Церкви. Официальная версия уже тогда сводилась к тому, что Мария и после родов продолжала оставаться непорочной.
Но даже этого было недостаточно. Теперь несгибаемые приверженцы аскетизма настаивали на том, что ее непорочность оставалась вечной. Папа Сирициус объяснил, почему это должно быть именно так:
Иисус не выбрал бы себе для рождения девственницу, если бы его заставили смотреть на нее как настолько невоздержанную, чтобы допустить, что ее утроба, в которой возникло тело Господа нашего, этот чертог бессмертного царя небесного, был осквернен мужским семенем[130].
У этого тезиса существовало несколько серьезных недостатков. Матфей четко указывал на то время, когда Мария и Иосиф еще не были близки, и говорил о том, что Иисус был первенцем Марии, тем самым давая понять, что за ним следовали другие. В другом евангелии сказано, что Иаков, Иосия, Симон и Иуда были его четырьмя братьями. Как же при этом Мария могла постоянно оставаться непорочной? В числе остальных Тертуллиан утверждал, что она таковой не была и братья Иисуса на деле были его братьями.
Все это чушь, говорили многие теологи. Братья Христа в действительности были его единокровными братьями – детьми Иосифа от предыдущего брака[131]. Что же это за брак был такой? Внезапно совсем недавно возникшие мариологи состарили добродушного, честного, молодого плотника и превратили его в добродушного, сгорбленного старца, у которого уже было четверо сыновей от его первой, по всей видимости, скончавшейся жены.
Но для Иеронима такая точка зрения была неприемлема. А что же с беднягой Иосифом? «Он, который стоил того, чтобы называться отцом Господа, оставался девственником». Как посмели его коллеги вычеркнуть Иосифа из списка утвержденных девственников! Как же «богомерзко сомнительное предположение» о том, что порочный Иосиф мог составить подходящую пару для непорочной Марии! Эти назойливые братья, пояснял Иероним, были лишь «братьями в значении родственники», а не родными братьями. Кем же они были на самом деле? Очевидно, что они были его двоюродными братьями. Иаков, Иосия, Симон и Иуда были двоюродными братьями Христа[132].
Мария всю жизнь оставалась девственницей и рожала без повреждения девственной плевы; она была замужем за Иосифом, который всю жизнь оставался девственником. На этом мариологи остановиться не могли. А как же быть с рождением самой Марии из чрева Анны, зараженного спермой? Этого, оказывается, не было, как доказывал Ориген: «мой Спаситель Иисус вступил в этот мир без лишения невинности; внутри матери своей он не был осквернен, он проник в тело, остававшееся непорочным». Как могло такое произойти? Потому что Мария была настолько духовно чиста, что у нее, в сущности, не было тела, и Анна с Иоакимом зачали ее, не чувствуя ни малейшего вожделения. Это значит, что зачатие Марии было непорочным – так возникла концепция непорочного зачатия.
Дальнейшее развитие она получила в Англии в XII в. Ансельм Кентерберийский писал, что «образ ее должен быть настолько безупречен и непорочен, что никого, кроме Господа, зачать она не могла». Эдмер, монах бенедиктинского монастыря в Кентербери, довел это положение до нынешнего его состояния: зачатие Марии во чреве Анны было непорочным и лишенным похоти[133]. В 1854 г. Папа Пий IX провозгласил в качестве догмата, что: «Блаженная Дева Мария была с самого первого момента Своего Зачатия… сохранена незапятнанной никаким пятном первородного греха»[134].
Сегодня катехизис Католической церкви повторяет догмат о непорочном зачатии Марии в формулировке Пия IX, приведенной выше. Там утверждается, что Мария была девственна при зачатии Христа «от Святого Духа без человеческого семени». И хотя Мария как Приснодева является интегральной частью католической литургии, для ее всеобъемлющего определения применяются слова Блаженного Августина. Мария «осталась Девой, зачав Сына, Девой рождая его, Девой нося его, Девой став Матерью, Девой присно»[135]. Тем не менее в 1964 г. на Втором Ватиканском соборе было решено отказаться от провозглашения Марии непорочной во время родов и после них в качестве Символа веры. Слишком много католиков по этому поводу терзались сомнениями.
В основе мариологии лежит печаль изучения жизни обычной женщины, не оставившей ни дневников, ни личных свидетельств.
