Свернув на улочку, ведущую к институту, Лео заметил толпившихся перед воротами сотрудников. Они казались неестественно возбужденными. Обсуждают очередное ЧП в правительстве или спортивные новости, подумалось ему.
– Привет коллегам! – беспечно бросил он сразу всем, пытаясь протиснуться к воротам.
Никто не посторонился, чтобы дать ему дорогу, не ответил на приветствие. На лицах людей было смятение, растерянность.
– Никак сторож пропил старинные ключи от подъеда? – пошутил было Лео, но, поняв, наконец, что случилось нечто из ряда вон выходящее, осекся: – В чем дело, ребята?
– Ильич скончался. Сегодня ночью, – ответили ему мрачно.
Лео опешил. Не поверил ушам. Как же так?!. Ведь они только вчера беседовали. Шеф был в полном порядке.
– Шутите! – вырвалось у него.
– Хороши шутки, – осуждающе огрызнулся кто-то.
Виталий взял Лео под руку и отвел в сторонку.
– Вот так, брат. Как снег среди лета.
– Да бросьте вы, ей Богу! – Лео в сердцах выдернул руку. – Разыграть что ли решили? Ну не может же такого быть! Понимаешь, не может. Так не бывает…
– Выходит, бывает.
– Инфаркт? – неуверенно спросил Лео. Он слышал, что внезапная смерть – удел сердечников.
– Понятия не имею. Никто толком ничего не знает. Говорят, умер во сне, не просыпаясь. Жена сообщила рано утром по телефону его заму.
Из открытого окна холла донесся бой «Биг Бена». Толпившиеся у ворот сотрудники мрачно переглянулись.
Хоронили всем коллективом. Над свежевырытой могилой говорили речи, пустые и напыщенные, сдержанно-скупые и взволнованные. Рыдала вдова, совсем еще молодая, некрасивая женщина. Детей на кладбище не пустили, чтоб не травмировать.
С поминок Лео вернулся изрядно опьяневший и забился в угол кухни между батареей и холодильником. Навалившись грудью на стол и раскачиваясь на шатком табурете, он хмуро уставился в расписную дощечку на стене.
Мать старалась не греметь посудой, не мельтешить у него перед глазами. Можно обойтись и без обеда, пусть уж лучше мальчик придет в себя, решила она, молча присев подле него и ни о чем не расспрашивая. Лео заговорил сам:
– Это был удивительный человек. Его теории живой Вселенной шокировали и потрясали ученый мир. Обидно, он так и не успел ничего доказать. Я даже не представляю, как мы теперь без него. На нем все держалось. Он был нашим стержнем и головой. Не исключено, что нас просто прикроют, а помещение отберут, благо желающих на него много.
– И что же он хотел доказать, если не секрет? – осторожно спросила мать.
– Многое. Например, что вся Солнечная система живет в едином колебательном ритме, как любой живой организм. И если нарушить хоть одно звено-орган этой системы, весь организм обречен на болезнь, а затем и на гибель. И еще – что Солнце внутри холодное.
Мать удивленно воззрилась на сына – не ослышалась ли. Ее ли это сын, получивший прочное физико-математическое образование, озвучивает явную ахинею. Губы ее сами собой сложились в иронически-сострадательную улыбку.
– И вот эта концепция, с позволения сказать, должна была лечь в основу вашей исследовательской деятельности? – Мать Лео работала старшим научным сотрудником в НИИ педагогики, и привычка разговаривать научными штампами прочно вросла в ее лексикон. – Теперь мне понятно, почему вы прозвали свой институт «ненаучным». Он и впрямь никакого отношения к науке не имеет.
– Ну, что касается концепции, каждый из нас пришел со своей собственной. Ильич своих воззрений никому не навязывал. А нам создал условия, так сказать, наибольшего благоприятствования.
Лео вытащил из ящика стола блокнот, предназначенный для кухонной бухгалтерии, быстро набросал привязанным к блокноту карандашом простенькую схему.
