По мнению М. С. Строговича, близкие родственники погибшего являются и представителями потерпевшего и самими потерпевшими^[10].

В. П. Божьев полагает, что они вообще не должны допускаться к участию в процессе ни в качестве потерпевших, ни в качестве их представителей, «так как на это родственники никем не уполномочены»^[11].

Другие авторы также отрицают возможность перехода прав потерпевшего к членам его семьи и в связи с этим утверждают, что последние могут принимать участие в деле только в качестве гражданских истцов^[12].

Н. Я. Калашникова, напротив, признает близких родственников убитого потерпевшими^[13].

Интересную позицию занимает В. Е. Квашис. По его мнению, в случае убийства претерпевание родственниками убитого последствий смерти есть прямое следствие преступления, и, следовательно, они являются непосредственно потерпевшими от преступления в уголовном праве. Потерпевшим же в уголовно-процессуальной деятельности он предлагает признавать одного из таких родственников, определяемого в согласительной форме между последними^[14].

Разделяя позицию автора по последнему вопросу, мы не можем согласиться с утверждением, будто преперпевание определенного вреда родственниками убитого является прямым следствием преступления. Анализ причинных связей позволяет сделать вывод, что моральный, а в некоторых случаях материальный вред, причиняемый родственникам, является непосредственным следствием не убийства (умышленного причинения смерти другому человеку), а самого факта смерти (как преступного результата).

Другие ученые решение рассматриваемого вопроса ставят в зависимость от характера ущерба. Так, если потерпевший, у которого похищено имущество или которому причинен моральный ущерб, к началу процесса умер, то его родственники становятся правопреемниками и, следовательно, должны быть признаны потерпевшими. Но смерть потерпевшего не может быть основанием для признания его родственников потерпевшими от преступления^[15].

Интересное решение проблемы предлагает В. Г. Ульянов. По его мнению, в Уголовно-процессуальный кодекс необходимо ввести понятие «правопреемник потерпевшего» и обозначать им всех тех лиц, которые не являются потерпевшими в уголовно-правовом смысле^[16]. Остается неясным, каковы будут правомочия нового участника уголовного процесса и чем они будут отличаться от прав и обязанностей потерпевшего. Более того, неизвестно, как должны соотноситься между собой уголовно-процессуальное и гражданско-правовое понятия «правопреемник»: совпадают ли их значения, и если не совпадают, то в чем состоит различие.

Наша позиция по данной проблеме уже раскрывалась. Повторим лишь, что материальная и процессуальная категории потерпевшего близки, но не совпадают. Если под первую категорию подпадают лица, вред которым был причинен непосредственно преступлением, то вторая может включать в себя родственников либо представителей потерпевшего.

Несмотря на отсутствие в УК РФ должного материального определения, нельзя сказать, что проблема потерпевшего в уголовном праве игнорируется. Как справедливо отмечал И. С. Ной, «понятие «потерпевший» по существу своему принадлежит к материальному праву, ибо вытекает из представления о вреде, причиненном кому-либо тем или иным преступлением»^[17].

В доктрине уголовного права проблема потерпевшего рассматривается в двух направлениях: через определение его понятия, а также с позиции «вины потерпевшего». «Вина потерпевшего» будет рассмотрена в последующих параграфах. Сейчас же остановимся на определении понятия «потерпевший».

А. Н. Красиков понимает под ним «физическое лицо, в отношении интересов которого совершено оконченное или неоконченное преступное посягательство»^[18]. На наш взгляд, автор необоснованно ограничивает круг возможных потерпевших лишь физическими лицами. Экономическое развитие страны вызвало необходимость уголовно-правовой и процессуальной защиты прав различных организаций. Признание юридического лица потерпевшим (пусть даже в УПК РФ) явилось позитивным и своевременным шагом законодателя. А тот факт, что организация по природе своей не может являться непосредственным потерпевшим от определенных преступлений (например, против личности), еще не дает основания для отказа ей в этом статусе.

По мнению П. С. Дагеля, «потерпевший – это лицо, которому причинен физический, имущественный (материальный) или моральный вред… Это лицо, которому вред причинен преступлением; если нет преступления, то нет и потерпевшего в уголовно-правовом смысле этого слова»^[19]. На наш взгляд, автор совершенно справедливо делает акцент на том, что лишь преступление «порождает» уголовно-правовую категорию «потерпевший».

