2.3

Зачастую мы не хотим знать, что о нас думают другие. Никто не хочет жить с мыслью, что его недолюбливают. Эмпатия удел тревожных. Она появляется у человека, когда нет иных возможностей получить от окружающих информацию о себе и отношениях в семье. Мои родители не разговаривали со мной, они и друг с другом-то почти не говорили – сразу переходили на крик. Потому я научилась чувствовать их гнев заранее, до того, как они начинали ругаться. Но была у этого и обратная сторона. Я научилась чувствовать, когда я людям нравлюсь, и активно пользовалась этим.

Я смотрю на Ронни и понимаю, что нравлюсь ему. Ощущать чистую и искреннюю симпатию со стороны такого простодушного человека приятно и волнительно. Мне трудно оторваться от его живых понимающих глаз. Трудно не смущаться вместе с ним, когда он ловит себя на том, что разглядывает меня. Мы ведём какую-то бессмысленную беседу. Я беспокоюсь о том, не станет ли ему плохо от этого пирога. Конечно, в нём много патоки и прочих консервантов, но всё же я не могу быть уверена, что он безопасен. Шон же ожидаемо наслаждается моим смятением. Даже толком не участвует в разговоре, только изредка кивает да отвечает на вопросы Ронни.

Я почти уверена, что когда мы вернёмся с мужем домой, меня настигнет расплата за эти любезности с соседом. Но я ни о чём не жалею. Ведь благодаря Ронни совсем ненадолго я почувствовала себя кем-то другим – обычной нормальной женщиной, вызывающей в мужчине чувства и эмоции, а не просто бледной тенью Шона Роджерса. Это дорогого стоит.

Мы прощаемся с Ронни и возвращаемся домой. Переступая порог, я глубоко вдыхаю, словно пытаюсь прыгнуть с трамплина в неизвестную глубину. Хотя глубина моей бездны мне хорошо известна.

– Твоё любопытство удовлетворено? – спрашивает Шон самодовольно.

– Да, вполне, – киваю я, не поднимая на него глаз.

– Вот и славно, – выдыхает он и улыбается. – А теперь иди ко мне.

Чувствуя страх и смятение, я подхожу к мужу и подаюсь в его объятия. Он снимает мою шляпку и отбрасывает её в сторону, а после жадно впивается в мои губы. Я неуверенно отвечаю на его поцелуй и несмело обнимаю его. Он прижимает меня к себе, видимо позабыв про сломанные рёбра. Во всяком случае, мне хочется верить, что он именно забыл. Пытаюсь отстраниться, шиплю от боли. Чувствую, как его рука расстёгивает молнию на спине. В голове мелькает мысль: «Что, прямо здесь? Он хочет сделать это в гостиной?» Мне становится немного неловко от того, что дверь не заперта. И пусть в такое время к нам вряд ли кто-то может заглянуть, гипотетическая вероятность этого, заставляет сильно переживать.

– Шон, что если нас кто-то увидит? – шепчу я, отталкивая его.

Тот бросает на меня свирепый взгляд. А после стаскивает с меня платье и ведёт за руку к окну.

– Что ты делаешь?! – в отчаянии восклицаю я.

Он не отвечает, лишь оголяет мою грудь, а затем разворачивает лицом к окну – выставляет меня напоказ, будто манекен в витрине. Я в панике прикрываюсь руками, но он стягивает с меня бельё и заставляет прогнуть спину. У меня нет варианта не подчиниться. Он сдавливает мою талию, причиняя адскую боль. Приходится просто закрыть глаза и опереться руками на подоконник.

– Прошу, давай поднимемся наверх, – шепчу, чувствуя жгучий стыд.

– Да брось, Николь! Тебе же нравится, – отвечает Шон увлечённо. – Ты вся течёшь, хотя я толком и не касался тебя.

