Никто никогда не должен видеть, как вы плачете и как складываете руки на груди. Это признаки слабости, которую мужчины любят, но не прощают.
Хелен Миррен
Лика
Мама с самого детства учила меня любовному этикету, который в юности усвоила у своего отца. Уж дедуля знал в этом толк – тот ещё Дон Жуан был. Только в компании друзей мужчина с пепельно-русыми волосами слыл добрым весельчаком, вальсирующим с дамами, сдувая волнистые пряди со лба. На деле же нещадно гулял, изменял жене, потом падал на колени, молил о прощении, и все повторялось вновь и вновь. Замаливание грехов мутировало в побои и запугивание. Не раз была свидетелем домашнего насилия. Иногда с бабушкой ночевала у соседки в ожидании отступления зелёного змея.
К старшим классам могла повторить слово в слово десять женских заповедей, переданных мамой. Внутри меня немой протест этому манифесту. Зачем быть с кем-то, если не можешь быть собой, если чувства считаются слабостью? Хочу проявлять любовь и нежность, доверять, быть искренней и настоящей, а не проводить жизнь на «сцене» с тонной грима на душе. Во мне идёт истощающая борьба двух личностей: материнского воспитания и собственного «Я». И со стороны это выглядит нелепо: в один день рассказываю кому-то сокровенное воспоминание из детства, а уже завтра важно молчу, как рыба, стыжусь вчерашней откровенности.
Мы с мамой сделаны из разного теста. Она всегда в центре внимания, умеет поставить человека на место, а ещё яркая как внешне, так и эмоционально, заразительно смеётся, зажигательно танцует и быстро сходится с людьми. Мужчины до сих пор бросают восторженные взгляды в её сторону, оборачиваются. Отец, кажется, так и не знает, чем заслужил, что она сказала ему «да» восемнадцать лет назад.
У меня на всё есть альтернативное мнение, как говорит папа. В том числе и на мамины правила настоящих леди. Отец поддерживает её взгляды на вечную игру полов, говорит мол, потому её и любит – не смог бы жить с прилипалой и бесхребетной тряпкой. Папин голос всегда кажется строгим, потому что очень низкий. Даже если он рассказывает анекдот, понимаешь это только в самом конце. Когда была маленькой, и в гостях отец строго сводил густые, кустистые брови, глядя на меня, мигом понимала, что веду себя неправильно.
Несложно угадать его реакцию на поддельную татушку с именем Тима на моем запястье. Вначале заходили желваки. Потом словесный огнемёт разрядился в мою сторону: «Что это? Может, ещё что-нибудь подставишь для самовыражения этих щенков?» Отец продолжает крепко держать меня за запястье своей огромной шершавой ладонью.
– Костя, перестань! Ты же знаешь, что она вовсе не такая, – успокаивает его мама.
– Это всё твоя вина! Поощряешь заигрывания. Всё переживаешь, что у неё мало друзей, и она не такая, какой была ты сама в школе. – Теперь снаряд летит в сторону мамы, разрываясь убийственным взглядом.
– Прости, папа. Это просто спор. Я проспорила. Вот… – тихо мямлю я.
– Сейчас же смой.
Сразу понятно, кто в нашем доме добрый, а кто злой полицейский. Убегаю в туалет и плачу, включив воду, чтобы не злить отца. Он терпеть не может слёзы и девочек, которые ведут себя, как размазня. Ненавижу Тима. Всё из-за него.
Странно, как легко забывается все, кроме запахов.
Э.М.Ремарк, «Триумфальная арка»
Тим
Звоню Инессе, бывшей подруге Лики. Она держится свободнее, взрослее, чем Лика, шутит. Жестко, даже ядовито, шутит. Что? Разве не все отличницы одинаковые?
После часа болтовни деликатно пытаюсь подвести Инессу к теме дружбы с Ликой и разузнать о «смертных грехах» ангелочка.
– Офиге-е-еть! – задумчиво произношу, когда Инесса заканчивает своё подробное повествование.
Она не особо выбирала выражения, отчего остается неприятный осадок. Кто говорит так о подруге. Пускай даже бывшей.
Пытаюсь разложить по полочкам в голове всё сказанное. Может, и правда, не стоит связываться с этой Лией? А если Инесса соврала?
Лика
В спешке спускаюсь в отцовский гараж. Завожу черный джип и выезжаю, пока никто не хватился меня. Документов на машину нет, как и прав на вождение.
Еду на удивление легко и плавно. И даже быстро. Страх внутри приятно щекочет нервы. Главное, чтобы никто не остановил по дороге. Продолжительно моргаю и совершенно не понимаю, что происходит.
Движение становится слишком медленным. Слишком. Да я просто ползу, как улитка. Что такое? Вижу, как остальные водители на дороге, все они мужчины, смеются надо мной. Их хохот замедляется, как в дурацком кино. Смотрю на себя – я сижу посреди магистрали на трехколесном велосипеде. Но как? До этого как-то же ехала, и всё получалось? Как, как вернуть всё назад?
