Ух, и злющий же он, Архип. Не угомонится, пока действительно меня не утопит. А ждать осталось недолго… Интересно, от чего я умру? От недостатка воздуха или от отравления цианидом?

Нет, от нехватки воздуха мне не умереть, к сожалению – иногда Архип ослабляет хватку и мне удается высунуться наружу и глотнуть спасительного воздуха. Я умру от отравления. Придется много дней мучиться в больнице и умереть в собственных рвоте и поносе.

Слава богу, тут нет Брыка.

Не знаю, почему вдруг он не в стае, но искренне верю, что он заболел и сдох.

– Отстань от него, Архип!

О нет. Это голос Ханны. Она пытается меня защитить. Бедняжка, а ведь ее же ждет та же участь.

– Заткнись, мокрица! Скоро до тебя тоже доберусь… – из-под густой жижи слышу яростный голос Архипа.

– Какой же ты жалкий, Архип! Не зря таких, как ты, у нас называют Schund! Ты знаешь, как это переводится? Отбросы. Мусор. Грязь. Вот кто ты! Вот кто вы все!

Я чувствую, как хватка рук на моем горле ослабевает. Архип думает над словами Ханны.

Чего она хочет добиться, глупая? Роднуля, ты что, не понимаешь, что сейчас героически переводишь весь удар на себя? Неужели ты хочешь оказаться на моем месте? Ох, Хонюшка. Сейчас не до геройства… Увы, ты не сможешь прочитать мои мысли.

– Грязь! Городские отбросы. Грязная дворняга. Слабак, который не заслуживает права жить. Мутант с нарушенными генами. Тебя нужно кастрировать, чтобы дальше не распространялась твоя зараза…

Знаете, здесь, внизу, надежно спрятанный под толщей отходов, я восхищаюсь этой девчонкой. Ее отвагой и смелостью. Ее патетикой. Когда, черт возьми, она так здорово научилась говорить по-русски? Еще сегодня утром она неправильно произносила окончания и говорила короткими предложениями. А сейчас – столько красочных оборотов в речи…

– Чертова корова! Достала меня эта немецкая кобыла…

Нет! Нет! Хватка окончательно ослабевает, Архип отклоняется от меня. Нет, чувак. Ты не закончил. Ну же, хватай меня за горло, топи меня, куда же ты пошел?

Я вцепляюсь в руки Архипа, но он брезгливо сбрасывает их и отходит от меня. Нет, не иди к Ханне, пожалуйста!

Я хочу прокричать ему что-нибудь обидное, чтобы он вернулся, но изо рта вырываются только булькающие звуки.

Я подталкиваю себя к борту. Пытаюсь пошевелить руками, но они слишком тяжелые.

Кричу и вою – но наружу не исходит ни звука. Лишь слабое бульканье… Я стискиваю руками горло, пытаюсь разодрать его, вытащить наружу эту пугающую немоту, но у меня ничего не выходит. Я слишком слаб.

– Как ты посмела раскрыть свой грязный рот, уличная ты шлюха?

Сквозь мутную пелену я вижу, как Архип быстрым шагом идет к Ханне. Он ударяет ее по лицу, а потом хватает за волосы и бьет о стену баржи. Она вскрикивает и падает на пол. Вижу, как он берет с пола веревку с петлей, – наверное, ту самую, на которой в детстве однажды чуть не повесил Мертвяка. Он накидывает петлю на шею Ханны и дергает на себя с такой силой, что даже я из своего укрытия слышу ее хрипы и стоны.

– Тупая немецкая кобыла! – Архип волоком тащит ее на веревке по палубе, под общее веселье и гогот. – Твое место – на веревке. Ну? Теперь можешь сказать хоть слово? Нет?

Он сильнее дергает за веревку. Ханна хватается за петлю, пытается сбросить ее, но не выходит. Лишь хрипит…

Он ослабляет хватку. Подходит к Ханне близко-близко. Садится рядом с ней на колени и берет ее за пряди волос. Говорит брезгливо:

– Дикая необъезженная кобыла. Я научу тебя ездить в упряжке! Будешь знать, где твое место! А ну лезь в трюм! – Он снова тянет ее на веревке. – Упираешься? Будешь упираться – я раздену тебя прям здесь, и тебя оседлают все по очереди, хо-хо! Все десять наездников. А ну лезь в трюм!

