Читать книгу «Зигзаги Судьбы» онлайн полностью📖 — Элеоноры Мандалян — MyBook.
image

А в финале – пустое кресло-качалка…

Я была абсолютно уверена, что не только память о прадеде, но и имя его давно предано забвению и ни для кого, кроме его потомков, интереса уже не представляет. Каково же было мое удивление, когда я натолкнулась сначала на информацию о его домах и фабрике в туристическом путеводителе центра Москвы, потом – на описание его фабрики в истории завода «Технолог», и наконец – на очень обстоятельную статью на 28 страницах, помещенную в журнале «Царицынский научный вестник» (Выпуск 9 за 2008 год). Статья называется «Семья Э.Э.Виллера и дачное Царицыно в начале ХХ века». На этом сюрпризы не кончились.

В 2015 году в Большом дворце Царицына была открыта Краеведческая выставка «Невидимый слой». Последний ее раздел освещал позднейшую историю Царицына – т. н. дачный период. И в качестве наглядной иллюстрации один из залов дворца посвящался семье «фабриканта Э.Э. Виллера». В экспозиции был представлен фотоархив Виллеров и простые обиходные предметы их быта, собранные почему-то, как обозначено, в окрестных поселках «Воздушные сады», «Старое Царицыно», «Новое Царицыно», «Поповка»…

Впрочем, могу представить себе ситуацию. Когда в 1994-м мы с семьей, переезжая в Америку, продали дачу в Загорянке, под Москвой, (по иронии судьбы, случайному немцу-фабриканту, открывшему в Щелково колбасный цех), мы не успели вывезти свои вещи, пообещав при первой же возможности вернуться за ними. А когда я год спустя постучалась в уже чужие мне ворота и попросила вернуть мой литературный архив и фотоальбомы, жена колбасника, бывшая русская модель, с вызовом сообщила, что они делали ремонт, вещи наши им мешали, и они их раздали всем соседям поселка (мебель, посуду, одежду, ковры и т. д.)… Возможно, нечто подобное случилось и с содержимым дачи прадеда.

Сама я на той Краеведческой выставке не была, но одна, видно очень прилежная и любознательная девушка, досконально осмотрев ее, разместила в интернете фотографии едва ли не каждого зала, в том числе и посвященного Виллерам. Благодаря ей я увидела стенды с фотоархивом прадедушкиной семьи, образцы прабабушкиного рукоделия, старенькие пяльца и одежду. А посреди зала – кресло-качалку, на котором любила сидеть с рукоделием или внуками прабабушка, и накинутую на него тонкую шаль ее работы.

Приведу запись, оставленную той милой девушкой о ее впечатлениях от экспозиции: «В одном из залов Большого царицынского дворца выставлены предметы быта и одежды, подлинные костюмы, дарованные музею семьей Виллеров. Загадочное описание тканей, из которых изготовлена одежда, как волшебное заклинание: тафта, метанит, муаровая лента, лён, кружево, жемчуг, трунцал, серебряная нить, пайетки, сукно, саржа…»

Не скрою, было приятно узнать, что память об Эрихе Готфриде Вениамине Виллере и его семье не канула в Лету, что она еще может представлять для кого-то хоть какой-то интерес.

Зал Виллеров в Большом дворце Царицыно

2. Когда папа и мама рядом

Поскольку дедушка, как я уже писала, был выслан из Москвы, они всей семьей поселились, если не ошибаюсь, в Тарасовке – дедушка, бабушка, мама и ее младший брат Мира (Мирослав). Мама каждый день ездила на электричке в Москву – сначала в Радиотехникум, где она училась, а потом на работу. Из-за тяжелого финансового положения в семье ей пришлось учебу бросить.

Мама всегда была, а в молодые годы – особенно, жизнерадостной и активной, любила природу, спорт, друзей… Принимала участие во всех физкультурных парадах на Красной площади. Обычно ей поручали нести знамя впереди колонны, о чем она потом всю жизнь с гордостью вспоминала.

Однажды в поезде, по дороге в Москву, она познакомилась с моим будущим отцом – Александром Муратовичем Манукяном (1910–1968), вышла за него замуж и переехала жить к нему, в подмосковный поселок Клязьма. Хоть он и не имел к немцам никакого отношения (не считая мамы), но тоже оказался носителем трех имен. Родители назвали его Ашотом. Получая паспорт, он записался Александром. А когда знакомился с моей мамой, представился ей Рустамом, потому что обожал это имя. Так она его всю жизнь и называла. Первое имя осталось для его родни, а второе – для сослуживцев. Маму он называл Нелли, как все ее друзья и подруги.

В августе 1939-го родилась я, и бабушка поселилась с нами, чтобы присматривать за мной и дать маме возможность работать. Дядя Мира ушел в армию. Дедушка остался в изгнании один. Тоска, одиночество, неприкаянность стали его уделом. Удивительно, но память сохранила единственное воспоминание о нем: Я реву, лежа в коляске, он подошел и, не сгибая спины, встал над коляской, осуждающе глядя на меня свысока. От его сурового взгляда мне разом расхотелось реветь. Позже мама говорила, что дедушка действительно приезжал к нам однажды в Клязьму, и все не могла поверить, что я его запомнила.

Вскоре он подхватил какую-то кишечную инфекцию и зимой того же, 1939 года скончался. Папа в это время был в очередной командировке, и мама одна отправилась за его телом. Ни помощи, ни гроба, ни транспорта. Ей тяжело было об этом вспоминать, но, насколько я знаю, везла она к себе домой окоченевший труп отца по сугробам на детских санках.


