Иван Андреевич нахмурил сявые брови, которые из-за своей бесцветности едва различались в солнечном свете, несмотря на довольно густую поросль. Зато надбровные дуги у него были куда выразительней – рельефные, массивные. Сейчас они напряглись как бицепсы перед схваткой, обозначив собой два вопросительных знака, которые будто в удивлении склонились к переносице. На лице майора отразилась тяжелая работа мыслей. Пока он соображал, как отреагировать на изящный выпад собеседника, Рэй решил перенять инициативу.

– Я правильно понимаю, что эта девочка увлекалась нетсталкингом?

– Ее подруга утверждает, что Лиза искала в сети путь в Тихий дом. А насчет нетсталкинга… – на этот раз Замятин задумался еще крепче. – Может, мне наконец кто-нибудь толком объяснит, что за нетсталкинг такой?

– Понятно. Вы знаете значение слова «сталкер»? – Поинтересовался Менсон.

– Ну уж не такой я темный, – почесал затылок Иван Андреевич. – Это исследователи разрушенных зданий и заброшенных территорий, таких, например, как зона отчуждения Чернобыльской АЭС. Если я ничего не путаю.

– Не путаете. Нетсталкеры занимаются тем же самым, только на просторах Интернета, открытого и скрытого. Сталкеры ищут аномальные зоны и различные артефакты в реальном мире, а мы, нетсталкеры, занимаемся тем же самым, но в сети. Упомянутые мной находки – это и есть артефакты, которые нетсталкеры находят в процессе своих исследований. Если смерть этой девочки действительно хоть как-то связана с Тихим домом, она должна была найти много сетевых артефактов. Причем совершенно уникальных.

– Какие артефакты можно найти в Интернете? Запрещенный порносайт? – Ухмыльнулся Иван Андреевич.

– Примитивно мыслите. Сеть полна загадок и тайн. Это для вас она состоит из разрешенного и запрещенного, а для нас из объяснимого и необъяснимого. Знаете ли вы, например, о том, что помимо Интернета в привычном его понимании и дипвеба есть еще и Darknet. Если по-русски, темный Интернет, директория внутренних правительственных сетей и секретных материалов? Есть и еще одно понятие – мистический Deep-web. Это директория Тихого дома.

– Я обрисовал им в общих чертах, – вклинился Игнат.

– Так вот, на этих просторах иногда находятся файлы, содержание которых выходит за границы здоровой логики, – размеренно вещал Менсон, прямо глядя на майора и совершенно игнорируя его плохо скрываемую ухмылку, в которой читался скепсис. – Непонятно их происхождение: они содержат некие послания, требующие расшифровки. Находкой нетсталкера может быть любой сетевой файл, происхождение или содержание которого кажется загадочным, необъяснимым, сверхсекретным. Это может быть видео или текст, трансляции с камер наблюдения различных объектов или частных компьютеров. Про Тихий дом сразу скажу: никому еще не удалось доказать, что он на самом деле существует, но это главная цель поисков нетсталкеров. По легенде, Тихий дом – это низшая точка сети, потаенное дно, чтобы добраться до него, нужно пройти сквозь все уровни сети, узнать все ее тайны, и как апогей виртуальности явится он. Но Тихий дом – это и точка невозврата, в лучшем случае – переход на новый уровень сознания, а в худшем… никто не знает. Тот, кто всерьез ищет его, должен быть готов к тому, что его земная жизнь может оборваться. Как именно это происходит, неизвестно.

– Ерунда какая-то, – прыснул Замятин.

– Тогда я не понимаю, чем могу быть вам полезен, – пожал плечами Рэй и поправил ремень от сумки.

– Иван Андреевич не это хотел сказать, – поспешил вмешаться Мирослав.

– Да, я хотел сказать, что больше склоняюсь к версиям, которые не связаны с мистикой. Я рассчитывал, что вы поможете выяснить, какими путями гуляла девочка в этом вашем дипвебе и не нарвалась ли случайно на тех, кто помог ей расстаться с жизнью, – уточнил майор.

– Могу я узнать подробности ее смерти?