Она послушно тащится за ним. Он ведет ее на веревке, как лошадь на продажу. Она покорно идет следом. От этой сцены сердце сжимается от боли и жалости.

Я ничего не могу сделать… Даже руки отказывают слушаться меня. И голос.

Он уводит ее в трюм.

Что же он сделает с ней там, в трюме? Какой она выйдет оттуда? Сможет ли дальше улыбаться? Сможет ли и дальше оставаться смелой и гордой? Я не уверен в этом. Архип… Он умеет ломать людей. Он ломает людей пополам, так, что две половинки больше никогда не соединить.

Надо мной нависает стая – они улюлюкают и по очереди отвешивают мне пинки. Я переворачиваюсь за борт. Меня рвет.

Я чувствую запах жареного миндаля.

Перед глазами стоит картина. Я, Игорек и Ваня в гостях у Ханны. Она накрывает стол ажурными салфетками. Мы пьем имбирный чай из фарфоровых чашек. Ханна режет миндальный пирог – он только-только из духовки, над его верхушкой идет пар, стоит превосходный аромат свежей выпечки. И горьковатый запах жареного миндаля… Ханна улыбается – гордой и искренней улыбкой. Ей нравится быть хозяйкой в доме. Нравится принимать гостей. Игорек улыбается. Ваня улыбается. Я улыбаюсь. Как же нам нравились эти моменты… Там, дома у Ханны, мы действительно были защищены от всех бед. Мы были счастливы.

Глава 2. Брык

Это один из теплых летних вечеров. Мы с Архипом стоим на общем балконе моей саманки. По очереди раздаем удары груше.

Я люблю эти вечерние посиделки с Архипом. И знаю, что он их тоже любит. Это такие редкие моменты, когда мы с ним можем быть вдвоем. Когда больше никого нет.

– Я поступил в один институт в Городе, – сообщает Архип, работая кулаками. Груша протяжно скрипит и раскачивается. В этом году он закончил одиннадцатый класс. Я знал, что он не останется здесь и не пойдет работать на шахту. Знал, что он пойдет учиться дальше, уедет из Чертоги. Но вот только я забыл, что это будет так скоро…

Я сижу на парапете и крепко сжимаю стакан с молоком. Мне кажется, что я слышу треск стекла.

– Поздравляю тебя, Архип, – говорю я тихо. Как будто из могилы.

– Не очень-то воодушевленно это прозвучало, малыш, – Архип вымученно улыбается. – Думаешь, я тебя брошу? Как бы не так. Я уже все продумал. Мне дадут место в общаге. Днем буду учиться, по ночам работать. Буду работать, а еще родители будут давать мне денег. Немного поднакоплю – и вытащу тебя из этой дыры. Увезу тебя с собой. Там мы найдем нормального врача, который определит, что с тобой не так, и вылечит эту твою заразу. Ты будешь здоров. Тоже сможешь пойти учиться. Мы выучимся и найдем классную работу. Я мечтаю работать в офисе. Чтобы ходить каждый день на работу в наглаженных рубашках и с портфелем. Чтобы у меня было свое рабочее место… Чтобы начинать утро с кофе и газеты. Ездить на работу. Открывать ежедневник, выполнять намеченные на день дела. И все это – не вставая со стула, представляешь? У меня будет свой стул, свой стол и… компьютер! И всю работу я буду делать в компьютере. Я буду чистым целый день. Не придется ползать на карачках по колено в воде. И таскать целый день тяжеленную крепь. Не придется бурить. У каждого человека есть своя мечта. Кто-то мечтает о мире во всем мире. Кто-то хочет быть ведущим ток-шоу. Кто-то мечтает о собственной яхте. Кто-то – накормить всех голодных детей на планете. А я мечтаю о работе в офисе… и неважно, что я буду там делать. Главное, я буду ходить на работу в рубашках. И пить кофе.