Просыпаюсь. Опять этот сон, который никак не могу понять. Видела его десятки раз за последние несколько месяцев. А он, видимо, так и будет сниться, пока сознание не расщелкает скрытый посыл. Знаю, что через сны с нами может говорить Бог или… не хочу произносить его имя вслух.
Неделю спустя
На улице опять идёт снег. Падает и тут же тает. Хотя мы и живем в уютном коттедже с камином и точеной деревянной лестницей, о котором всегда мечтала мама, сам район ещё не обжитой. Дороги грунтовые, как в поселке. До ближайшей остановки идти пятьсот метров по грязи, самой настоящей глине, которая липнет как пластилин к обуви. Наше спасение в слякотное время года – завязанные на ботинках пакеты.
Выхожу на асфальт и снимаю целлофан. Блин, где-то продырявился, и всё-таки просочилась грязь. Единственный выход – отмываться в луже. «Обожаю». Стою на обочине в черной шляпке, пальто и грязной водой руками оттираю глину с ботинок. Из груди вырывается сдавленный отчаянный стон, я вот-вот расплачусь.
Захожу в школу. Отмываю в туалете грязь из-под ногтей и иду в класс так, будто сегодня лучший день в моей жизни.
Ага, прекрасный. Позади моей парты сидит Тим с Инессой и хохочут. Точнее, она прям надрывается от смеха и вытирает в уголках глаз слезинки. Пытается отдышаться.
Ха-ха-ха.
Из всех девчонок ему нужно было сесть именно с ней? Слышу её голосок: «Пока мы вчера с тобой болтали два часа, до меня не мог дозвониться отец». Почему так больно резануло?
«Ну, и ладненько», – думаю про себя.
«Лика, а ты разве не знаешь, что девушкам с короткой шеей не стоит надевать чёрные водолазки?» – слышу от Инессы за своей спиной.
Блин, почему самые дерзкие ответы на подколы приходят через пару часов после таких происшествий. У мамы они рождаются так естественно, что не успеет человек и рта раскрыть.
«Ты тоже отлично выглядишь», – бурчу себе под нос, даже не поворачиваясь к ним.
Сонина простуда обернулась фронтитом, и подруга теперь не меньше недели пролежит в городской челюстно-лицевой больнице. Навещала в воскресенье, привезла её любимые лимонные мармеладки.
Ко мне подсела опоздавшая на урок Таня. На её шее красивый кулончик в виде ёлочки, она сама мастерит такие вещицы, ходит в кружок гончарного дела. А ещё занимается акробатикой. Мне кажется, все вокруг талантливы по-своему, и одна я серая и ограниченная. Пятерки достаются мне слишком дорогой ценой: гуляю с подругами лишь на каникулах, на хобби не остается времени.
Люблю читать, но с переездом в новый дом в учебные дни даже на это не хватает времени. Может быть, я просто медлительная, не знаю. Или не привыкла к большому дому, в котором и работы больше. Отец, помимо клиентских заказов, поздними вечерами в мастерской занимается новой мебелью для наших спален, мама ждет меня до обеда, а после помогает отцу с отделкой комнат второго этажа, красит то батареи, то кованые решетки, покрывает лаком деревянные оконные рамы и прочее. Я готовлю ужины, мою посуду и присматриваю за младшими детьми, хорошо хоть они не шкодники: Олежка может хоть весь день просидеть на полу с конструктором, а Аня любит мультфильмы и наблюдать за том, что я делаю, всё повторяет за мной в своих играх. В школе шестидневка, оставшаяся после учебы половина субботы у меня уходит на уборку. Чего стоит только пропылесосить шесть ковров и одну дорожку. И это пока без второго этажа, где отделочные работы завершили, но мы пока не переселились. Зато наконец-то принимаем ванну там.
По воскресеньям всей семьей едем в церковь – любимое время, когда встречаюсь с Веней, Данелем и другими ребятами, знакомыми ещё с детства по воскресной школе. После богослужения обедаем и пора делать домашние задания на понедельник. У всех понедельник – день тяжелый, а в нашей семье понедельник – день пироговый. Мама всегда в начале недели печёт плюшки, пирожки с картошкой и песочные пироги с творогом. Меня к выпечке пока не подпускают, но посуды по понедельникам в три раза больше, потому что частенько к вечернему чаепитию присоединяются церковные друзья родителей. Они читают вслух Библию, поют под гитару и делятся новостями. По вторникам стираю свою одежду. Вручную. Мама считает, что стиральная машина портит блузки, свитеры, да буквально всё, и разрешает её использовать только для нижнего белья и джинсов.
Если и этого мало для оправдания отсутствия хобби, то вспомните ещё про школьные репетиции к открытым урокам, праздничным концертам, театральным постановкам, подготовку всяких плакатов, олимпиады, которые почему-то проводят в выходной день. Иногда, когда засиживаюсь за школьными заданиями до поздней ночи, маме становится меня жалко и на следующий день она отправляет меня вздремнуть в обед. Сегодня это было бы лучшим событием за день.