– Смотри! Вот это Солнце. Наше родное светило, которое на самом деле, возможно, нам вовсе не светит.
Мать внимательно поглядела на сына и только головой покачала, мол ну и ну, дожили.
– И лучей своих нам не посылает, – продолжал он. – Понимаешь?
– Признаться, не очень.
– Ильич доказал, что в основе всех космических явлений лежит, так называемая, линейная полярность. И в феномене Солнца, равно как и всех других видов звезд – тоже. Мы имеем дело не с лучистостью, а с системой отражения фотонов. Солнце окружено концентрическими магнитными экранами, которые, подобно бесчисленным зеркалам, передают информацию с его поверхности, что и дает нам возможность наблюдать Солнце с Земли. примерно так, как у себя дома мы смотрим телепередачи из Останкино.
– Причем тут Останкино!?
– Ну, мамуля, это же элементарно. Я хочу сказать, что Солнце живет само в себе, а мы считываем матрицу с его поверхности, подобно изображениям на экранах телевизоров.
– Потрясающе. – Мать сочувственно закивала головой.
– Так это еще не все, – оживился Лео, не заметив издевки.
– Неужели?
– Он собирался выступить с сенсационным заявлением – Солнце, по теории бедняги Ильича, обитаемо!
– Да уж, действительно «бедняга». Жаль, что так внезапно покинул нас. А то ведь доказал бы. И не такое нам доказывали.
– Не веришь, – расстроился Лео. – Я тоже поначалу не верил. Даже возмущался.
– Ложись-ка спать, сынок. У тебя был трудный день. А мне с утра на работу.
Внезапную кончину директора каждый из сотрудников переживал по-своему. Реакция Марка оказалась довольно неожиданной, вылившись в разглагольствования о сущности физических процессов жизни и смерти на Земле.
– Как вы думаете, что общего между благородной яблоней и гиеной? – ни с того ни с сего задал он нелепый вопрос.
Лео с Виталием только переглянулись.
– Да вы пошевелите застойными извилинами! – не унимался Марк. – Чем, по-вашему, под прикрытием своей обманчивой медлительности занимается растительный мир Земли?
– Ясное дело, чем – днем насыщает атмосферу кислородом, кормит нас, грешных, своими плодами, радует глаз яркими красками и многообразием форм, укрывает от солнечных лучей, – отозвался Виталий. – Хватит или еще?
– Все так. А откуда сырье берет для своей благой деятельности?
– Ты чего, старик?! Из земли, конечно, – нетерпеливо буркнул Виталий. – Ну и энергия Солнца…
– Вот именно, из земли. – Марк многозначительно поднял узловатый палец. – А земля что такое? Одно сплошное необъятное кладбище из останков людей, животных, растений, накапливающихся сотни, тысячи, миллионы лет. Вот и получается, что дерево в своей изначальной функции – падальщик. Пожиратель мертвечины.
– Знаешь, как классифицируются подобного рода умозаключения? – не удержался Виталий, – «смешно дураку, что ухо на боку».
– А ты погоди издеваться. – Марк ничуть не обиделся. – Вот, послушайте. – Он извлек из ящика своего письменного стола небольшую книжонку, открыл на заложенной странице. – Ну, вкратце, предыстория такова: некто Роджер Уильямс, известнейший подвижник за свободу вероисповедания, переселился в Америку в семнадцатом веке. Там же и был похоронен вместе с женой. Рядом с их могилой выросла могучая яблоня, приносившая ежегодно восхитительно вкусные плоды. Много лет спустя потомки, не забывшие заслуги подвижника перед Родиной, решили перезахоронить его останки и воздвигнуть ему памятник. Но, вскрыв могилу, к своему изумлению, никаких останков не обнаружили. Ничегошеньки, ни единой косточки! Дальше читаю, слушайте:
«Яблоня проникла корнями в обе могилы. Большой корень заполз в гроб в том месте, где находилась голова нашего героя, обогнул ее и вошел в грудную клетку, прошелся вдоль спины, проник в ноги… Корни, поглотившие чету Уильямсов, удивительно напоминали замещенные ими формы тел. Главные корни с множеством ответвлений и отростков очень были похожи на кровеносную систему. Сходство было настолько безупречным, что корни вынули и законсервировали. Они до сих пор хранятся в Историческом музее Род-Айленда…» Ну как? Что скажете?