Мариологами по традиции были мужчины, соблюдавшие целибат; в эмоциональном и теологическом отношении они стремились лишить ее женственности. В каждом их слове слышится стремление к отрицанию того, что Мария жила половой жизнью, испытывала эротическое наслаждение, чувствовала боль разрыва девственной плевы, переживала родовые муки, радости и печали вынашивания других детей. Мариологи обожали Марию, ненавидя женщину, и потому складывалось впечатление, что Мария вроде бы женщиной и не была. Лишь в таком выхолощенном, очищенном и прошедшем цензуру образе они признают ее достойной того титула, который они ей великодушно даровали: Царица мира.
По всем этим причинам мариология резко отличается от житийной литературы, так трогательно рисующей портреты Марии Египетской, святой Бригитты Шведской и сотен других святых женщин. Все они, даже Екатерина Сиенская, должны были бороться с вожделением и зовом плоти, все они грешили, ошибались, каялись и были прощены. Мария, с другой стороны, была ангельски бесполой, как Ева до грехопадения, и ни одна смертная женщина не могла с ней сравниться. Тем не менее, продолжая развивать идею о благочестии Марии, мариологи изображали ее перед женщинами как утешительницу, к заступничеству которой они могли обратиться, поскольку она имела возможность вступиться за них пред Господом. Кроме того, смертные женщины часто обращались к примеру поведения Марии как матери, который особенно подчеркивался в Средние века, находя отражение в картинах на религиозные темы, где видно, с какой нежностью она кормит грудью младенца Иисуса.
Но, если взглянуть с другой стороны, Мария была настолько полно, настолько безупречно беспола, что ее непорочность составила лишь предмет поклонения. Такое положение вещей не предполагало ничего, связанного с целибатом, его проблемами, искушением или наградой. Ее случай был уникальным и неподражаемым. Короче говоря, Мария была, если можно так выразиться, предосудительно непорочна, как некий укор женщинам, которые даже отдаленно не могли приблизиться к уровню ее праведности. Статус женщин не повысило даже ее вознесение в высшие божественные сферы. Если это как-то и повлияло на женщин, то лишь тем, что вызвало у них отвращение к браку.
Тем не менее мариология оказала огромное влияние на христианский целибат, поскольку по мере его становления и развития он в значительной степени определял направленность обсуждений проблем непорочности и безбрачия людей, а также сути женской природы. Так, например, в эпоху раннего христианства отцы Церкви всерьез задумывались над вопросом о том, являются ли девственницы женщинами? Обычно, хоть и с некоторыми оговорками, ответ на этот вопрос был отрицательным, по крайней мере когда речь шла об умерших, мало кого интересовавших девственницах, которые не могли внезапно сбиться с пути добродетели, поддаться влиянию похоти и доказать, что в сердце своем они были просто слабыми женщинами. Молодым живым женщинам приходилось доказывать свою непорочность гораздо более суровыми способами – при возможности им следовало вести уединенный образ жизни, внешность их должна была быть лишена женственности и привлекательности, что достигалось изнурительным постом, в результате которого эти женщины становились похожими на обтянутые кожей скелеты.
Величайший парадокс создания образа непорочной Марии заключается в том, что его авторами были соблюдавшие целибат мужчины, которые не доверяли женщинам и не любили их. Их отвращение к обычным занятиям представительниц противоположного пола – браку, рождению детей и материнству – превратило Марию в Царицу мира, в которой непросто было распознать не только женщину, но порой даже просто человеческое существо. Однако еще более тревожным стало то, что их исходное женоненавистничество, охватывая весь христианский мир, распространялось и на другие учения. Очевидно, что призывы к соблюдению целибата основывались, прежде всего, на представлении о женщинах как о порочных, слабовольных и похотливых соблазнительницах.
Несмотря на огромное влияние мариологов, они оказались не в состоянии помешать развитию устойчивой тенденции, разделявшейся свободомыслящими женщинами-христианками, которые отвергали эту господствовавшую точку зрения и отстаивали иной подход к целибату – положительный и несущий свободу. Эти матери церкви – бегинки, честолюбивые аббатисы и монахини, равно как и целомудренные жены, соблюдали целибат, выполняя собственную миссию: благочестивое, праведное, глубоко религиозное самоочищение. Из такого подхода к проблеме вытекали важные преимущества: освобождение от мужей и от мужчин в целом; доступ к запретным профессиям, обучению и знаниям; признание женщин в качестве святых; самореализация и духовное наставничество. Их личные усилия были настолько упорны и последовательны, что даже мариологи не смогли подавить их во имя Приснодевы Марии, Царицы мира.
О проекте
О подписке