Не уверена, что есть смысл объяснять ему, что возбуждена я по другой причине. Уже очень давно у нас ничего не было. Одного его поцелуя оказалось достаточно, чтобы моё тело среагировало. Едва ли ему будет интересно знать об этом. Он уже увлечён своей новой игрой, и ему нет дела больше ни до чего. Я смирилась с тем, что порой у Шона появляются очень странные кинки.

Впившись пальцами в бёдра, он резко входит в меня. Я издаю мучительный стон. Боль и удовольствие в теле борются за господство над разумом. Стараюсь изо всех сил сосредоточиться именно на удовольствии. Мысленно подстёгиваю себя. Двигаюсь в такт. Желание переполняет меня. Внезапно я поднимаю глаза к мансарде дома напротив и вижу там нашего нового соседа. И пусть между нами внушительное расстояние, и я даже лица его не могу толком разглядеть, кажется, что он, будто божество, наблюдает за нами сверху. Смотрит на меня, грешницу. Моё лицо горит от стыда. Тело же трепещет. Знаю, что это неправильно, но я хочу, чтобы этот парень смотрел на меня. Хочу, чтобы он желал меня.

Как только всё заканчивается, мне хочется умереть от стыда. Я подбираю платье и убегаю наверх. Шон довольный моей реакцией, смеётся мне вслед. Забираюсь под тёплый душ и закрываю руками лицо. Не знаю, как мне теперь смотреть Ронни в глаза. Он ведь был со мной таким вежливым, обходительным. А потом меня отымели у него на глазах, как какую-то шлюху. Может быть, он всё же не видел? Я готова молиться всем богам, чтобы это оказалось правдой. Не могу сказать точно, почему мне так важно, чтобы он не думал обо мне плохо. Понимаю, это глупо, мы ведь с ним едва познакомились. Но внезапно даже для меня самой, он стал очень важным. Возможно, всё дело в его особенном отношении ко мне. Я знаю наверняка лишь одно – Ронни не просто какой-то сосед, он станет тем, кто изменит мою жизнь.

Часть 3 «Влюбиться вопреки»
3.1

Ронни

У неё очень бледная для нашего штата кожа. На поверхности её отчётливо выделяются веснушки – на лице, плечах и даже на тонких пальцах. Мне хочется коснуться их, чтобы убедиться, что это не макияж и не игра теней и света. Я неосознанно тянусь к ней и ощущаю её нежный аромат. Николь пахнет домашним уютом, корицей и паприкой. Её взгляд живой, цепкий. Я ловлю его и у меня мурашки бегут по телу. Не знаю, может всё дело в том, что я давно не видел женщину настолько близко. Но Николь просто очаровывает меня. И чем больше она мне нравится, тем большую опасность я ощущаю от её мужа. Прищурившись он наблюдает за нами. Будто он кукловод, а мы его марионетки.

Я пытаюсь быть адекватным, собранным, отдавать себе отчёт, что передо мной семейная пара. Они мои любезные соседи, из вежливости наведавшиеся ко мне субботним утром. Я должен быть учтивым и не лезть в чужие дела. Но пока мы сидим и непринуждённо беседуем у меня в гостиной, я продумываю, как бы передать миссис Роджерс ту самую фотографию её мужа с эффектной блондинкой. В конце концов, они просто уходят, оставляя меня наедине с чувством неудовлетворённости.

Чтобы хоть как-то избавиться от навязчивых мыслей я беру из холодильника пару банок пива и иду на мансарду. Надеюсь уснуть под палящим солнцем и проснуться только к полуночи, когда холодный океанский бриз накроет побережье. Однако поспать так и не удаётся – мне звонит отец. Впервые с тех пор, как я вернулся.

– Ронни, ты ещё не устал прохлаждаться без дела? – спрашивает он нарочито бодро.

– Это было бы странно, если учесть, что я вернулся меньше недели назад, – отвечаю я, чувствуя лёгкое раздражение.

– Не важно. Я хотел бы, чтобы ты приехал в наш офис в Стоунвиле, – произносит он. – Там у меня есть для тебя кое-какая работа.