Несомненно, вред может быть причинен лицу не только преступлением, но и общественно опасным деянием малолетнего, невменяемого, он может быть причинен также при обстоятельствах, исключающих преступность деяния (крайняя необходимость, необходимая оборона, обоснованный риск и т. д.). Но коль скоро мы рассматриваем уголовно-правовое понятие «потерпевший», мы должны ориентироваться на УК РФ, задачами которого является «охрана прав и свобод человека и гражданина, собственности… от преступных посягательств, обеспечение мира и безопасности человечества, а также предупреждение преступлений». Как мы видим, целям уголовного закона не отвечает защита человека от общественно опасного деяния, не являющегося преступлением. Именно поэтому определение потерпевшего в уголовном праве как «лица, которому причинен тот или иной вред общественно опасным деянием»^[20], представляется нам ошибочным.

Г. И. Чечель и В. С. Минская полагают, что «основными базовыми элементами уголовно-правового понятия «потерпевший» являются: то, что потерпевший – субъект права, участник охраняемых законом общественных отношений; факт наличия вреда в виде фактического ущерба или реальной возможности его нанесения; запрещенность причинения вреда именно той правовой нормой, за нарушения запрета или веления которой виновный привлечен к уголовной ответственности»^[21]. Как нам представляется, к данным признакам следует добавить еще один – наличие прямой причинной связи между деянием, причиняющим вред, и появлением пострадавшего (непосредственность).

Несмотря на серьезные различия в подходах, все авторы солидарны в том, что материальная фигура потерпевшего и наступивший вред тесно взаимосвязаны.

Под «вредом» обычно понимается «порча, ущерб»^[22]; «последствия всякого повреждения, порчи, убытка, нарушение прав личности или собственности, законное и незаконное»^[23]; «неблагоприятные изменения в охраняемом законом благе»^[24], «всякое умаление охраняемого законом материального и нематериального блага»^[25]; «социально опасные изменения охраняемых законом общественных отношений, наступающие в результате преступных деяний»^[26].

Смысловое значение данного понятия отражает также следующее определение: вред – это «не сами по себе изменения, производимые в результате преступного воздействия, а некоторого рода их оценка, отражающая значимость данных изменений для людей»^[27]. Ни в УК РФ, ни в УПК РФ не дается определение понятия «вред». Однако в ст. 42 УПК перечисляются его конкретные виды: физический, имущественный и моральный.

Под физическим вредом в уголовном праве понимают совокупность объективно происшедших изменений в состоянии человека как физического существа или создание угрозы таких изменений – телесные повреждения, расстройство здоровья, физические страдания, боль. Действующее уголовное законодательство для определения физического вреда использует понятие «вред здоровью», оговаривая критерии его тяжести. Это понятие точнее отражает объективный характер изменений в состоянии человека как биологического существа. При этом последствия, на наш взгляд, могут выражаться не только в непосредственном вреде здоровью человека, но и в последствиях психического характера, опосредованно влияющих на здоровье.

В традиционном понимании имущественный вред, во-первых, всегда реален, поскольку вызывает неблагоприятные последствия в имущественной сфере лица; во-вторых, связан с нарушением правомочий собственника или иного владельца; в-третьих, выражается в денежной форме; в-четвертых, находится в непосредственной связи с преступлением; в-пятых, порождает уголовную и имущественную ответственность правонарушителя^[28]. Имущественный вред понимается также как «причинение непосредственного ущерба лицу, совершенное путем уменьшения его наличного имущества, повреждения либо уничтожения такового»^[29].

При подобном рассмотрении становится очевидным, что понятие «имущественный вред» не может охватить все возможные случаи. Требуется более широкое понятие. И таковым, на наш взгляд, является понятие «материальный вред». Оно позволяет признавать потерпевшим физическое или юридическое лицо независимо от того, причинен ли вред наличному имуществу, либо произошли иные изменения в его материальной сфере (например, упущенная выгода).

За замену термина «имущественный» на понятие «материальный» вред высказалось 64 % опрошенных представителей судебно-следственных органов.