Замятин стал излагать историю гибели Лизы Лаптевой в протокольной манере, сухо и по существу. Мол, девочка хоть и была непростая, но трагедии ничто не предвещало: серьезных конфликтов накануне смерти не было, в предсмертной записке всего два слова «Тихий дом» и никаких пояснений. Тело обнаружили под окнами многоэтажки, падение классифицировали как «прыжок или падение с большой высоты», следов борьбы на теле нет. Подруга погибшей утверждает, что та Тихий дом в сети искала и открыто об этом заявляла. «Давние порезы на руках были», – вклинился Тищенко. «Порезы при этом неглубокие, не похоже, что с их помощью Лиза хотела причинить себе серьезный вред. Но многочисленные и разной давности», – пояснил Мирослав.

Рэй слушал внимательно. Переводил взгляд умных глаз с одного рассказчика на другого, иногда механически поправляя очки. Под конец Иван Андреевич предъявил нетсталкеру фотографию записки Лизы. На экране его телефона высветилась надпись «Тихий дом», выведенная округлым школьным почерком на белом тетрадном листе в клетку. Проведя пальцем по экрану, майор зачем-то показал собеседнику и следующий кадр – хрупкое тело в изломанной позе на окровавленном асфальте. Лиза лежала на животе, голова повернута влево, профиль почти полностью скрыт черными волосами. Однако в зазоре между прядей можно было увидеть открытый глаз с серо-голубой радужкой. Взяв в руки телефон майора, Рэй внимательно, как завороженный, разглядывал этот кадр, приближая и перемещая по экрану снимок.

– Любопытно, – наконец сказал он без всякого выражения.

– Вам в ее смерти что-то кажется странным? – Спросил Мирослав, зеркаля абсолютную невозмутимость нетсталкера.

– Мне вообще все кажется странным. Я, можно сказать, специалист по странностям и видел их много. Именно это и подразумевает увлечение нетсталкингом.

– Не подскажите ли, что за сетевые артефакты вам уже удалось найти? – Поинтересовался майор, и в интонации его даже не самый проницательный человек мог считать сарказм.

– Боюсь, мы с вами не настолько хорошо знакомы, чтобы я мог поделиться такой личной информацией. Находки нетсталкеров – это ценная, можно сказать, интимная вещь. Каждая нетсталкерская группа ревностно их оберегает и опасается утечки.

– Вас, Рэй, возможно, не проинформировали, но я майор полиции, – для убедительности Замятин достал из кармана удостоверение.

– Это вовсе не гарантия того, что когда-нибудь мы с вами достаточно сблизимся, – спокойно парировал собеседник.

– Можем мы хотя бы узнать ваше настоящее имя? – Замятин явно терял терпение. На обращение «ваше» он сделал ударение и чуть было не отвесил нетсталкеру поклон.

– Я предпочел бы и с этим не спешить.

Тут запас терпения Ивана Андреевича, кажется, достиг критической отметки. Он весь подобрался, вытянулся, сунув руки в карманы джинсов, запружинил на месте как натянутая тетива. Подбирая слова, он осматривал нетсталкера красноречивым взглядом: начиная с недорогих, но аккуратных ботинок и до самой макушки. Внимательно, будто пытаясь углядеть на нем слабое место. Тут только он заметил, что под расстегнутой курткой Рэя, на лацкане его пиджака, пестрит значок: изогнутый развевающимся флагом красный прямоугольник, в центре которого красуется фотография крайне веселого мужчины азиатской наружности. Приглядевшись, Замятин узнал на фото Ким Чен Ира. Развеселая улыбка почившего лидера Корейской Народно-Демократической Республики окончательно деморализовала Ивана Андреевича. На секунду ему показалось, что Великий руководитель хохочет именно над ним. Интересоваться выбором значка майору не хотелось – а ну как Рэй опять съязвит, и он потеряет последнее самообладание. Энтузиазма к словесной пикировке с нетсталкером он в себе больше не чувствовал. «Похоже, я начинаю понимать, почему он от всех шифруется», – бросил майор в сторону Погодина и хрустнул суставами, разминая ладони. Видимо, чтоб избавить себя от искушения вслух развить эту мысль, он отошел в сторону, встал под деревом и закурил.

