Цитаты из книги «Идиот»

Я тоже когда-то была герлскаутом, а точнее – брауни[33]. Однажды я взяла в гараже грабли и разгребла весь двор старушке миссис Эммерет, чтобы получить значок за добрые дела. Миссис Эммерет заявила на меня в полицию, будто бы я пробралась к ней на территорию и отравила ее собаку. Я никогда не знала, что у миссис Эммерет есть собака. Оказывается, есть. Отравленная собака

ветлана объясняла, как ее бусы характеризуют ее, а мои – меня, я же думала, как женщины испокон веков – наверное, сколько существует цивилизация – нанизывали бусины на нитки, тростинки или на что там еще. Потом я задумалась, всегда ли это были женщины? Может, в древности бусами увлекались и мужчины. Хотя сегодня трудно представить парней, которые, рассевшись в креслах-мешках, слушают Джони Митчелл, примеряют бусы к шеям друг друга и болтают о Светланиной сестре. В моей душе жило беспокойство: не поэтому ли женщины никогда ничего не добьются, что мы постоянно так или иначе осаживаем себя. На каникулах Светлана навещала сестру в художественной школе. Она застала ее сидящей со скрещенными ногами на кровати в крохотной общажной комнатке, прихлебывающей один и тот же еле теплый кофе, который каждые два часа разогревала в микроволновке, и мастерящей из мелких палочек артишок. Артишок был обязательным заданием для всех первокурсников. На предыдущей неделе они все делали туфлю из проволоки. Саша, их мать, хочет отправить сестру к русскому целителю, человеку, который рисует мистические картины ночного неба. Одна из картин висит в ее, Сашиной, спальне. На картине одинокая балалайка проплывает мимо полной луны.

Зима близилась к концу. Унылые серые сугробы начали таять, обнажая всевозможный полузамороженный мусор. В воздухе пахло грязью. То и дело ты натыкался на мертвых птиц. Вылезли нарциссы, как раз успев к запоздалому снегопаду, который покалечил их и сразу превратился в слякоть.

В итоге я записалась на другой семинар по испанскому кино, который вел внештатный преподаватель на испанском языке. Внештатный преподаватель тоже говорил всякие глупости, но произносил их по-испански, и это повышало познавательную ценность.

– Когда я начинаю волноваться, – вставил парень по имени Бен, – мне нравится думать о Китае. Там живет чуть не два миллиарда людей, и никому из них даже в голову не приходит париться по поводу вещей, которые тебе кажутся очень важными.

В студенческой газете мы прочли, что из окна третьего этажа психологического корпуса выпрыгнул раздетый первокурсник. Сугроб смягчил падение, и сейчас он в больнице проходит курс экспозиционной терапии. Газета не называла имени, но уже к обеду все первокурсники знали, что это – Итан из Пеннипакера[15]. У Диккенса, подумала я, оказалось бы, что выпрыгнувший из окна Итан – тот же Итан, который учит Линду. Но поскольку дело происходит в реальной жизни, этот Итан, скорее всего, не тот. Дефицита Итанов определенно не наблюдалось.

На вокзале люди пили кофе и читали газеты. Мне было радостно видеть, что жизнь течет – настоящая жизнь, когда люди работают, не спят, хотят закончить свои дела, ведь именно в этом – смысл кофе.

Неделя выдалась тягостной. Девять часов, например, я провела, дрожа и кутаясь в свой гоголевский плащ, за просмотром девятичасового документального фильма о холокосте. В какой-то момент я решила, что у меня на бедре вскочила шишка, но это оказался мандарин: он вывалился через дырку в кармане и застрял за подкладкой

Для меня оставалось загадкой, как Светлане удается генерировать столько мнений. При контакте с любой информацией у нее тут же появлялось мнение. В то время как я ходила с одного занятия на другое, читала сотни, тысячи страниц отборных идей, принадлежащих лучшим мыслителям человечества, и со мной ничего такого не происходило. В старших классах у меня имелись мнения по множеству вопросов, но школа – это вроде тюрьмы, где неизменны противостояния и барьеры. Стоит барьерам исчезнуть, как вместе с ними уходит и смысл. Как у Чехова в «Душечке»:

– Хочу кофейный, – сказал Ральф, – но в глубине души думаю о черничном. – Почему не взять оба? – спросила я. – Это слишком много. – Возьми один, а я другой, и поделимся. – Но я не хочу навязывать. Мы взяли оба. Вкус у них оказался одинаковый.