Понятие морального вреда раскрыто в ст. 151 ГК РФ, где оно определяется как «физические или нравственные страдания». При этом употребление термина «страдание» предполагает, что действия причинителя вреда должны найти отражение в сознании потерпевшего, вызвать определенную психическую реакцию, как правило, в форме ощущений или представлений. Широкое толкование морального вреда дал Пленум Верховного Суда РФ в своем постановлении «Некоторые вопросы применения законодательства о компенсации морального вреда»^[30], где определил его как «нравственные или физические страдания, причиненные действиями (бездействием), посягающими на принадлежащие человеку от рождения или в силу закона нематериальные блага или нарушающими его личные неимущественные права, либо нарушающими имущественные права гражданина. Моральный вред, в частности, может заключаться в нравственных переживаниях в связи с потерей родственников, невозможностью продолжать активную общественную жизнь, потерей работы, раскрытием семейной, врачебной тайны, распространением не соответствующих действительности сведений, порочащих честь, достоинство или деловую репутацию гражданина, временным ограничением или лишением каких-либо прав, физической болью, связанной с причинением увечья, иным причинением вреда здоровью либо в связи с заболеванием, перенесенным в результате нравственных страданий и другое».

В. М. Савицкий и И. И. Потеружа моральный вред понимают более узко. Они указывают, что «его причинение означает такое нарушение субъективных прав гражданина, которое оскорбляет его честь, роняет достоинство в глазах других людей, дискредитирует его и в связи с этим причиняет нравственные страдания»^[31]. Иными словами, авторы не признают физические страдания разновидностью морального вреда. Кроме того, они необоснованно сводят нравственные страдания к уголовно наказуемым оскорблению и клевете. Поддерживает эту позицию и Д. Б. Булгаков. В частности, он утверждает, что «моральный вред выражается в нарушении чести и достоинства граждан (например, нанесение оскорблений, распространение заведомо ложных сведений)»^[32].

На наш взгляд, сужение значения морального вреда недопустимо и даже опасно для правоприменительной практики, поскольку может привести к существенному ущемлению прав пострадавших граждан. Мы совершенно согласны с мнением Л. Д. Кокорева, который утверждает, что «под моральным вредом понимается не только умаление чести и достоинства граждан, но и причинение иных страданий лицу, против интересов которого было совершено преступление»^[33].

Дополняя данную позицию, В. Е. Юрченко предлагает включить в определение морального вреда указание на нарушение нормального психологического состояния человека, вызванного преступным посягательством на охраняемые законом субъективные права и законные интересы, а также иные блага^[34].

Как нам представляется, споры вокруг содержания морального вреда в большинстве своем вызваны тем, что законодатель использовал не совсем удачный термин.

Дело в том, что под «моралью» в русском языке понимаются «нравственные нормы поведения, отношений с людьми, а также сама нравственность»^[35]. Нравственность же – это «внутренние, духовные качества, которыми руководствуется человек; этические нормы»^[36]. Как видно, «мораль» применительно к личности есть не что иное, как «совокупность представлений об идеале, добре и зле, справедливости и несправедливости»^[37]. Однако в большинстве случаев вред находит выражение не в моральных (этических) страданиях, а в негативных психических реакциях потерпевшего. Раз в результате преступления (или покушения на него) нарушается психическое состояние потерпевшего, причиняемый вред правильнее было бы назвать «психическим».

Предлагаемый нами вариант уже давно применяется в зарубежном законодательстве. Так, право Великобритании и всех штатов США закрепляют понятие «психологический вред» (psychological damage), который определяется как «физические и психические страдания» (physical and mental sufferings)^[38], причем под психическими страданиями англо-американская судебная практика понимает то, что отечественный законодатель называет «моральным вредом».

В науке, выделяя материальную и процессуальную фигуры потерпевшего, часто игнорируют виктимологическую характеристику последнего^[39]. Те авторы, которые все же ее рассматривают, допускают серьезную ошибку при разграничении уголовно-правовой и виктимологической природы потерпевшего. Так, они неоправданно расширяют виктимологическую категорию за счет включения в число потерпевших всех пострадавших от проявления человеческой жизнедеятельности. Такой взгляд на проблему может привести и подчас приводит к разделению виктимологии на общую, «криминальную»^[40], «деликтную»^[41], «психиатрическую»^[42] и др.