Архип говорит так спокойно… Ему хочется поверить. Я провожу рукой под носом, вытираю кровь – из месяца в месяц все хуже, я это чувствую. Я стараюсь скрывать свою болезнь от Ханны, но последнее время это уже не получается. Она беспокоится и задает вопросы. А что я могу ей сказать? Ведь никто не знает, что со мной. И надолго ли…

Хочется поверить, что будет все так, как сказал Архип. Хочется верить, что он уедет, а потом заберет меня.

– Почему тебе не сидится здесь, Архип? Ведь твои родители занимают высокие должности. Разве они не могут выбить для тебя хорошее место здесь, на шахте? Тебе не нужно будет таскать балки или бурить…

Архип перестает раздавать удары и подходит ко мне. Кладет руку на затылок. Целует в лоб.

– Все не так просто, малыш. Все совсем не так, как кажется… Однажды я расскажу тебе обо всем. Но не сейчас.

Я не понимаю его. Бывает, что он иногда говорит загадками, вот как сейчас. И я совсем не понимаю, что он имеет в виду. Или я просто не хочу понимать. Может быть, он ожидает, что я спрошу его сейчас. Спрошу, в чем дело? Попрошу рассказать… и он бы рассказал. Правда совсем рядом, торчит на поверхности: стоит ухватить – и я вытащу ее. Но я даже не стремлюсь. Я настолько погряз в своих проблемах и болезнях, что мне нет ни до чего дела. Я даже не стремлюсь понять своего друга.

* * *

В конце лета Архип уезжает. Он учится по будням, а в субботу возвращается к нам до вечера воскресенья.

В выходные ничего не меняется – снова мелкие кражи и поджоги, жарня, охота на перебежчиков… и на Ханну… Я думал, что учеба в Городе изменит Архипа, он повзрослеет. Но ничего такого не произошло – он возвращается к нам злющий, как черт. Говорит, что ему срочно нужна разрядка…

Он сильно схуднул, под глазами – вечные мешки. Он мало рассказывает нам об учебе. «Все прекрасно», – вот и весь ответ. Как жизнь в городе? Как сама учеба? Преподаватели? Какие там девчонки? Мы в нетерпении задаем вопросы, но в ответ получаем лишь рычание и короткие холодные ответы. Мы понимаем, что эту тему лучше не трогать. Лучше делать вид, что ничего не изменилось.

Когда он уезжает, я выдыхаю от облегчения. Могу быть уверен, что еще пять дней Ханна будет в безопасности. Но в то же время и скучаю… Отчаянно и дико. Я вдруг чувствую себя, как израненный пес, которого бросил хозяин. Хочется выть от тоски и безысходности.

* * *

На барже празднуем победу – вчера ограбили склад автозапчастей. Распилили дужки навесного замка, ворвались на склад и стащили аккумуляторы, фары и несколько движков от грузовых автомобилей. Сегодня это все смогли продать – получили кругленькую сумму. Накупили алкоголя и хорошей закуски. Отмечаем…

Все веселятся и пьют. Но мне невесело, совсем. Я смотрю на всех людей вокруг – и впервые в жизни чувствую, что они мне чужие. Здесь мне все чужое. Это место мне не дом. И не здесь я хотел бы сейчас быть.

– Ну, за успех! – Архип поднимает руку с зажатым пластиковым стаканом. Тут же поднимается еще десяток рук. Только я не поднимаю стакан.

– Что с тобой, малыш? – обеспокоенно спрашивает Архип. – На вот, выпей! Со всеми за такое успешное дело! За нашу победу!

Мои мысли далеко от этого места. Мне нет дела до этих дурацких побед.

– Не хочу, – бурчу я.

– Почему? В чем дело? – удивляется Архип.

– Потому что это все неправильно. И неважно. Все вокруг – неважно.

– Наша победа неважна для тебя? – хмурится Архип.

– Не такими победами нужно жить. И не такими победами нужно гордиться.