– Мне кажется, ваш приятель чем-то взволнован, – невинно хлопнул ресницами Рэй и воззрился снизу вверх на двухметрового Мирослава.

– Работа у него нервная, не обращайте внимания.

Погодин старался сохранять внешнюю серьезность, но его синие глаза искрили весельем. Эти веселые всполохи, казалось, отражались и в непроглядно черных радужках нетсталкера, хотя мимика его не выдавала эмоций.

– Так вы поможете нам разобраться с тем, почему в своей предсмертной записке девочка упомянула Тихий дом? – Уточнил Погодин.

– Ну отчего же нет? Мне, признаться, и самому интересно, почему она это сделала. Если она и правда нашла его, то это небывалый прорыв, революция в нетсталкинге.

– Что нужно от нас?

– Мне нужна вся техника, с помощью которой она выходила в Интернет.

– Технику мы раздобудем, – заверил Погодин, впрочем, с некоторым сомнением покосившись на нервно курящего под деревом майора.

– Тогда запишите мой телефон. А сейчас, простите, мне пора.

Продиктовав номер, Рэй раскланялся и направился в сторону метро, на ходу поправляя на плече ремень от сумки. Гладкие черные волосы на встречном ветру трепетали как вороньи перья.

– Я обязательно позвоню, – пообещал Мирослав в его удаляющуюся спину.

Уровень С. Глава 2

«На ловца и зверь бежит», – подумал Замятин, завидев у ворот на Петровке знакомую фигуру. Хотя какой из него «ловец»? Скорей наоборот, это она, Лаптева, ловец, а он загнанная зверушка. Загнала она его своими психологическими атаками в такую нору, что и осмотреться страшно. Это же надо, он, майор полиции, старший оперуполномоченный, до того дошел, что разрабатывает версию детских страшилок про Интернет. Кому в МУРе сказать – поднимут на смех, и правильно сделают.

Вся эта «мистика Тихого дома» прагматичному Ивану Андреевичу была чужда и струн его души не волновала. Бред какой-то, честное слово! Некое уплотнение во всемирной интернет-паутине, безвозвратно затягивающее людей в свои путы. Кем надо быть, чтобы всерьез рассматривать такую версию? Разве что Мирославом Погодиным. На этой мысли Замятин тихонько усмехнулся, но тут же снова вернул лицу серьезную мину, будто Мирослав мог каким-то образом прознать о его пренебрежительной иронии.

При всем искреннем расположении майора к Погодину последнего все же иногда заносило. Что происходит в его голове, как он мыслит, в каких витает мирах, чтобы усматривать в суровой реальности такую эфемерность, как мистика, да еще и наделять ее смыслом? Ладно Катя, маленькая девочка, еще из сказок не выросла. Ладно нетсталкер этот, тоже от горшка два вершка, да и вообще, похоже, с прибабахом (ты подумай, Рэй Менсон, на вы к нему, пожалуйста! Надо бы пробить его, кстати. А-то удумал тоже – майору с Петровки Менсоном представляться). Но Погодин-то взрослый, казалось бы, человек, а всё туда же! Однако стоит отдать ему должное, эксперт по чертовщине хоть и подвержен чудачествам, но свои плоды приносит. Справедливости ради: именно он пару лет назад помог Замятину распутать сложнейшее дело, навел на нужный след. И если совсем уж честно, то именно Погодин оказался с убийцей лицом к лицу раньше самого Ивана Андреевича*. Но какими путаными тропами блуждает его затейливая мысль, майору до сих пор было непонятно.

И вообще Замятин злился. На Лаптеву, которая все же умудрилась из него веревки свить; на Погодина, который снова услужливо открыл перед ним дверь в мир черт знает чего: «Милости просим, Иван Андреевич, берегите мозг, пожалуйста. А хотя стоит ли утруждаться?»; но прежде всего он злился на себя – за то, что поплелся за ними как телок на коротком поводу. Однако своих версий о причинах самоубийства Лизы у него не было. Точней, была одна – девочка ушла из жизни по своей воле, – но эта гипотеза никого из вышеперечисленных категорически не устраивала да и камней, накиданных Лаптевой, с души не снимала. Все дело в этой дурацкой предсмертной записке, которая не давала ответов, а ставила вопросы. Синими чернилами по белой бумаге в ней было выведено: «Тихий дом». Ни «Вася Пупкин», ни «я не могу так больше жить, прости меня, мама», а именно «Тихий дом», чтоб его! Лаптева требовала от майора ответа, что значит прощальное послание, а Погодин рвался эти ответы найти. Замятин же между ними чувствовал себя как случайно попавшая в тиски безделица – вроде и применения ему не назначено, но и на волю не вырвешься.