Наталья Виллер (мама)

Рустам-Ашот-Александр, как я уже писала, чистокровный армянин. Его мать, Маргарита, моя армянская бабушка, родом из Карабаха (Мартакерта). В 13 лет ее выдали замуж за 35-летнего бакинского купца, Мурата Манукяна (моего дедушку, которого я, как папа – Армении, никогда не видела), жила с ним в Баку, откуда после революции деда выслали, как «буржуя». Они поселились во Владивостоке, где у них родились два сына – Ашот и Манук.

Бабушка была очень простая женщина, добрая и сердечная. Потом, когда мои родители развелись, она стала связующим звеном между мной и отцом, постоянно звала меня погостить то у отца, то у дяди Манука. Забавно, что ярко выраженный армянский акцент она сохранила на всю жизнь, хотя никто в ее семье – ни дети, ни внуки, ни тем более невестки, по-армянски не знали ни слова, а значит она говорила с ними только по-русски.

Папин отец рано умер (в 1925-м), и после его смерти оба брата, забрав с собой мать, подались в Москву, на учебу. Папа закончил государственный технический университет, готовивший специалистов по рыбному хозяйству и холодильным установкам, а Манук – Институт нефти и газа. (Точных названий этих учебных заведений я не знаю.) И вскоре оба женились, к огорчению бабушки, не на армянках, а на русских девушках. Обеих ее невесток звали Наташами.

Жена дяди Манука была образованной, исконно русской женщиной, превыше всего ценившей семейный очаг. Доброй, гостеприимной, беззлобной. Этакой наседкой, в хорошем смысле слова. Она родила двух сыновей – Сашу и Мишу, и прожила с мужем до глубокой старости, лет на пять пережив его. Дядя Манук стал инженером-нефтяником, занимая хорошие должности. Получил квартиру на Фрунзенской набережной. Но где-то в Сибири отморозил ноги, и одну ему пришлось ампутировать. Он ходил с протезом и с палочкой, а дома прыгал на одной ноге. Тетя Наташа его опекала, как ребенка, по-моему, считая его даже не третьим, а первым своим сыном, хотя называла исключительно «папик». Это была очень трогательная, любящая пара от начала и до конца. Папе повезло гораздо меньше. Избалованная своей мамой, прекрасной хозяйкой, моя мама не была приспособлена ни к хозяйству, ни к семейной жизни.

По окончании института, а потом и во время войны отец работал начальником Южной железной дороги, где по его рационализаторскому предложению был усовершенствован метод перевоза продуктов в охлаждаемых вагонах, что увеличивало сроки их хранения. Он подготовил и научные разработки по железнодорожным рефрижераторам. Но диссертацию так и не защитил.


Александр Манукян (папа)

Поселился папа в подмосковье, в поселке Клязьма, где ему дали двухкомнатную квартиру с маленьким балконом в двухэтажном деревянном доме, и где я осчастливила родителей своим появлением. Дом стоял в большом, заросшем высоченными соснами дворе. Почему-то у меня, совсем тогда еще маленькой девочки, запечатлелись именно эти сосны – по ночам сквозь окно с моей постельки было видно, как они раскачиваются под порывами зимнего ветра. Они казались мне живыми и зловещими.

С пеленок мама принялась закалять меня. По ее собственным рассказам, она оставляла коляску со мной на открытом балкончике зимой, в десятиградусный мороз, и я крепко спала часа по четыре. Бывало, она меня буквально откапывала из-под успевшего за это время нападать снега. Скорее всего тут не обошлось без папиной направляющей руки.

Он был очень спортивный. И очень видный, чтобы не сказать красивый, мужчина. Брюнет с серыми орлиными глазами и орлиным носом. Почти двух метров роста (носил обувь 47 размера), широкоплечий, с мощной грудной клеткой и подтянутый в бедрах. Вместо утренней зарядки он поднимал штангу, а потом в одних трусах выходил босиком на мороз и обтирался снегом. Он был сильный настолько, что напряжением бицепса рвал широкий кожаный ремень.

Еще во Владивостоке, с подросткового возраста он в совершенстве овладел техникой древней самурайской борьбы – джиу-джитсу. Джиу-джитсу это не спорт, а именно боевое искусство с болевыми и смертельными приемами. Он очень хотел иметь сына, мечтая передать ему свои навыки, сделать его мужчиной. Но родилась я – девчонка, хоть и с характером мальчишки. И он принялся «делать мужчину» из меня.

Со двора я вечно приходила вся ободранная, налазившись по заборам, крышам, деревьям. Случалось, что и подравшись с мальчишками. Папа не только никогда не заступался за меня, но и мог добавить шлепка, если я приходила к нему с жалобой на обидчиков. «Не смей никогда жаловаться, – говорил он мне. – Умей сама за себя постоять. Давай сдачи.» И обучал меня очень своеобразным и очень действенным приемам джиу-джитсу, которые я помню до сих пор.

Он показывал мне точки, по которым если ударить ребром ладони под одним углом – можно человека вырубить на время, а если чуть под другим – то и навсегда. Пользоваться ими строго-настрого запрещал. Показывал приемы и забавные, но в иных ситуациях очень даже полезные. Скажем, если за тобой кто-то гонится, позволь преследователю приблизиться почти вплотную и неожиданно резко присядь на корточки – он перелетит через тебя. Или если тебе вцепились в волосы, обхвати ладонь противника (на уровне основания его пальцев) руками и сделай резкий рывок вниз. Противник взвоет и, корчась от боли, упадет перед тобой на колени. А если тебя двумя руками крепко держат за запястье, то вывернуть свою руку резким рывком другой руки удобнее всего не там, где сомкнулись восемь пальцев противника, а там, где всего два больших. Ну и так далее. Эти и другие приемы я с удовольствием демонстрировала друзьям даже став взрослой. А уж о дворовых мальчишках-сверстниках и говорить не приходится. Но то было позже, когда я немного подросла, а пока…


Папа – слева
1
...