Эти слова вызывают у толпы всплеск язвительных насмешек.

– О-хо-хо… Брыка потянуло на философию! Великий мыслитель Кит Брыков! Новый Платон!

– Брык-Сократ!

– Кит-Спиноза!

– Кит Ницше!

Вот только Архип молчит. И смотрит серьезно.

Я лишь машу рукой.

– Вы все равно не поймете.

Лезу из трюма наверх на палубу.

Не здесь я должен быть сейчас. И не здесь сейчас мои мысли. Мои мысли – там, за забором, среди ажурных пряничных домиков. Мои мысли, мой разум, вся моя сущность сейчас лежат на маленькой белой ладошке одной девочки. Девочки в желтом платье и с розовой лентой в волосах. Моя душа – на ладошке Пряничной девочки. И только это важно для меня.

В цветочном магазине я выгребаю из кармана деньги – те, которые заработал на вчерашнем грабеже. Я покупаю желтые розы в горшочке и даю себе слово, что это было мое последнее дело.

* * *

Глеб заставил меня разбираться в сарае.

– Ты ничего по дому не делаешь! Совсем оборзел! – орет он. Мне сегодня не очень-то хочется скандалить, поэтому вместо того, чтобы идти на баржу, а потом к Ханне, разбираю старый хлам. Сгребаю все в кучи. В одну – то, что худо-бедно можно продать, во вторую – то, что надо оставить, а в третью – то, что смело можно выкинуть.

Настроение паршивое… Перебираю старые камеры, мотки проволоки, дырявые сапоги, бидоны и бочки, мешки с чем-то очень пыльным, корзинки с головками засохшего чеснока…

Так, эти гнутые колеса от телеги смело можно на помойку, швейную машинку можно попробовать продать, надувную лодку оставить, сломанные лыжи – выкинуть…

Апчхи! Ух и пылищи тут. А воняет как у старой бабки под подолом.

Пинаю колесо от злости. Мог бы сейчас болтать с Архипом – сегодня суббота, он приехал домой. За неделю накопилось много новостей, не терпится рассказать. А потом, счастливый, мог бы мчаться к Ханне… Но в итоге проторчу тут до ночи.

Под гнилыми досками я обнаружил целую армию червяков – с отвращением выгоняю не особо приятных соседей.

В планах у нас Глебом уничтожить два осиных гнезда, которые мы обнаружили прямо под потолком. Притаскиваем из дома защитную одежду, перчатки, сапоги и несколько баллонов с пестицидным спреем. Ну, сейчас осы у нас попляшут…

– Здорово, Брык! – Я оборачиваюсь и вижу Мертвяка. Здороваюсь с ним в ответ.

– Чего тут делаешь?

– Да вот, разбираюсь… Выкидываем старый хлам. Сейчас нашли осиные гнезда – будем разорять.

– Ух! Хотел бы я посмотреть…

– Оставайся!

– Не, там на барже сейчас дела поинтересней творятся. Там сейчас у нас такое…

Мертвяк подпрыгивает от возбуждения.

– Ну, чего там? – спрашиваю я. Мне уже самому любопытно.

– А тебе разве не сообщали? Бросай давай свои дела и рвем на баржу! Архип зоопарк поймал! И мокрицу! Представляешь? Он так давно за ней гоняется и наконец поймал! Теперь она от него не уйдет! О-хо-хо…

Баллоны со спреем падают из рук.

– Эй, ты куда? Подожди меня!

Но я мчусь вперед стрелой.

Только бы успеть!

Агрессия, ярость, страх за Ханну – все это придает мне сил.

Никогда в жизни я не бежал так быстро!

Сердце не стучит – оно ревет, как двигатель гоночной машины.

Во рту – топка.

Бегу по крышам сараев – чтобы сократить путь.

Прыгаю через канавы, овраги и рвы, через песочные кучи и груды камней.

Архип! Как ты посмел? Ты предал меня… Ты не должен был трогать Ханну, когда меня нет рядом…

«Что будет, если я не успею?» – сомневается какая-то часть меня.