Впечатлительный Лео даже побледнел от отвращения. А Виталий в сердцах сплюнул.
– Великая алхимия кудесницы-природы, – усмехнулся Марк. – Так что мы едим вместе с дивными ее дарами? Получается, все живое существует на Земле за счет поглощения и переработки отмирающей плоти. Хищник хоть поедает свежее мясо, растение – мертвечину. Отсюда вывод: вегетарианство – иллюзия, самообман. С плодами земли мы опять же поедаем чужую плоть, в худшем ее варианте.
– А ты предпочел бы, чтобы горы разлагающихся трупов похоронили под собой все живое? – возразил ему Виталий.
– Нет, конечно. Но мне как-то не очень улыбается, чтобы эти трупы скармлива-ли мне же.
– В любом случае, человечеству стоило бы поучиться у Природы, с такой ненавязчивой изобретательностью перерабатывающей и нейтрализующей собственные отходы. К тому же на твой пример ведь можно взглянуть и под иным углом, – заметил Виталий. – Каждого почившего Природа наделяет прекрасным живым памятником – кому травинку, цветочек, а кому целую яблоню. Каждому по делам его.
– А я думаю, – включился в разговор молчавший до сих пор Лео, – что через корни деревьев, по их стволам и ветвям поднимаются к небу души умерших. Не их ли голоса слышим мы в шелесте листвы?
– Очередной самообман, – отрезал Марк. – Человек склонен поэтизировать даже самые мрачные, самые отвратительные стороны жизни.
– Забавная мы компания, – ухмыльнулся Виталий: – Циник, философ и романтик. Полный комплект.
– Как же я мог забыть! – Лео хлопнул себя по лбу. – Мне же надо позвонить одному ученому. За день до своей смерти Ильич поручил. Говорил, что нашел гения и мечтал привлечь его к нашей работе. Я обязан исполнить его желание. Это мой долг перед покойным.
Порывшись в блокноте, он отыскал нужный телефон, позвонил и договорился о встрече.
– Ну вот и порядок. Будет ждать меня у себя завтра в три. Ах, если бы все в жизни так легко осуществлялось.
И снова наступила ночь, этот неотвратимо-неизбежный атрибут земной жизни. Убаюканный теплом постели, Лео бездумно смотрел в тускло белеющий во тьме потолок, пока веки не закрылись сами собой, суля сладкое погружение в объятия сна. Но перед глазами вновь вспыхнул жемчужно-голубой экран. В его глубине отчетливо проступило лицо немолодого мужчины с благородными чертами и устало-задумчивым взглядом светлокарих глаз. Его пышные волосы и брови были щедро пронизаны платиновыми нитями седины.
Мужчина склонился над письменным столом. Неведомый оператор, демонстрировавший Лео это немое ночное «кино», словно бы откатил свою камеру в дальний угол помещения (или тронул движок трансфокатора), перейдя на общий план и услужливо предоставив для обозрения всю комнату. Вспыхнул уже знакомый Лео луч. И не луч даже, а только яркое пятно света, перемещавшееся с предмета на предмет. Соскользнув с высокой старомодной этажерки, пятно задержалось на клетке, укрытой на ночь куском плотной темной ткани. Лео сознавал, что ткань непрозрачна, и в то же время отчетливо видел белого какаду, дремавшего в кольце с поджатой и спрятанной в теплых перьях лапкой.
О проекте
О подписке