Лаптева, конечно, заметила его издалека. Она, будто сенсор, считывала с пространства его волну – наловчилась за такое-то время. Майор, едва повернув за угол, с Каретного на Петровку, шкурой почувствовал ее взгляд, ставший для него пыткой. Он шел по чавкающей реагентами улице и не мог понять – зябко ему от стылой мороси, сыпавшейся горчичными зернами за воротник, или от потухшего взгляда человека, чья жизнь закончилась, а сам он по случайности задержался на этом свете.

Лаптева, похоже, и не ждала уже, что он обратит на нее внимание. Смирилась с тем, что майор от бесед отлынивает, стремясь как можно быстрее миновать ее пост. Поэтому при его приближении она лишь в замешательстве переступила ногами, словно не определившись, двинуться к нему или отступить, да подтянула к подвздошью ладони, сжимающие ручки бесформенной дешевой сумки. А в глаза-то все равно заглядывает, в этом деле ничего ее не смущает.

На этот раз Иван Андреевич подошел к ней сам. Заговорил сухо, по делу, чтобы формальный обмен любезностями не поселил в ней напрасные надежды и ожидания. Построже с ней надо, человек в таком горе от нечаянной ласки совсем размякнуть может – треснет ледяная корка между ними, и хлынет на Замятина вся ее боль. Это уж совсем лишнее в их отношениях, которые и без того ему навязаны.

– Добрый день, Ирина Петровна. В общем, так, мне нужны все устройства, с которых Лиза могла выходить в Интернет. Ноутбук, телефон, планшет, если был. Всё, что есть.

Лаптева от неожиданности растерялась, будто мысли и слова в ее голове разметало внезапным сквозняком, и она не может сообразить, что первым делом подхватить в этом хаосе.

– Да, конечно, конечно, Иван Андреевич, – нашлась-таки она. – Все, что нужно, берите, что угодно. А вы…

Замятин впервые с момента их знакомства заметил в ее помертвевших глазах теплые, живые всполохи.

– Вы меня пока ни о чем не спрашивайте, я обещать вам, как и прежде, ничего не могу. Возможно, никакого толка от Лизиных гаджетов не будет, но я попробую сделать все возможное.

– Да-да, я понимаю, конечно, – заволновалась она, боясь спугнуть удачу. – Я сейчас привезу, я быстро, туда и обратно.

Она боком, с оглядкой на майора, сделала несколько шагов в сторону бульвара. Замятин поначалу и сам думал попросить ее привезти ему все необходимое на Петровку, но, посмотрев на ее изможденный вид, того и гляди в обморок рухнет, на стоптанные полусапожки, нещадно изъеденные реагентами, на жертвенную покорность, вызывавшую в нем жалость и раздражение одновременно, вздохнул:

– Я сам вас отвезу. Заодно осмотрюсь еще раз свежим взглядом в Лизиной комнате.

Его «жигули», припаркованные в переулке, еще не успели остыть. Лаптева осторожно села на недовольно крякнувшее переднее сиденье, прижала к себе сумку, будто бы что-то ценное могло лежать в этом заношенном мешке, замерла истуканом, уставившись вперед невидящим взглядом. «Волнуется, – мысленно констатировал майор и снова почувствовал легкую рябь раздражения. – Ну что за человек – вечно натянутая струна. Сам рядом с ней непроизвольно напрягаешься до скрипа». Он завел мотор, машина вздрогнула и тронулась, пилить им теперь через всю Москву, на спальную окраину. Ирина Петровна молчала, сидела все так же напряженно, будто располагающая к вольготности конструкция кресла была, что называется, не про ее честь. Чтобы нарушить гнетущую тишину, Замятин сам завел разговор, лавируя в плотном трафике на своей неуклюжей колымаге. Понятное дело, светские беседы о погоде были бы неуместны, и он задал вопрос, который уже звучал из его уст в ее адрес, ничего оригинальнее не придумал.

