Читать книгу «Потерянные истории» онлайн полностью📖 — ElisonCha — MyBook.

Глава 5. Рыбка

В тот год я была еще совсем маленькой Алиской. Когда ко мне пришло это важное осознание. Пришло оно вместе с мамой, в руках которой по стандартному сценарию вечера наблюдался пакет с продуктами. Пакет плюхнулся на пол коридора, а я восторженно заметила, как внутри него кто-то юрко подпрыгнул.

– Рыбка, рыбка, живая!

Тут же вмешался модус[3] папы-натуралиста. Если в вашей ванной не плавала рыбка, у вас не было детства или такого классного папы! Ванна набрана. Рыбка запущена. Юное любопытство рот разинуло да над гладью домашнего озера застыло.

Рассматриваю. Улыбаюсь. А с другой стороны мира на меня два влажных глаза, замерев, смотрят. Смотрят они пусто и как-то совершенно монотонно. Только вот ребенком мне отчетливо виделось, как их переполняет тоска.

Вся живость натуры рыбки проявлялась лишь в глухих движениях рта, кусок которого был растормошен неопрятным ошметком лоскута. Папа объяснил – он порван от рыболовного крючка. Жалко.

Периодически тыкая в рыбку пальцем, я провоцировала ее перемещения по ванной. Она делала бешеный круг и успокаивалась до следующего импульса извне. Рыба ждала. Ждала ли она смерти или следующего дня, я не знаю. Однако данная предсказуемость мне быстро наскучила. И я убежала делать уроки. Ведь мамин дедлайн был строг и опасен в его несоблюдении.

«Интересно, а Бог тоже тычет в нас пальцем, когда мы вот так смирно сидим в ванной? – подумалось тогда маленькой Алиске. – Интересно, оно ведь что? Что живое. Потому что движется, меняется, непредсказуемо потому что. Хочется понаблюдать и понять его». Такая случайная мысль добавила живости к выполнению домашней работы, да и в целом ко всей жизни после.

Через час мою комнату объяла томная пелена вуали перспективы ужина. Пахло бесподобно. Как вы догадались, на ужин подавали жареного карпа. Удался он так, что вилка тут же была отложена в сторону. В ход пошли руки. Покончив с ним, я помчалась умываться в ванну, а заодно проведать нового питомца. Только вот рыбки не было. В детском сознании аналогия отчего-то была проведена не сразу. За ужином казалось, что рыбка на тарелке и рыбка в ванной – это они зовутся только одинаково, черт их пойми, взрослых, почему. А на жизни оно ведь совсем разное. То ведь – живое, а это. Это еда. Тогда, при взгляде в пустую ванну, ко мне и пришло это осознание. Осознание смерти.

Позже в одной книге, где по иронии автора повествование о жизни ведет смерть, я прочла: «Избегаю тех, чье время еще не пришло». Раньше мне казалось, что это слова мудрости, хотя, возможно, смерть – она и есть абсолютная мудрость. И конечно, потом умирало много хомяков и прочей живности – расходный материал моей вселенной, но осознание пришло лишь тогда, один лишь раз. Смерть – она бессмысленна, неожиданна и проста. Она просто случается. А вот жизнь. Я впервые задумалась, был ли смысл во всем этом? Не знаю, была ли жизнь рыбки не напрасной, однако она однозначно была вкусной. А еще я не знаю, будет ли не напрасной моя жизнь, однако знаю точно, пока Бог тычет пальцем – я живая, а значит, стоит улыбаться, как в том анекдоте, когда двое самоубийц летят с крыши небоскреба. И один радостно улыбается. А второй спрашивает:

– Ты чего улыбаешься? Мы же сейчас умрем!?

– А первый отвечает:

– Но ведь пока все хорошо!

Глава 6. Будь как Вася

Я перешла в новый сад. Сад был хороший. Лучший, как подытожила мама. Но с одним минусом – далеко от дома. В первый раз мама привела – осмотрела, одобрила, утвердила. После чего делегировала эту участь папе.

Была осень. Утром становилось уже довольно холодно и темно. Мы торопились. Точнее, торопился папа. Я легко определяла это по его быстрым шагам, которые в семени моих ножек переводились как легкий бег. Так и забежав в коридор сада, я, однако, недоверчиво замедлила ход. Говорю ему: «Вроде не мой это сад, пап». А он… а что он? У него полеты начались, а он опаздывал. Сад есть – есть, дите есть – есть. А что воспитательница дите не признала, так папа сказал, что мы новенькие, и она дите, хоть и не без сомнений, но приняла. А он и убежал.