Еще в 1975 г. Б. Мендельсон в своем труде «Общая виктимология» настаивал на включении в орбиту науки о потерпевших не только от преступлений, но и от природных катаклизмов, геноцида, этнических конфликтов и войн. Как нам представляется, разделение науки на виктимологию в «узком» и «широком» смысле является искусственным и бесполезным. Мы солидарны с В. Е. Квашисом, который считает, что «такой подход размывает границы виктимологии, исторически сложившейся как науки о жертвах преступлений, привносит в разной мере условное, но вряд ли оправданное ее разделение»^[43].

По нашему мнению, и в уголовном и в виктимологическом смысле мы имеем дело с потерпевшим от преступления. Однако разные науки наполняют это понятие различным содержанием.

Так, материальное право обращает внимание на причинение определенного вреда в результате преступления.

В виктимологии же содержание понятия «потерпевший» связано с его статусом (совокупностью прав и обязанностей), позицией (поведение в зависимости от отношений между потерпевшим и преступником, потерпевшим и другими лицами, включая «сопотерпевших») и, конечно, с его ролью в механизме совершения преступления. Как справедливо отметил Л. В. Франк, эта роль «может быть как активной, так и пассивной, осознанной и неосознанной, решающей и второстепенной; ограничиваться непосредственно ситуацией причинения вреда и быть важнейшим элементом формирования преступника в этом его качестве и др.»^[44].

Потерпевший в виктимологии – это элемент преступной ситуации. Для признания лица потерпевшим не требуется, чтобы преступление было окончено, а вред причинен. Достаточно лишь, чтобы виктимность была реализована, а это, на наш взгляд, возможно уже на стадии покушения.

Очевидно, что виктимологическое понятие «потерпевший» шире уголовно-правового, однако «жертва» – понятие еще более объемное и соотносится с последним как общее с частным.

В толковых словарях можно встретить следующие определения: «жертва – предмет или живое существо (обычно убиваемое), приносимое в дар божеству по обрядам некоторых религий; тот, кто пострадал или погиб от какого-либо несчастья, стихийного бедствия и т. п.; тот, кто подвергся страданиям, неприятностям вследствие чего-либо»^[45]. В. Даль понимает под жертвой «пожираемое, уничтожаемое, гибнущее; приношение от усердия божеству»^[46]. Этимология слова «жертва» (от лат. «victima»), а также появление его в европейских языках еще до конца не изучены. Специалисты предполагают, что в Европе это слово изначально «прижилось» во французском языке и означало предмет или живое существо, приносимое в жертву Богу. Со временем смысл понятия «жертва» значительно расширился, но закрепленное в толковых словарях русского языка B. И. Даля, Д. Н. Ушакова и С. И. Ожегова значение основывается на предыдущих лексических изысканиях.

Представляет интерес определение жертвы, данное в ст. 1 «Декларации основных принципов правосудия для жертв преступлений и злоупотребления властью», принятой Генеральной Ассамблеей ООН 29 ноября 1985 г. Согласно этому документу, жертвами преступлений называются лица, которым был причинен вред, включая телесные повреждения или моральный ущерб, эмоциональные страдания, материальный ущерб или существенное ущемление их основных прав. В статье 2 данной декларации отмечается, что лицо может считаться «жертвой» независимо от того, был ли установлен, арестован, предан суду или осужден правонарушитель, а также независимо от родственных отношений между правонарушителем и жертвой.

В одном из вышеприведенных определений имеются слова «обычно убиваемое». Смысловая нагрузка этого словосочетания очевидна: фактический вред жертве (животному, предмету, в отдельных случаях человеку) не причинен. Он носит перспективный (потенциальный) характер. Но предмет дара уже конкретно определен (не стадо животных, а определенное животное). Избежание вреда, как правило, невозможно и причинение его зависит от объективных факторов и субъективных качеств того, кто наметил жертву и исполняет ритуал.

Проведем аналогию с лицом, в отношении которого совершено, замышляется либо возможно в перспективе совершение преступления. При этом термином «жертва» охватывается и отражается объективная сущность приведенных ситуаций.