– Почему вы все-таки так уверены, что Лиза не могла уйти из жизни по собственному желанию? Без постороннего вмешательства?

Вопрос будто пробудил Лаптеву ото сна. Она пошевелилась, глубже угнездилась в сиденье, но все равно не позволила себе расслабиться. С ответом не торопилась, подбирала слова.

– Лиза хорошая дочь… Была. Была хорошей дочерью… Извините, никак не могу привыкнуть. Она знала, не могла не знать, какую боль это мне причинит. Она любила меня и просто не могла так поступить.

– Но, может быть, ее собственная реальная боль в какой-то момент перевесила вашу гипотетическую? – Мягко гнул свою линию Замятин, в глубине души надеясь, что Лаптева даст ему «вольную», признав смерть дочери сознательным самоубийством.

Она снова медлила. Переваривала неожиданно подброшенную мысль. По ее застывшему профилю майор не сумел определить: думала она об этом раньше и не смогла определиться с ответом или в данный момент испытывает нечто вроде озарения?

– Она ведь была совсем еще девочкой. Какая душевная боль может быть у ребенка? Она и пожить-то еще не успела, – наконец, неуверенно сказала она.

Майор уловил в ее тоне некую внутреннюю борьбу и, взглянув на собеседницу, теперь словно увидел по-новому. В ее лице раньше ему не бросалось в глаза ничего, кроме страдания, а сейчас померещилось что-то кукушечье. Продолжая смотреть поверх автомобильных крыш, она моргнула совсем по-птичьи – щелкнула веками, словно затвором фотообъектива, и снова распахнула глаза.

«Какая боль может быть у ребенка?» – Замятину было что ответить на этот вопрос, но он решил воздержаться от ликбеза. Он вспомнил свое детдомовское детство. Тогда не только деревья казались ему большими – гипертрофированным виделось все. Особенно то, что ворочалось внутри сначала бесформенной субстанцией, то и дело застящей свет солнца и зелень травы. Субстанция все меняла очертания и формы, пока в итоге не ощетинилась дикобразьими иглами, не предстала больным и злым зверем. Это было его первое ощущение мира. И уродство его не было связано с тем, что маленький Замятин успел повидать многое, а с тем, что за столь малый отрезок пути повидал только плохое. Ощущение мира в первом его воплощении вовсе не внушало Ване Замятину безоговорочной любви к жизни, оно пугало его. Хотел ли он тогда жить? Скорей воспринимал жизнь как тяжелую повинность, которая отчего-то выпала на его долю. А потом вырос, стал сильным, независимым и начал творить свою реальность сам, перестав быть ее заложником. Так было в его детстве, и он мог понять, что способно подтолкнуть ребенка на край обледенелого парапета.

– Лиза много времени проводила в Интернете? – Перевел он тему.

– В Интернете? Я не знаю наверняка. Лиза очень развитая девочка, умная. Она много времени проводила в своей комнате, часто за компьютером. Но в Интернете ли? Современные дети совсем не такие, как мы. Так много всего появилось за последнее время, мне было трудно разобраться в ее увлечениях, вникнуть как следует. Я ведь даже не знаю, как этот компьютер включать, а уж что она за ним делала… Музыку слушала, мультики эти странные японские смотрела…

– Ясно. Я, честно признаться, и сам по части современной техники не большой специалист.

– А зачем тогда вам ее ноутбук?

– Ну, во-первых, изучать ее технику буду не лично я. Есть для этого специально обученные люди. А во-вторых, именно через Интернет Лиза могла завести знакомство с сомнительными личностями. Возможно, даже слишком сомнительными.

– Вы ведь проверяли уже ее контакты в этих… социальных сетях.

– Проверяли. Мы проверяли ее переписки, но если копнуть глубже, возможно, удастся узнать что-то еще.