Меня же незнакомая тетка взяла за руку да с легким сопротивлением в группу повела. А там я как увидела чужих детей, так и утвердилась в своих сомнениях. Убрала это злополучное «вроде», и сад (оказался уже точно) не мой. И я как зарыдаю. Все, думаю, бросили меня одну не пойми где, да так, что и мама не найдет теперь (на папу надежды не было уже и вовсе).

Мой хвост, дерзко торчавший из толстого кольца резинки цвета ЛГБТ ровно по центу головы, нервно подрагивал от диких всхлипываний. Воспитательница растерялась, а вот пацан, со следами диффузии[4] дерзости в виде веснушек на лице, нет. Он уверенно подбежал ко мне и, пихнув по-доброму в плечо, бодро так скомандовал:

«Ты чего, дуреха, рыдаешь. Вася (он кивнул белесой головой на хмурого друга за его плечом) никогда не плачет. Будь как Вася!»

По составу тела Вася был как меня на три и две головы над. Плотный мальчик с таким непроницаемым лицом, что, глянув на Васин грозный вид, верилось сразу: уж он точно не плачет. Тут почему-то оно и самой рыдать сразу пересталось. Быстрее всего слезы высыхают в детстве.

Через минуту я улыбалась, ведь по обе стороны меня подпирали два новых бойких друга. Дружить с мальчиками мне еще в ту пору полюбилось. Мальчики, почему-то, они всегда добрее, проще как-то. А еще они все свои конфеты тебе отдают, туфли застегивать всегда помогают, а если ты вдруг заплакала, они так испугаются, что непременно сделают что-то настолько смешное, что ты невольно хохотать тут же пустишься. С ними оно всегда все нестрашно. Вот и мне оно уже и из чужого сада уходить не хотелось, что, к слову сказать, пришлось. Ибо ошибку в лишней штуке дитя в группе все же выявили, а в соседней «Рябинке» недосчитались. Сады стояли бочок к бочку, и, предупредив маму о вышедшем конфузе (ребенка папе потом еще долго не доверяли), в обед за мной пришла истинно моя воспитательница. А я вновь начала отчаянно плакать. Только теперь от страха разлуки со своими новыми друзьями. Признаться, нашу тройку уже опасались остальные дети. Отчего не без радости попрощались они со странной девчонкой, в голове которой диктаторски торчал тонкий пучок антенны светлых волос.

– Алиска, не дрейфь, будь как Вася! – белобрысый пацан по-братски пихнул кулаком меня в плечо.

Тогда я навсегда попрощалась с новыми друзьями. А также перестала дрейфить, начала водить дружбу с мальчишками, и еще, если вдруг страшно или сложно, я говорю себе: «Будь как Вася» – и никогда больше не плачу.

Глава 7. Процесс форматирования завершен

Память – писарь нашей души. Это заметила не я, заметил крайне мудрый человек много раньше вообще всякого понятия меня. А я это просто ощущаю.

Всего более в детстве я ждала двух вещей – дня рождения маминых подруг и зимы.

Первое – оно потому, что мама всегда и непременно приносила мне кусочек именинного то́рта. Ну, знаете, самый обычный торт и самый обычный кусочек, часто ловко втиснутый в отсек дамской сумки, отчего со смазанным кремом и немного примятый с бочка условиями транспортировки. Такая мелочь. Жизнь счастливого человека – сплошная череда таких вот мелочей. По сути своей мы все и есть счастливые люди, просто некоторые этих мелочей, увы, не замечают.

Второе – долгожданное, родом из детства. Это когда зима, снег основательным слоем, а из гаража санки перемещаются на балкон. Наверняка и у вас тоже такие санки были, деревянные, цветные, с железной спинкой и повозочной веревочкой. Сейчас, наверно, в разряде олдскула, тогда же – детская роскошь. Тут уместна будет моя любовь к стихам:

 
Окликнет эхо давним прозвищем,
И ляжет снег покровом пряничным,
Когда я снова стану маленьким,
А мир опять большим и праздничным,
Когда я снова стану облаком,
Когда я снова стану зябликом,
Когда я снова стану маленьким,
И снег опять запахнет яблоком,
Меня снесут с крылечка, сонного,
И я проснусь от скрипа санного,
Когда я снова стану маленьким,
И мир чудес открою заново.
 
(А. Галич)

Ветер отбивал колючий снег о края моих пухлых щек. Я зажмуривалась от назойливой метели, но все же цеплялась взглядом за окружающий пейзаж, зимой размазанный пломбирами сугробов. От мороза в носу все съеживалось. Я фыркала, крутила носом, словно еж, но остальным телом оставалась неподвижна. Мне было шесть, стоял жуткий мороз,