Мне отлично известны подобные формулировки. С возрастом старик совершенно не меняется. Когда он изъясняется подобным образом, это означает, что он хитрит. Скорее всего меня там ждёт врач-психиатр, призванный проверить, насколько я адекватен. И наверное, я мог бы отказаться, но меня порядком достало сидеть дома и пялиться целыми днями в окна напротив. Я спускаюсь в гараж и осматриваю свой старый пикап. Понятия не имею, на ходу ли он, но благодарен Генри за то, что он пригнал его. Вот уж кто действительно ждал моего возвращения.

Я никогда не был в филиале компании в Стоунвилле, но без труда смог определить его местоположение. Отец всегда выбирает самые пафосные и дорогие здания. Это расположено недалеко от исторического центра города, прямо напротив отеля Марриотт. Я не знаю было ли оно построено специально или просто выбрано из доступных вариантов, но могу сказать точно, что его вид совсем не вписывается в городской пейзаж. Словно чёрная коряга, торчащая посреди ухоженного сада.

Я спешу войти, полагая, что изнутри уродство этого места не будет настолько бросаться в глаза. Прохожу мимо рядов банкеток и искусственных фикусов к ресепшену. Сообщаю миловидной девушке за стойкой своё имя и причину визита. Последнее выходит очень неловко – приходится сознаться, что я сын своего отца.

– Одну секунду.

Девушка бледнеет, начинает суетится, заикается. Лупит своими наманикюренными пальчиками мимо нужных клавиш.

– Я посижу вон там, – говорю ей, указывая на ближайшую банкетку. – Не спешите, у меня достаточно времени.

Мне хочется верить, что я смог её успокоить. Меньше всего в этой жизни я хотел бы доставить проблем работающей женщине. Могу только догадываться насколько тяжко ей приходится. Я присаживаюсь напротив и оглядываю холл. Несмотря на всю свою вычурность выглядит он скучно. Невольно я вспоминаю о Николь. Снова и снова прокручиваю в голове самую первую её улыбку и взгляд с поволокой. Будто в каком-то фильме.

– Мистер Галлахан, – странно знакомый женский голос выводит меня из раздумий.

Я оборачиваюсь и вижу того, кого меньше всего ожидал здесь увидеть – Линдси, свою бывшую девушку.

– Меня зовут Линдси Де ла Вера, я буду вашим интервьюером сегодня, – деловито улыбаясь произносит она. – Прошу за мной.

Я внимаю ей, но исключительно для того, чтобы понять, какого чёрта происходит. Линдси провожает меня в переговорную. Предлагает присесть, заводит дежурную беседу о погоде и пробках.

– Что ж, перейдём сразу к делу, – говорит она.

– Давай, – киваю я в предвкушении. – Мой самый главный вопрос: что ты тут делаешь?

– Простите? – краснея произносит Линдси. По всей видимости, она искренне верит, что мы до самого конца можем делать вид, что незнакомы.

– Линдси, хватит притворяться, что ты меня впервые видишь. Понимаю, ты, возможно, удивлена увидеть меня. Но я удивлён не меньше. Ты бросила меня и пожелала адских мук всей моей семье, а теперь работаешь на моего отца?

Она, бледнея, оглядывается по сторонам. Видит камеру видеонаблюдения под потолком и тяжело вздыхает.

– Мистер Галлахан, прошу прощения, но я вынуждена прервать наше интервью. Если вы не возражаете, вам будет назначен другой день.

Она поднимается и в панике убегает. Я пытаюсь понять, что сделал не так, чем напугал её. Ничего толкового в голову не приходит. Вероятно, она просто засмущалась. Всё же встретить своего бывшего в такой обстановке – тот ещё стресс.

Чуть посидев под кондиционером, я выхожу на улицу. Солнце начинает припекать. Я бросаю задумчивый взгляд на прозрачную дымку у горизонта. Может, раз я всё-таки выбрался из дома, мне прокатиться к океану? В приятном предвкушении я возвращаюсь к своей машине и завожу мотор.