Вместо второго урока назначили репетицию спектакля по химии в актовом зале. Да, странная идея возникла у химички. Я играю роковую красавицу медь и надо за неделю где-то разжиться оранжевым платьем. Или на крайний случай, болотного цвета, ведь так выглядит металл, когда окисляется.
В актовом зале за фортепиано сидит Инесса, а рядом стоит Тим и слушает, как она играет. Кроме них и меня, пока больше никого. Неужели все парни, которым я понравлюсь, будут переключаться на моих подруг? Поправочка: бывших подруг.
«О, классная тема», – говорит он Инессе о мелодии, которую та наиграла.
Да, у них больше общих тем: он гитарист, она окончила музыкалку. Я тоже хотела. Мама Инессы преподавала там сольфеджио, устроила мне прослушивание, сказала, что музыкальный слух есть. Но это было в началке, когда я делила диван с прабабушкой-диабетиком, а в комнате ещё стоял большущий аквариум на полстены, секретер, старый шифоньер и книжные полки. Фортепиано не втиснулось бы никак. Помню, как нарисовала себе клавиши на картонке. Разве мы знали, что через несколько лет будем жить в двухэтажном доме, где в каждой комнате можно будет поставить по фортепиано или даже целый рояль. А теперь всё, поезд ушел.
Тим
Она стоит и рассказывает стихотворение на уроке литературы. С чувством. Понимаю, что прожила на своей шкуре то, о чем говорит. Голос уверенный, громкий. Даже чересчур. Но я-то уже раскусил: чем сильнее Лика нервничает и смущается, тем громче говорит. Разбирает ручку на части и собирает снова. Раз за разом. Навязчивое поведение – признак подавляемой агрессии. Как она легко читается. Вот уж поистине человек, не умеющий лицемерить.
За пять минут до конца урока у Лики пошла кровь из носа. Выскочила пулей из класса. Неужели так переволновалась из-за какого-то там стихотворения? Смотрите-ка, какие мы хрупкие.
Лика
Общий урок с параллельным классом. Перемена. Теперь Тим сидит за партой впереди меня. Что за пытка? День кажется бесконечным и хочется убежать домой, накрыться одеялом с головой, спрятаться от всех.
На этот раз Тим с огненно-рыжей девчонкой. Глаза у неё цвета слегка выгоревшей зеленой травы. Имени не знаю. Пришла в нашу школу только в этом году. Ну, искуситель юных дев, всё, как ты любишь: и рыжая, и зеленоглазая. Прямо по заказу.
Он её щекочет. Девчонка визжит и выскакивает из-за парты. На Руси девушек щекоткой проверяли на верность: если смеётся, как сумасшедшая, и брыкается, значит будет изменять мужу. Хотя я в такие вещи не особо верю. Кто б не смеялся на её месте?
Разглядываю её короткую красную юбку-шотландку в черную клетку, сапоги-чулки, лукавые глаза с идеальными стрелками, точеную фигурку. Судя по дальнейшему поведению на уроке, она не самая умная, но зато обаятельная кокетка.
Со мной же Тим не перебросился за эту неделю ни словом. Наигрался. Всё по маминому сценарию.
Тим
Щекочу рыжую Ритку, новую соседку из моего дома, на глазах у Лики – типа, смотри, это могла быть ты, будь чуть приветливее. Где-то читал, что щекоткой девчонку легче расположить к себе – ты в её глазах сразу такой безобидный, почти как брат. Ни к чему не обязывающий тактильный контакт.
Хотя по словам Инессы, тактильный контакт Лике на дух не нужен.
Уходим с Риткой прогуливать уроки. С ней не нужно следить за словами и строить из себя джентльмена. И вообще кто мне запретит посещать уроки с параллельным классом? В моем-то сплошные зануды и понторезы. Всю следующую неделю провёл за одной партой с Риткой, пока кто-то из «а»-шников не сдал меня классухе. Маму вызвали в школу.
***
Смотрим «Войну и мир» на литературе. Учителя здесь поражают всё больше и больше. Зачем напрягаться, если можно поставить деткам телик на весь урок и пойти пить чай в подсобке.
Меняюсь местами с чуваком и оказываюсь позади Лики. Она давно не распускала волосы, всё ходила со своей косой верности. Заучилась совсем. А сегодня какая-то особенная: волосы уложила локонами, пряди, растущие у лица небрежно собрала назад мелкой позолоченной заколкой, остальные – спадают ниже лопаток. На ней свободная черная рубашка с золотыми мелкими цветочками. Не знаю, как называется эта ткань. Она совсем слегка просвечивает.
На коже, цвета слоновой кости, проступает румянец. А сама Лика, судя по всему, уже давно на первом балу Наташи Ростовой в том фильме, потому что совсем не замечает, как я осторожно перебираю в руках её волосы. Боже, и не догадывался, насколько они мягкие, будто тончайшие шелковые нити скользят между пальцами. Аккуратно подношу к ним лицо и вдыхаю аромат весеннего яблоневого сада после дождя… Уж простите за поэтическое настроение.
О проекте
О подписке